А потом понял, что снова ведет себя как "диванный революционер" - ждет, что кто-то придет его спасти, кто-то заступится и что-то сделает за него.

Видимо, задремал. Разбудил его Саша, окликнул шепотом, и Андрей обернулся на кровать Егора - того в палате не было, четвертая так и пустовала. Для чего Саша шептал, от кого скрывался?

Он жестом подозвал к окну, сам встал не напротив, а ближе к стене, чтобы с улицы его сложнее было рассмотреть. Поддавшись этой игре в шпионов, Андрей тоже выглянул осторожно, от подоконника. Во дворе у крыльца стояла дорогая черная машина. К ней катился мужчина, похожий на колобка, в строгом костюме и причесанный гладко, как для репортеров. Он обернулся, подождал кого-то. Водитель открыл дверцу, и колобок вкатился на заднее сидение, тут же отстранился вглубь салона, чтобы уступить место рядом с собой. На это место сел такой же ершистый, раздраженный и совсем не выглядевший довольным Егор. Андрей моргнул, перестал прятаться. Выпрямился и даже помахал вслед, пока Александр глухо смеялся, словно по-прежнему притаился от кого-то.

- Вся жизнь впереди, - кивнул Андрей, глядя, как отъезжает машина.

- Долгая и счастливая, - поддакнул Саша, совсем как мальчишка, хотя в темных волосах уже прогладывалась преждевременная седина.

***

- Чувствовать себя несвободным не то чтобы нормально, но вы ведь и являетесь свободным, Андрей, - психолог выглядела как женщина из порно с доктором, и даже халат так облегал фигуру, что, казалось, шился на заказ. - Свобода и нормальная жизнь - как награда за то, что вы сможете побороть себя. Ну, право, как вас такого к людям выпускать? У вас же брат младший. Не боитесь за него?

- Нет, не боюсь, - Андрей покачал головой, хотя на доктора и не смотрел. Сидел, сцепив руки в замок, опустив плечи. - Вы все к нам относитесь как к потенциальным маньякам или животным, которых надо выдрессировать... Но я не болен. Мы все тут не больны, и во всем мире это было признано уже давно, а мы отчего-то решили вернуться к прошлому. Скоро совсем в каменный век скатимся... Или в монархию.

Рискнул поднять голову - доктор улыбалась идеально накрашенными губами. Казалось, им пластическую операцию делают за счет больницы, потому что отличный внешний вид тоже залог "выздоровления".

- Сумасшедшие тоже не всегда себя таковыми признают, но здоров ли человек, решает доктор. Андрей, вы тут уже четыре месяца, а мы никак не можем начать ваше лечение, потому что вы отказываетесь признавать, что вам нужна помощь.

- Если электрошок, рвотное, необходимость спать с кем-то против своей и ее воли - только начало лечения, то я останусь на этом этапе.

- Жаль, - она сделала пометку в блокноте. - Но вы сами лишаете себя своей же свободы, Андрей.

***

Готовили под новых пациентов пустые койки. Когда Андрей вернулся в палату, ему сначала показалось, что Саша переберется на одну из них - ближе к углу комнаты или к двери, на койку Эдуарда. И спустя несколько секунд понял - Саша собирал вещи.

Саша не должен был находиться здесь, его всегда могли перевести в тюрьму за какие-то провинности, просто придумать дело, по которому готовы были посадить. Поэтому при виде мрачного соседа по палате, при виде коробок Андрей едва не запаниковал от страха за него.

- Куда? - спросил он, словно Саша из его квартиры уезжать собирался. Тот примял вещи, чтобы в коробку поместилось больше, ответил мрачно:

- В другое отделение. Под Таганрогом.

Страх немного отпустил - такая же больница. Это - тоже ад, но не самый центральный его круг.

- Разве у нас мест не хватает? - Андрей перевел взгляд на пустующие койки. Так было не только тут, но в других палатах оставалось трое пациентов минимум. Двоих в палате запрещено оставлять надолго.

- Хватает, - Саша пожал плечами. - Они решили, что мы слишком подружились. Не по правилам. Никогда не задумывался, почему полная больница геев, но никто не ходит тут за ручку?

- Потому что за это и в карцер можно, - пожал плечами Андрей. - Погодите-ка... но они ведь знают, что ты тут не поэтому. И я... я же просто как к другу.

- Все знают, - кивнул Саша, остановился. Осмотрелся, все ли забрал. - Но машина работает. Даже если шестеренки понимают, что происходит, раз дружба запрещена, то... уж извини, под Таганрог. - Вздохнул и продолжил уже бодрее: - Никогда там не был. Я ведь третий год тут. Хоть какая-то смена обстановки, хотя, конечно, шило на мыло.

- Но ведь не тюрьма, - попытался подбодрить Андрей.

- Ага. И ведь не девяностые, - передразнил Саша, рывком поднял нетяжелую коробку, понес к двери. У нее остановился, развернулся сказать напоследок: - Ты хороший человек. Но ты и провел тут всего несколько месяцев. Постарайся, чтобы хоть это в тебе они не сломали. А с мужиками ты или с бабами любиться будешь - это уже вторично.

***

Остаться одному в комнате, в которой кто-то был всегда, оказалось страшно. Словно Андрею снова было пять, и он снова оставался один дома. Всегда включенный свет, стеклянное окошко в двери, из которого было видно все уголки в палате, не давали остаться в полном одиночестве, чтобы позволить себе хотя бы просто пар выпустить, а идти в уединенные комнаты, объявляя медсестре, что надо подрочить, ох как не хотелось.

И все же он оставался в палате. Он запоминал ее такой, пустой. Вспоминал всё, что знал о своих соседях, товарищах по несчастью, и представлял, как они теперь живут, как чувствуют себя. Где-то за границей по-прежнему был цивилизованный мир, казавшийся Андрею сейчас раем.

Когда скрипнула открывшаяся дверь в палату, Андрей воспринял это так, словно это была железная дверь в его квартиру. И будто была она раньше крепко заперта. Павел Семенович остановился, пригвожденный его взглядом, остался мяться в дверях и все никак не мог подобрать слова.

- Слышал, что твой последний сосед съезжает... Говорят, вас заподозрили в...

- Чего надо? - перешел сразу в атаку Андрей. После любви проще всего ненависть. Не надо никого забывать, ничего внутри остужать, просто огонь становится черным, так же жжется, даже еще сильнее.

- Ты ведь знаешь? - У Павла Семеновича опустились плечи, весь он сжался, осунулся, будто удара ждал.

- А я больше никому и не говорил, - подтвердил Андрей.

- Я виноват перед тобой.

- Эй, что тут происходит? - откуда-то из коридора послышался голос санитара, и бывший учитель распахнул дверь, показал, как далеко они друг от друга, залепетал:

- Просто разговариваем.

Андрей вскочил, словно в нем пружина распрямилась. Он собирался прокричать, что этот человек совращает его, склоняет к сексу, заберите его. Отомстить, сдать бывшего учителя, потому что за попытку гомосексуальной связи внутри больницы могли и в карцере запереть. И уж конечно после отбытия наказания бывшего физика отправили бы тоже куда-нибудь в другую лечебницу. В глушь.