Всем сдавшимся военнослужащим Вермахта будут сохранены их форма, знаки различия и награды, личные вещи и ценности. Старшие офицеры могут оставить при себе шпаги и кортики.
Тем офицерам, унтер-офицерам и солдатам, кто сдастся в плен, будет сразу же гарантировано нормальное питание. Все раненые, больные и обмороженные получат медицинскую помощь. Мы ожидаем вашего ответа в письменной форме 9 января 1943 г. в 15.00 по московскому времени через представителя, лично уполномоченного вами, который должен приехать на штабной машине с хорошо заметным белым флагом по дороге из Конной к станции Котлубан. Вашего представителя встретят в 15.00 9 января 1943 г. уполномоченные советские офицеры в районе 8, в 0,5 километра к юго-востоку от обгонного пути № 564.
В случае отказа принять наше предложение о капитуляции, мы настоящим заверяем вас в том, что войска Красной Армии и Красных Военно-Воздушных Сил будут вынуждены приступить к ликвидации немецких войск. Ответственность за их гибель ляжет на вас". В листовке, которую сбрасывали вместе с текстом письма, содержалась, кроме того, зловещая строчка: "Любой, оказывающий сопротивление, будет безжалостно уничтожен".
Почему же 6-я армия не приняла предложения о капитуляции? Почему не прекратила своей бесполезной борьбы, пока солдаты сохраняли остатки как физических, так и моральных сил? Любой, кто обладал неплохим здоровьем, мог рассчитывать пережить русский плен. Вопрос это не перестает звучать и сегодня.
Паулюс даже в плену продолжал заявлять, что не принял по собственной инициативе решения о капитуляции потому, что в начале января видел стратегическую перспективу в продолжении сопротивления. Суть ее заключалась в том, чтобы, связывая крупные войска русских, защищать угрожаемый южный фланг Восточного фронта.
Ту же самую точку зрения и теперь высказывает генерал-фельдмаршал фон Манштейн. Он выражается совершенно ясно: "С начала декабря 6-я армия приковывала к себе шесть крупных советских объединений. Если бы в начале января Паулюс сдался, ситуация для двух групп армий - "Дон" и "Кавказ" могла обернуться катастрофой".
До недавнего времени этот тезис мог отвергаться как аргумент, выдвигаемый людьми, старающимися обелить себя. Сегодня, однако, приходится смотреть на это под другим углом. Советские маршалы Чуйков и Еременко в своих мемуарах полностью поддерживают точку зрения Манштейна. Чуйков сообщает, что в середине января армия Паулюса приковывала к себе семь советских армий. Еременко совершенно ясно дает понять, что необычное предложение, сделанное Паулюсу 9 января - предложение о "почетной капитуляции", - было продиктовано надеждой на высвобождение семи советских армий, чтобы двинуть их на Ростов с целью разгрома южного фланга немецкого Восточного фронта. Решение командования 6-й армии драться до конца скомкало планы противника. Имеет или не имеет эта жертва смысл с точки зрения политической оценки войны - уже другой вопрос.
Но в намерении не сдаваться Паулюса подкрепило и еще одно обстоятельство. 9 января генерал Хубе вернулся в котел после беседы с Гитлером и доложил, что фюрер, а также офицеры Главного командования сухопутных войск сказали ему о планировавшемся новом деблокировочном наступлении с запада. Пополненные танковые формирования уже были приведены в движение и сосредотачивались в районе к востоку от Харькова. Предстояло полностью реорганизовать воздушные поставки снабжения. Подобно зимнему харьковскому кризису 1941-1942 гг., считал Хубе, Сталинград тоже можно превратить в великую победу. Предпосылкой, естественно, служило то обстоятельство, что южный участок Восточного фронта выправился и группа армий "Кавказ" отходила в порядке. По этой причине 6-я армия должна была продолжать держаться - если придется, постепенно сокращая площадь котла до зоны застройки Сталинграда. Это была гонка за время.
Новости Хубе совпадали со сведениями, которые доставил в Сталинград майор фон Белов, начальник оперативного отдела 71-й пехотной дивизии. Белов, теперь офицер Бундесвера, находясь в Сталинграде в сентябре 1942 г., заболел, и его по воздуху переправили в Германию. 9 января он возвратился в котел вместе с Хубе.
