Вся дорога до дома была словно в тумане. Мэлвин не стал ждать автобус и поплелся пешком. Вечерний воздух приятно обдувал лицо, освежая после долгого сидения в замкнутом пространстве. Парень старался не загружать голову мыслями, но эта дурацкая песня напомнила ему о недавнем сне, и теперь, связывая все вместе, успокоиться было невозможно.

Вскоре он уже отпирал замок входной двери своим ключом, хотя знал, что может позвонить и Касс ему откроет. Но достал ключ еще у небольшого круглосуточного магазинчика перед парком, просто по привычке.

— Что-то ты припозднился, — Касс вышел в прихожую из ванны, вытирая мокрые волосы небольшим полотенцем.

— Пошел пешком, — Мэлвин разулся и бросил ключи на полочку под зеркалом.

— Успели разгрести бумаги?

— Почти, — младший просеменил на кухню и сразу сунул нос в мультиварку, где еще утром оставил тушеное мясо с овощами, — слушай, Касс, я похерист?

— Чего? — прилетел вопрос из соседней комнаты.

— Ну, ты считаешь меня похеристом?

— Нет, конечно. Ты бухнуть успел что ли?

— Мне мама на днях приснилась.

Мэлл облокотился задом о столешницу, потирая глаза. Касс повесил полотенце сушиться и подошел к кухонному окну, забираясь на подоконник с ногами. Он ничего не спросил, чтобы младший мог продолжить:

— Мы просто сидели и разговаривали о чем-то, как вдруг она спросила меня, хочу ли я ее возвращения.

— И что ты ответил?

— Ничего.

Стянув, наконец, кофту, Мэлвин повесил ее на спинку стула. Он ужасно хотел есть, поэтому потянулся за тарелкой, чтобы положить себе еды. Касс молчал, зная, что друг продолжит начатое сам. Он пристально наблюдал за его движениями и пытался уловить настроение.

Усевшись с тарелкой за стол, Мэлл немного поковырялся палочками в рагу, прежде чем сказать:

— Я такой хреновый сын. Мой отец до сих пор не может отойти от случившегося, так часто просит приехать или хотя бы просто поговорить с ним. Бабушка только недавно перестала плакать и горевать. А я тут, учусь себе, работаю, живу в свое удовольствие, и ни черта мне не надо, — слюна начала накапливаться слишком быстро, и парень не успевал ее сглатывать. Он не волновался, нет. Но то, что рвалось из него сейчас, было мощным потоком невысказанных прежде слов. И кусок в горло уже не лез.

— А мне никто ничего и не скажет, — продолжил Мэлл, — мол, «он ведь еще ребенок, что ему тут сидеть рядом с нами, да сопли нам утирать. Он должен учиться, двигаться дальше». Боже, я чувствую себя так дерьмово после всего этого.

— Мэлл, не нужно, — Касс слез с подоконника, садясь напротив друга.

— Нет, нужно. Нужно, Касс. Я не могу так же сидеть там, закапываться в страдания и в то, что уже не вернуть. Я не хочу все время лить слезы и жалеть себя. Моя мама навсегда, навсегда, черт возьми, останется самым прекрасным человеком в моей жизни!

Мэлвин уронил палочки, закрывая лицо руками и не давая слезам упасть в тарелку, как это было раньше с бумагами. Старший передвинул стул, чтобы теперь уже сидеть рядом.

— И я не хочу заливать память о ней слезами. Она не заслужила этого, — продолжил парень, — но все словно видят во мне ребенка, который еще ничего в этой жизни не видел, ничего не умеет. Они лишь бросают свои сочувственные взгляды и пустое «соболезную».

Впервые за долгое время младший выглядел так, и Касс понял, как долго он пытался сдерживать то, что тлело внутри.

— Мэлл, ты не сделал ничего плохого, не загоняй себя.

— Я думал над тем вопросом, что задала мне мама, — Мэлвин вытер глаза рукавом рубашки и уставился в тарелку. — Знаешь, если она вернется абсолютно здоровой, без всех тех болячек, что преследовали ее, я готов буду бросить все ради нее, учебу, работу. Вернусь домой, если она попросит, буду вымаливать у нее прощение за все свои ошибки. Но если это будет очередное возвращение после больницы, — снова попытка сморгнуть слезы, — очередные лекарства и компрессы, продолжающиеся судороги и бессонные ночи, бесконечное состояние тревоги и страха… Нет, я не хочу. Я не хочу этого. Я не смогу больше смотреть на ее страдания, на все это дерьмо. Не смогу, не смогу.

