– Бегом к Гарри! - закричал лейтенант связному. - У нас есть брешь. Оборона прорвана!
Связной умчался. Через полчаса вся боевая группа уже двигалась вперед. Кельколово пало. Знаменитый треугольник, сформированный из железнодорожных веток из Городка в Мгу и в Шлиссельбург, находился в руках немцев. Поселок № 6 был взят штурмом.
В 16.00 3-й батальон овладел Синявином с расположенными там огромными складами боеприпасов и прочих предметов снабжения. С небольшого холма к северу от города просматривалась бескрайняя водная гладь Ладожского озера; дул легкий приятный ветерок. По озеру туда-сюда сновали суда разного тоннажа и назначения.
– Вперед, вперед, не останавливаться, - командовал Гоппе. Его группа взяла Поселок № 5 и вышла к Поселку № 1. Оттуда "Красная дорога" вела к "Красному мосту" через каналы и прибрежные железнодорожные ветки. Это был спинной мозг нервной системы Шлиссельбурга.
Ночь спустилась на поле боя. Поднимавшиеся над Синявином гигантские языки пламени освещали небо - на некоторых складах русских взорвались боеприпасы. К сожалению, мощнейшие взрывы нарушили также и коммуникационные линии между боевой группой и штабом дивизии.
На следующее утро, 8 сентября, немцам предстояло штурмовать Шлиссельбург. Но во сколько? Гоппе не знал, поскольку дивизия должна была согласовать время атаки с командованием эскадрилий бомбардировщиков "Штука". Но поскольку связь с дивизионным штабом прервалась, передовые части находились в сложной ситуации.
На западе, на близких подступах к Ленинграду, корпус начал генеральный штурм с первыми лучами рассвета 8 сентября. Но под Шлиссельбургом по-прежнему царила тишина. Когда встало солнце, город с его рвущимися ввысь церквями и шпилями, с мощными старинными укреплениями во всей своей строгой красе открылся батальонам Гоппе. Поросшая кустарником местность благоприятствовала атакующим. Но связи с дивизией все не было. 9-я рота провела разведку боем, выйдя к восточной окраине города.
В 06.15 унтер-офицер Бекeр докладывал командиру 3-го батальона:
– Восточную окраину города обороняют слабые части противника.
Совершенно ясно, что атаки отсюда, с тыла, русские не ждали. Похоже, немцам предоставлялся шанс - один из тысячи.
Гоппе терзали сомнения: атаковать или не атаковать? Если он начнет штурм и возьмет город, а тут появятся "Штука", последствия могут оказаться очень печальными. Но Гоппе не мог просто сидеть и ждать. Просто сидеть и ждать, ничего не предпринимая, было самым худшим - так говорилось в уставе. Лучше неправильное решение, чем никакого вовсе. Гоппе сделал соответствующие выводы.
Незадолго до 07.00 он приказал:
– Четыреста двадцать четвертый полк возьмет Шлиссельбург и через него выйдет к реке Неве шириной тысяча метров, в точке, где она вытекает из Ладожского озера, отделив Шлиссельбург от Шереметьевки, южный берег Ладожского озера от его западного берега. Начало операции в семь ноль-ноль.
Гарри разработал свой собственный план.
В 07.30 батальоны уже прорывались через слабую оборону на восточной окраине города. Неожиданная атака привела русских в замешательство.
В 07.40 унтер-офицер Вендт уже водружал немецкий флаг над колокольней церкви.
С самого начала штурма лейтенанты Фусс и Паули сидели перед переносной рацией, стараясь связаться с ближайшей батареей тяжелой артиллерии, дислоцированной в Городке. Существовала надежда через нее восстановить контакт со штабом дивизии.
Фусс уже в течение трех четвертей часа повторял и повторял в микрофон позывные. Вызывал, переключался на прием и вызывал снова. Ничего не происходило.
– Что, если мы не пробьемся? А если прилетят "Штука"?
Наконец в 08.15 батарея в Городке отозвалась. Они услышали.
– Это группа Гарри. Скорее сообщите в дивизию: Шлиссельбург уже взят. Надо остановить бомбардировщики. Как поняли меня?
– Поняли нормально.