Перед возвращением, в конце декабря, Белов побывал в Главном командовании сухопутных войск. Там генерал-майор Кизингер, начальник оперативного управления, и Цайтцлер, начальник главного штаба, дотошно расспрашивали Белова относительно возможности атаки с запада через Дон в районе Калача. У Белова создалось впечатление, что Главное командование сухопутных войск смотрело на положение 6-й армии с оптимизмом и считало шансы на успех новой деблокировочной операции вполне благоприятными. Прежде чем разрешить майору уйти, генерал Цайтцлер произнес такие слова:
– Конечно, офицеров Генерального штаба у нас в Сталинградском котле хватает. Но если я не отправлю вас туда, они могут подумать, что мы уже списали их со счетов.
Принимая во внимание стратегическую обстановку, с одной стороны, и проблески надежды - с другой, можно ли винить Паулюса в том, что 9 января он отклонил советское предложение о капитуляции? 8. Конец Последний удар советских войск - Дорога к Питомнику - Конец Южного котла - Паулюс отправляется в плен - Штеркер продолжает драться - Последний полет над городом - Последний хлеб для Сталинграда.
Как и обещал Рокоссовский в своих листовках, 10 января, через двадцать четыре часа после отклонения предложения о сдаче в плен, началась советская полномасштабная атака на находившиеся в котле немецкие войска. То, что случилось потом, военная история видела только дважды: в одном случае у русских, в другом - у немцев, когда голодающие, плохо экипированные войска, отрезанные от всех коммуникаций, противостояли численно превосходящему их противнику, дрались с беспримерной яростью и храбростью. Так было прежде, в Волховском котле, когда советская 2-я ударная армия сражалась до полного своего уничтожения. Безжалостными, такими, как бои в холодных лесах по берегам Волхова, стали и последние схватки в Сталинграде. Только роли поменялись. Страдание, нужда, отвага и горе - остались.
Советы начали атаку на окруженных в котле с чрезвычайной свирепостью. Зенитчики Люфтваффе со своими 88-мм пушками на передовых рубежах пытались остановить танковый вал. Они бились до последнего снаряда и подбили огромное количество вражеских танков. Но наступающие смяли пехоту на ее позициях. Русские прорвались сразу в нескольких местах. Число боевых потерь в вымотанных немецких частях росло с каждой минутой, как и количество обмороженных. Температура достигала 35 градусов ниже нуля, и вьюга мела по степи.
На западном фронте очаги сопротивления батальонов из развернутых там дивизий походили на острова в океане. Одной из таких дивизий была австрийская 44-я пехотная дивизия, оборонявшая подступы к жизненно важному аэродрому Питомник. Любой, кто рассматривает Сталинград только с точки зрения человеческих страданий, нужды, ошибок, самонадеянной гордыни и глупости, должен бросить взгляд на эти батальоны - например, на один из многих, 1-й батальон 134-го пехотного полка.
Его поредевшие роты окопались на высотах перед Бабуркином. Совсем недавно, в середине декабря, командир батальона майор Поль получил Рыцарский крест. Вместе с наградой генерал Паулюс послал майору небольшой пакет, на котором собственной рукой написал: "С наилучшими пожеланиями". Внутри находились буханка хлеба и банка селедки в томатном соусе драгоценный дар для Сталинграда в то время, вполне совместимый с высокой наградой за храбрость.
Вооруженный карабином Поль сидел в окопе, как и все его солдаты. Севернее расчет последнего крупнокалиберного пулемета расстреливал ленту за лентой. "Никто не заставит меня уйти оттуда, господин майор", - сказал унтер-офицер Полю несколько дней назад. Прозвучала еще одна очередь, и пулемет умолк. Солдаты видели, как русские бросились на позицию расчета. Короткая рукопашная, последняя драка прикладами и шанцевым инструментом - и все. Всю ночь батальон продолжал удерживать позицию, поддерживаемый 46-м дивизионом противотанковых штурмовых орудий - несколькими 20-мм зенитками и тремя трофейными советскими 76-мм пушками.