Касс молча придвинулся ближе, обвивая тело друга руками и укладывая голову тому на плечо. Влажные кудряшки тут же оставили пятнышко на ткани рубашки.

— Я знаю, ты наверняка сейчас думаешь, мол, «как же так можно? Она ведь его мать, он должен хотеть ее возвращения в любом случае»! Но нет, Касс, я не хочу. Ты после этого не начал думать, что я все-таки похерист?

Младший шмыгал носом и растекался в чужих объятиях, но не отвечал на них. Он все еще упирался руками в стул и слушал мерное дыхание с плеча.

— Не начал, — полушепотом произнес старший, — и не начну. Не смей так говорить о моих мыслях, я никогда не думал о подобном. Ты знаешь, как сильно я любил и люблю Натил, сколько всего видел и как много раз помогал. Она моя семья. Как и ты. И я ненавижу, когда страдают мои родные. Я ненавидел то, что творилось между мной и моими родителями, ненавидел то, что творилось с твоей мамой. Мэлл, мы оба знаем, что это такое. И ты никогда не был гребаным похеристом.

Все пронеслось на одном дыхании. Теперь молчал младший, готовясь снова разреветься от слов друга. Он прекрасно понимал, что слышит правду, что зря загоняет себя, но продолжал делать это, словно упиваясь болью, которую сам же и ненавидел.

— Тебя никогда не волновало чужое мнение, — продолжил Касс после паузы, чуть отстраняясь, — а теперь тем более не должно волновать. Это только твое дело, как себя чувствовать, где быть и когда плакать. Это не касается никого, кроме тебя и твоей семьи. Сколько и чего бы они там ни говорили, случившееся — не их дело. Не думай об этом, мелкий. Никто из нас не сможет что-то повернуть к желаемой точке.

— Я знаю, — наконец выдавил из себя Мэлл, снова взяв в руки палочки.

— Не будешь загоняться больше? — старший поднял голову друга за подбородок и щелкнул тому по носу.

— Не буду.

Мэлвин подцепил кусочек свинины и отправил его в рот. Нос забило после плача, дышать приходилось тоже ртом, поэтому особо распробовать вкус мяса не получалось. Но сейчас главной задачей было забить желудок и избавиться от неприятного сосущего чувства.

— А чего это ты вдруг про сон решил рассказать? — Касс нарушил тишину после некоторого времени, проведенного в молчании.

— «Send Me an Angel»* сегодня услышал, — младший все еще жевал мясо с открытым ртом, теперь еще и пытаясь разговаривать, — у напарника заиграла, а я чуть не разревелся прям при нем. Он смотрел на меня, как на чокнутого.

Старший хмыкнул, вспоминая их совместный поход по магазинам пару месяцев назад. Тогда возле отдела с пластинками тоже заиграла эта песня, и Мэлл чуть не вылетел оттуда, таща за собой друга. Младший раньше не упоминал любимую песню мамы, поэтому старшему было невдомек, отчего его так потряхивало. Пожалуй, это единственная песня, настолько будоражащая маленькое сердечко.

— Ты не будешь есть?

— Поужинали с ребятами на работе, — Касс не удержался и снова пристроился к теплому плечу.

— Жалко, я-то думал, ты попробуешь это. Я вообще вкуса из-за соплей не чувствую.

Старший улыбнулся в десятый раз, замечая легкое подрагивание чужих рук.

Мэлл опустошил тарелку и повернулся лицом к другу, чтобы тоже положить голову ему на плечо.

— Спасибо тебе, — гукнул младший, вдыхая свежий аромат шампуня с курчавых волос и прикрывая опухшие от слез глаза.

Комментарий к Её песня

*Scorpions “Send Me an Angel”

========== «Расскажи обо мне» /Касс/ ==========

«Представьтесь, пожалуйста»

«Мэлвин Аттвуд, 20 лет. Студент Гонконгского университета, факультет социальной науки, кафедра психологии»

«Почему Вы выбрали именно нашу компанию?»

«Так как я изучаю психологию, мне интересны многие методики психологического анализа. А в вашей компании я могу…»