И тут в коридоре включился общий свет. Когда Андрей успокоился и решил было, что все позади, они подняли шум, и теперь их пришли спасти, его противник вернул ему удар: прямым в челюсть сбил на пол, потом досадливо ударил ногой в ребра и, подумав, прибавил еще два таких же удара, но слабее.

***

В больнице были одиночные палаты, вот они больше напоминали карцеры. Туалет был тут же, за дверью, но комната провоняла канализацией. Окна - закрашены белой краской на треть, как обычно делали в раздевалках. Выйти было нельзя, комната запиралась снаружи, завтрак принесли сюда, в столовую не выпустили. Но и терапии сегодня не было.

Есть Андрей побоялся - казалось, что вся санчасть наплевала ему в кашу.

Вскоре появился доктор - средних лет женщина. Красивая и ухоженная, всем своим видом призванная вернуть пациентам любовь к женскому полу. Она говорила с другими пациентами, иногда дружелюбно спрашивала о настроении и у Андрея. Хотя ему казалось, что всякий раз она не узнавала его, останавливала наобум.

- Андрей, я изучила вашу карту. Вы тут недавно, еще не успели во все правила вникнуть. Понимаете, Андрей... Нельзя нападать на медперсонал. Это ужасно. Вы же не звери.

- Я защищался.

- Он не пытался вас ударить.

- Но он пытался ударить не меня.

Она опустила на колени руки с ухоженными пальцами. Андрей сидел на кровати под окном, он нервничал так, словно оказался в полиции по обвинению в нападении на одного из сотрудников.

- Андрей, они санитары, - мягко возразила она. Словно с ребенком разговаривала - вот-вот за ремень возьмется, если не помогут слова. - Они тут для порядка. Они сорвались, это нехорошо. Но вы, Андрей, должны были бежать на пост, предупредить медсестру, дежурившую по вашему этажу. А так получается, что вы не справедливости хотели, а кого-нибудь ударить. И мне придется запереть вас тут.

- Как насчет тех санитаров? Разве наше существование не... не неприятно вам?

Она не понимала. Смотрела удивленно, чуть наклонив голову, ожидая, пока он объяснит.

- Они собирались изнасиловать его, - выпалил Андрей раздраженно, но на лице собеседницы появилось понимание.

- Вы об этом... Насколько я знаю, для этого хотели использовать швабру. Так что я не могу приписывать им гомосексуальные наклонности. Агрессию и отсталость в развитии, да. Отпуск на пару месяцев и перевод в другую часть - тоже. Но я не...

- То есть они напали, и им отпуск? - возмутился Андрей.

- Послушайте. - Снова на губах появилась искусственная улыбка, но такая идеальная, что ее линейкой можно было замерять в учебники для эталона. - Вы поступили очень хорошо и благородно. Неправильно немного. Ваш поступок можно было бы назвать героическим, если бы вы обратились к сестре, а не полезли с кулаками. Но я учла ваш возраст и то, что вы тут недолго и еще не поняли так называемые негласные правила. Но по этим правилам я должна продержать вас тут какое-то время. Андрей! - она повысила голос, когда он отвернулся, заставила снова смотреть на себя. - Вы хороший парень, Андрей. Мне очень жаль, что вы оказались здесь. Я надеюсь, что вы поскорее вылечитесь и сможете вернуться к семье. Когда-нибудь на темной улице так же спасете красивую девушку и создадите с ней чудесную семью. Давайте вместе постараемся, чтобы такое счастливое будущее у вас и было.

***

Всю жизнь словно в океане жил, а тут в маленькое озеро попал. С затхлой водой, своими правилами. Сначала радовался, что больше никаких процедур с током, потом оказалось, что карцер - тоже своеобразная пытка. Попросил книгу, и ему принесли в растрепанной обложке один из женских романов, тошнотворных настолько, что лучше было прочитать новостную газету с ее приторным лицемерием. Но два дня не приносили больше никаких книг, хотя Андрей просил, врал, что прочитал. На неправде его не подлавливали, улыбались и все равно ничего нового не приносили. На третий день, готовый от скуки лезть на стену, прочитал и этот роман, к концу с досады швырнул о стену. И на следующий день ему вручили еще один такой же, даже обложки были похожи.

Всего лишь неделя карцера растянулась для него так, словно месяц там отсидел.

Кровать Александра пустовала. Егор отвернулся, стоило в палату войти, Эдуард заспешил курить. Кровать Саши не казалась пустой и освобожденной для нового пациента - тут оставались кружка, тетради, пачка сигарет полуоткрытая и нетронутая. Но заправлена была бережно, словно на ней давно никто не спал. Пришло осознание того, что натворил - Александру здесь не место. Люди вроде него сидели в тюрьме, а его запихнули сюда. После того "нападения" его дело вполне могли пересмотреть и перенаправить в настоящую тюрьму. И при мысли об этом неприятный холодок пробежал по позвоночнику. Андрею показалось, что все не так плохо с ними в больнице, все-таки вокруг люди, не звери. Он слышал о том, что происходило в тюрьмах. Оказаться там ему все равно что быть выброшенным в ад.

Вернулись и процедуры. На первом же сеансе после карцера ему не привязали руки, вышли за дверь санитары, чего раньше не случалось, как-то счастливее выглядел доктор. И на экране, на котором до этого показывали порно, появилась мама. Ком тошноты подкатил к горлу, рефлекторно дернулся, но разряда не было. Только видео с мамой, спокойной и грустной.

- Здравствуй, Андрей. Ты, наверное, себе всякой ерунды тогда напридумывал. Но мне объяснили, я была не права. Все равно, что выгонять тебя из дома, если бы у тебя вдруг туберкулез обнаружили... Или СПИД. Я правда надеюсь, что ты и их не подхватил. Они сказали, что это лечится. Шансы пятьдесят на пятьдесят, но надо, чтобы и ты тоже захотел вылечиться. Показали этот ваш санаторий... Не так все страшно, вы там гуляете. Столько пидоров в одном доме, чем только думают?.. Ты вот что, ты знай, я Сереже сказала, что ты заболел. Что нам к тебе нельзя, чтобы не заразиться. Сережа думал, что тебя посадили... Насчет себя не определилась, но Сережа тебя ждет. Да и я, куда я денусь... Ты давай только... Выздоравливай.

Андрей плакал, спрятав голову, опустив ее к коленям. Доктор гладил по спине так, словно понимал что-то.

- Ну-ну, - успокаивал он. - Видишь, как тебе повезло. Я тут давно работаю. Редко кого обратно ждут, часто просят наоборот никогда не выпускать.

"Повезло". Андрей никогда бы не подумал, что это слово может быть таким жестоким. Когда он уже успел успокоиться, втянуться в ритм больницы, привыкнуть к этому месту как к новому дому, его откопали из этой могилы. Отряхнули от земли, поправили волосы и бросили к матери. А гнить-то он от этого не перестал. Мама ждет не его, мама ждет того, кто выйдет отсюда "здоровым", и кем Андрею никогда не стать.

Утром в палату заглянул доктор, один из многочисленных, что сновали по больнице. Объявил, как детям:

- Сегодня будет прогулка в саду.

Радости не выразил никто - закряхтел Эдуард, словно его куда-то на каторжные работы отправляли. Отвернулся Егор.

- А почему раньше никто в саду не гулял? - просто так, в пустоту спросил Андрей, словно рыбацкую леску забрасывал. Эдуард, искавший тапки под кроватью, ответил: