— Важные сообщения, товарищи! — едва успев поздороваться, говорит гость. — Скоро у вас очередной сеанс радиосвязи?

Спустя некоторое время все, что сообщил Эм-эм, зашифровывается и радиосигналами посылается в Крымский штаб партизанского движения, в разведотдел Четвертого Украинского фронта и Отдельной Приморской армии.

Лес: «Булатову. Десятого апреля с восьми до тринадцати часов у командующего румынским корпусом генерала Шваба проходило совещание. Приняли решения: первое, в случае большого прорыва с Севера Крыма, оттягиваются войска из Керченского полуострова и в первую очередь пятый немецкий корпус генерала Сикета и третья румынская ГСД для переброски в район Джанкоя, шестая румынская кавдивизия и три саперных батальона… — на подготовленную линию в район Парпач — Ак-Монай для прикрытия этого маневра».

Большая земля: «Каковы планы противника по обороне?»

Лес: «В случае дальнейшего нажима советских войск отступление производится в следующем порядке: один день до Джанкоя, один день… до Курмана, один день… на линию между Биюк-Онларом и Сарабузом. Примерная линия: Евпатория — Китай — Ново- Царицын — Ислам — Терек — Феодосия. На этом участке будут держаться до крайности, чтобы обеспечить эвакуацию на Севастополь.

…Гитлер издал приказ номер сто: что невозможно эвакуировать — уничтожить».

Большая земля: «Укажите источник. Это важно».

Лес: «Эти данные получены сегодня ночью от офицера штаба румынского корпуса Михайлеску Михаила, присутствовавшего на совещании в качестве технического исполнителя… От него получены также данные о дислокации немецких и румынских войск в Крыму по состоянию на 9 апреля. Сегодня высылаем самолетом» [108].

На Песчаных холмах, в двух километрах юго-восточнее Старого Крыма, стоят силы Восточного соединения.

Командир соединения Владимир Кузнецов вместе с комбригами Николаем Котельниковым и Александром Куликовским ищут выход из создавшегося положения.

Накануне, вечером 11 апреля, 3-я бригада разбила немецкий гарнизон в Изюмовке, закрепилась во дворах и, оседлав шоссе Феодосия — Симферополь, преградила путь отступающим гитлеровцам. Невидимые в ночной темноте, партизаны подпускали колонны пехоты, вереницы грузовиков, батарей и в упор расстреливали их. Падали сраженные немцы, слетали в кюветы машины, сдавались пленные. В руках партизан отряда Бахтина оказалась артиллерийская батарея вместе с батарейцами-румынами.

Но вот гитлеровцы развернули пушки, выдвинули вперед танки и ударили по Изюмовке. С помощью бронированного тарана им удалось оттеснить партизанский заслон.

Когда рассвело, партизаны увидели: по шоссе идут вражеские колонны, тянутся они через Изюмовку, через Старый Крым.

Острее всех переживает неудачу Владимир Кузнецов. Как же быть? Что предпринять?

— Что думаешь делать, Николай Кузьмич? — обращается он к Котельникову.

Тот молча глядит на колонну фашистов, бесконечной лентой растянувшуюся по шоссе, потом, подумав, отвечает:

— Эту колонну можно поломать. На дороге такая мешанина: машины, повозки, батареи. Если ударить похлеще в бок этой армаде…

— Давай!

Вскоре отряд Кушнира и Шевкаленка разделился на три группы и пошел в сторону Изюмовки, нацелившись на восточную ее окраину. А Карвелашвили и Чачхиани, образуя своим 7-м отрядом левый фланг, двинули в центр села и западную его часть.

Партизанский удар пришелся, как и рассчитывал Котельников, в бок колонне. Машины остановились. Одни нырнули в кюветы, другие окутались дымом. Задние, пытаясь развернуться, создали пробку и, брошенные водителями, тоже застыли на шоссе. А солдаты и командиры, беспорядочно отстреливаясь, побежали по полю. Там их настигали меткие партизанские пули…

Но вскоре фашисты пустили на партизан еще три танка. Бьют фашисты по партизанам огнем артиллерии, минометов и пулеметов. Обстреляв заслон, пытаются возобновить движение.

Начались контратаки немцев в 5 часов утра. Нелегко партизанам стоять в заслоне. Но стоят. Держатся.

Лес: «Дорогу закрыли 5 часов утра двенадцатого. Движение прекращено.

Кузнецов».

Большая земля: «Обозначьте свое расположение знаками для ориентировки наших летчиков».

Лес: «Вас поняли. Передаем предварительные итоги боев за Старый Крым: уничтожено: орудий — 4, автомашин — 92, повозок — 73, танков — 3, бронемашин — 1, автобусов — 2, солдат — 559, пленено — 30»[109].

Перед вечером в Старый Крым с запада ворвались немецкие танки. Потеснив 3-ю партизанскую бригаду с северной окраины города и заняв улицы Северную, Армянскую и Сулу-Доре, фашисты в упор бьют по домам из пушек, чинят дикую расправу над населением. Вот уже танки подходят к Изюмовке. Усилился огневой удар. А в Изюмовском заслоне стоит только 4-й отряд. К двадцати двум часам и здесь создалось критическое положение: под натиском большой группировки немецких войск 4-й отряд вот-вот дрогнет.

Чтобы помочь отряду, командир соединения приказал поддержать его огнем пушек, захваченных Бахтиным. Выйдя на восточную окраину города, батарея ударила по фашистам, сгрудившимся на шоссе Феодосия — Изюмовка. Благодаря этому заслон продержался еще одну ночь.

К утру тринадцатого апреля натиск гитлеровцев ослабел. Не выдержав сокрушительных ударов Красной Армии и встречного партизанского огня, фашисты отступили. Часть их, обойдя Старый Крым, покатилась на юг, к морю.

Под Старым Крымом все стихло. А в 19 часов в город вошли советские танки. И как ни разгорячены были танкисты, как ни мчались они за бегущими гитлеровцами, но, заметив людей с алыми ленточками на шапках, остановились и, открыв крышки люков, соскочили на землю.

— Здорово, орлы-партизаны!

Сбегаются партизаны. Их опережают вездесущие мальчишки. Группа за группой высыпают на улицу жители. При виде воинов их лица светлеют, озаряются улыбками, в глазах вспыхивает радость.

— Наши родненькие! Наконец-то…

По городу идут советские танки. Движутся моторизованные войска: улица запружена людьми. Приветствия. Смех. Цветы.

В тот же день состоялась еще одна радостная встреча. Партизан Восточного соединения приветствовал маршал Ворошилов и поблагодарил за помощь.

Но в этот день партизаны испытали не только чувство радости. Гневом закипали их сердца при виде тех зверств и разрушений, которые фашисты причинили населению города.

Вот возле порога труп женщины. На руках у нее грудной ребенок. Головка его рассечена надвое. В соседнем дворе — мужчина и женщина, изрешеченные пулями. И у их пятилетнего сына штыком выколоты глаза. То же и в других дворах… Всего за одну ночь пятьсот восемьдесят четыре жертвы, среди которых двести детей.

Это — фашизм.

Вот на улице старик толкает перед собой детскую коляску. Его догоняет партизан 7- го отряда Сандро. У него на руках тоже ребенок. Мать его убита. Сандро несет дитя в штаб отряда: пусть комиссар Чачхиани решит, куда девать мальчика?

— А ваш спит? — обращается Сандро к старику.

— Спит вечным сном…

Партизан склоняется над коляской, откидывает одеяльце: лицо младенца проколото штыком.

На площади перед штабом сидят пленные немцы. Их много — тысячи две, а то и три.

— Отец! Пойдем туда!

И вот старик с коляской в толпе пленных; партизан раздвинул круг, поднял мальчика на вытянутых руках.

— Глядите! Мать его убита фашистами. Глядите, говорю вам! А вот в коляске ребенок заколот фашистом.

Пленные сидят молча. Некоторые прячут глаза, делают вид, что не слышат или не понимают. Сандро вскипает гневом.