Павел Семенович заметил этот порыв, обернулся со страхом в глазах, но останавливать не стал. Так и замер между двух огней. Пружина с волной черного пламени как взвились в Андрее, так и погасли. Перед ним был не тот человек, в которого ему не посчастливилось влюбиться. Этот не смог бы утихомирить целый класс младшеклассников одним только взглядом. Этот был сломленный, и только теперь до Андрея дошло, что сломало физика не пребывание здесь - слишком мало времени прошло. Сломало собственное предательство. Словно он пытался гранату в Андрея бросить, но взрывом ученика только задело, а Павла Семеновича разорвало. Это была не прежняя любовь, на смену чувству через ненависть пришла жалость. И Андрей, спокойный, сел обратно. Он за всю свою жизнь не переживал такой бури эмоций, как за эти несколько секунд. Словно в его озере с тухлой водой вдруг поднялось цунами. А теперь снова была спокойная водная гладь.

- Мне ужасно стыдно перед тобой. Мне многого стоит просто заговорить с тобой, но спустить все на тормозах будет еще хуже, - признался Павел Семенович шепотом, убедившись, что санитар ушел.

- Мне ничего не нужно.

- Нужен. Якорь. Все свои ты растерял, когда попал сюда, а нового не нашел.

Казалось, Павлу Семеновичу правда становится лучше просто от того, что они разговаривают. Но этот учительский тон раздражал.

- Возможно, - согласился Андрей. - Но не от тебя.

***

Один в комнате да при ночном освещении Андрей ощущал себя как на подводной лодке, что шла ко дну. Люди в больнице сменялись, не только персонал. Иногда привозили кого-то нового, иногда куда-то пропадали другие пациенты. Наверное, их выписывали, потому что Андрей знал, что такое точно бывало. Видел, как люди радостно поздравляли докторов, обещали заглядывать и уходили с коробкой своих вещей сами. Эти люди для него, Андрея, были как выздоровевшие от смертельной болезни, от которой он сам безнадежно постепенно умирал.

Он знал, что девушек тоже лечили, в других клиниках, и боялся представить, как лечение проходит там. Но в любом случае, к ним почему-то не было такого пристального внимания и тревоги у общества.

Где-то снаружи по-прежнему кипела жизнь, жили люди. Андрей впервые заметил снаружи, под фонарями, первые желтые листочки. Сколько доктор сосчитала? Четыре месяца?

"Еще одно лето потрачено", - сам себе сказал Андрей. Это должно было стать шуткой. Что-то о том, что все три месяца лета провалялся на диване, вместо того чтобы путешествовать, купаться, не спать ночи напролет. Быть свободным.

Но еще одно лето было уже неважным.

Потому что больше Андрей никуда не спешил.