Офицер на батарее немедленно передал сообщение по адресу. Пикировщики "Штука" уже взлетели, поскольку в штабе не рассчитывали начинать штурм силами группы Гоппе ранее 09.00. Большинство машин командование сумело отозвать, но одна эскадрилья ушла слишком далеко, чтобы новый приказ успел достигнуть ее. Через батарею в Городке Гоппе послали предупреждение об опасности.
Ровно в 08.45 в небе появились Ju-87. Солдаты Гоппе принялись подавать сигналы самолетам. Они пускали белые ракеты - здесь свои.
Увидят ли все это летчики? Не решат ли они, что это уловка? У них приказ бомбить Шлиссельбург.
"Штука" круто спикировали - стройно один за другим. Но вдруг один выровнялся, промчался над городом и сбросил бомбы в Неву. Остальные проделали то же самое. В последний момент сигнал командира эскадрильи достиг ушей пилотов. Гарри Гоппе и его люди вздохнули с облегчением. В 10.00 батальоны боевой группы Шверина также вошли в южную часть города.
Захват Шлиссельбурга означал, что Ленинград заперт с востока. Город, таким образом, превратился в остров, окруженный водой и войсками. Открытым оставался лишь один узкий коридор к западному берегу Ладожского озера, поскольку финны на Карельском перешейке все еще стояли без движения. Они ждали, когда немцы выйдут к Тихвину. Только после того Маннергейм собирался двинуться вдоль восточного берега Ладожского озера через Свирь и тем самым создать восточный клин охвата гигантского котла с Ленинградом в центре. К несчастью, цель оказалась недостижимой.
Падение Шлиссельбурга повергло в ужас советское Верховное Главнокомандование. Маршал Ворошилов делал все возможное, все, что было в его силах, чтобы вернуть себе этот важнейший для восточных коммуникаций пункт. Он отправил целые полки на десантных лодках и судах через озеро с западного берега к Шлиссельбургу. Одновременно он приказал атаковать с суши, от Липок.
Время от времени полк полковника Гоппе оказывался отрезанным. Русские стягивали все больше и больше войск. С немецкой стороны солдаты предвидели рост потерь. Некоторые также начали побаиваться, что окружение Ленинграда станет лишь иллюзорным после того, как с наступлением зимы замерзнет Ладожское озеро.
Оптимисты посмеивались над прогнозами пессимистов.
– С наступлением зимы? - переспрашивали они. - Да Ленинград падет задолго до первых холодов.
Но Ленинград не пал. Почему?
Потому что Гитлер и Верховное командование Вермахта решили не захватывать Ленинграда до наступления зимы, а просто, окружив, взять измором.
Как ни парадоксально это прозвучит, но именно так и случилось. В тот момент, когда была прорвана последняя линия обороны Ленинграда, когда немецкие передовые части штурмом овладели Дудергофскими высотами, когда захватили Урицк и Шлиссельбург, когда северная столица России, объятая страхом, беззащитная лежала перед колоннами наступающих, на пути у них вырос "красный сигнал светофора" - приказ ставки фюрера.
Вот как вспоминает тот момент генерал Рейнгардт, командир 41-го танкового корпуса, позднее получивший звание генерал-полковника: "12 сентября, когда войска уже вовсю предвкушали торжество заслуженной победы, точно холодный душ из штаба танковой группы пришла новость, что вместо штурма Ленинграда будет его блокада. Наступать предполагалось только до дороги Пушкин-Петергоф. В течение нескольких следующих дней 41-й танковый корпус должен был быть переброшен куда-то в другое место. Мы просто ничего не могли понять. В самую последнюю минуту солдат, которые делали все для победы, лишили венца победителей".
Унтер-офицер Фрич только постучал себя по лбу, когда командир 2-й роты 37-го танкового батальона сказал ему:
– Нас не пускают в Ленинград - отводят с передовой. Мне сказал радист в штабе дивизии.
– Вы того, спятили, - отозвался Фрич, прокомментировав таким образом свой жест.
Слухи о принятом решении просочились также и в 1-й танковый полк 1-й танковой дивизии. Но офицеры только мотали головами: "Такого быть не может. Разве для того мы шли из Восточной Пруссии к вратам Ленинграда, чтобы в последний момент развернуться и отправиться обратно, точно мы забрели сюда по ошибке?" Все только об этом и говорили, и все разговоры неизменно кончались одними словами: "Конечно же, такого не может быть".
