Так же как и он, они возвращались по следам диких кобыл, на которые они только что выехали, когда он их заметил. Они ехали рядом, бок о бок. Видимо увлеченные каким-то интересным разговором, они не заметили догонявшего их одинокого всадника.

В отличие от него, они, казалось, не слишком торопились вернуться к обществу и ехали медленно; крапчатый мустанг то и дело замедлял шаг.

Их позы, их явное невнимание к окружающему и, наконец, их медлительность — все это настолько усилило подозрения капитана, что он почти потерял самообладание.

Подъехать галопом и грубо прервать их нежную беседу было первое, что пришло ему в голову. Еще раз он заставил свою измученную лошадь скакать быстрее.

Однако через несколько секунд Колхаун натянул поводья, как будто переменив решение. До всадников не долетел еще топот копыт его лошади, хотя капитан теперь был всего лишь ярдах в двухстах от них. До него уже доносился серебристый голосок его кузины, которая, по-видимому, говорила больше, чем ее собеседник. Как интересен для них был этот разговор, если они даже не заметили его приближения!

Если бы ему удалось подслушать, о чем они говорят! На первый взгляд казалось, что из этого ничего не выйдет. Но почему бы не попробовать?

По-видимому, они настолько увлечены беседой, что такая возможность не исключена. Трава саванны мягка, как бархат, и легкие удары копыт совсем беззвучны.

Колхаун был охвачен таким нетерпением, что не мог ехать шагом; но его рыжий конь охотно пошел иноходью, обычным аллюром лошадей Юго-Западных штатов.

Едва поднимая копыта над землей, почти скользя по траве, он продвигался бесшумно, но быстро — настолько быстро, что через несколько секунд уже догнал крапчатую кобылу и гнедого коня мустангера.

Тогда капитан заставил своего коня замедлить шаг и идти в ногу с ними; сам же он наклонился вперед и с напряжением прислушивался. Судя по его позе, он готов был разразиться самой грубой руганью или же, быть может, схватиться за нож или револьвер.

Его дальнейшее поведение зависело от того, что он услышит.

Но ничего не случилось. Хотя два всадника, поглощенные своей беседой, были глухи к окружающему, слух их лошадей оказался более чутким, и, когда усталый рыжий конь, перейдя ни шаг, тяжело ударил копытом, крапчатый мустанг и гнедой конь вскинули головы и громко заржали. План Колхауна потерпел неудачу.

— А! Кузен Каш! — воскликнула Луиза, обернувшись к капитану, и в токе ее прозвучало не столько удивление, сколько досада. — Ты здесь? А где отец, Генри и остальные?

— Почему ты меня об этом спрашиваешь, Лу? Я знаю о них столько же, сколько и ты.

— Неужели? Я думала, что ты выехал нам навстречу. И они тоже… Ах, твоя лошадь вся в пене! Она выглядит так, словно ты скакал на ней долго, как и мы.

— Ты права. Я с самого начала бросился за тобой в надежде помочь тебе.

— В самом деле? А я и не знала, что ты ехал за нами. Спасибо, кузен. Я только что благодарила мистера Джеральда, который тоже поехал за мной и любезно спас меня и Луну от очень большой неприятности вернее, от ужасной опасности. Представь себе, за нами погнались дикие жеребцы, и мы мчались от них, буквально спасая свою жизнь.

— Я это знаю.

— Так, значит, ты видел, как они гнались за нами?

— Нет. Я узнал об этом по следам.

— По следам? И тебе удалось разобраться в них?

— Да, благодаря разъяснениям Зеба Стумпа.

— О! Он был с тобой? И вы ехали по следам до… до какого места?

— До оврага. Зеб мне сказал, что ты перескочила через него. Это правда?

— Луна перескочила.

— И ты была в седле?

— Конечно! Что за странный вопрос, Кассий! — сказала она, смеясь. — Или, по-твоему, я должна была ухватиться за ее хвост?.. А ты тоже перескочил? — спросила креолка, внезапно Меняя тон. — И ехал по нашим следам дальше?

— Нет, Лу. От оврага я направился прямо сюда, предполагая, что ты вернешься раньше меня. Вот так мы и встретились.

Луиза, казалось, была удовлетворена этим ответом.

— Ах так! Хорошо, что ты догнал нас. Мы ехали медленно. Луна, бедняжка, очень устала. Не знаю, как только она доберется до Леоны..

С той минуты, как Колхаун присоединился к ним, мустангер не проронил ни слова. Без видимого сожаления он оставил общество молодой креолки и молча поехал впереди, снова вернувшись в своей роли проводника.

Несмотря на это, капитан не спускал с него испытующего взгляда. А когда Колхаун ловил — или думал, что поймал — восторженный взгляд Луизы, направленный в ту же сторону, его глаза загорались дьявольской злобой.

Длительное путешествие трех всадников могло бы привести к трагическому концу. Однако появление участников пикника предупредило такую развязку. Беглянку встретили хором восторженных возгласов, на время разогнавших другие мысли.

В поселке, возникшем вблизи форта Индж, гостиница была самым заметным зданием. Впрочем, это характерно для всех городов Техаса, выстроенных за последние сорок лет. Лишь в немногих старых городах испано-мексиканского происхождения крепости и монастыри господствовали над другими зданиями. Но и эти реликвии прошлого большей частью тоже превратились в гостиницы-таверны.

Хотя гостиница форта Индж и являлась самым большим зданием в поселке, тем не менее она была невелика и не представляла собой ничего примечательного. Едва ли она претендовала на какой-либо архитектурный стиль. Это была деревянная постройка в форме буквы «Т», сооруженная из обтесанных бревен. Продольную часть здания занимали комнаты для приезжающих, а поперечная представляла одно большое помещение, в котором находился буфет, или, как его называли в Америке, бар. Здесь пили, курили и, не стесняясь, плевали на пол.

Перед входом в гостиницу на дубу со спиленной вершиной раскачивалась вывеска, на которой с обеих сторон был изображен герой, нашедший славу в этих краях, — генерал Захарий Тейлор[28]. Под портретом — название гостиницы: «На привале».

Если вы когда-нибудь путешествовали по Южным или Юго- Западным штатам Америки, вы не нуждаетесь в описании буфета. В этом случае ничто не изгладит из вашей памяти бара гостиницы, в которой вы имели несчастье остановиться. Стойка тянется через всю комнату вдоль стены, на которой красуются полочки, уставленные графинами и бутылками, содержащими жидкость не только всех цветов радуги, но и всевозможных их сочетаний. За стойкой снует элегантный молодой человек — так называемый бармен; только не назовите его трактирщиком, иначе вы рискуете получить бутылкой по зубам, Этот элегантный молодой джентльмен одет в голубую сатиновую блузу, или в куртку из белого полотна, или, быть может, просто в рубашку из льнобатиста с кружевом, загофрированным бог весть когда. Этот элегантный молодой человек, смешивая для вас «шерри и коблер», смотрит вам прямо в глаза и разговаривает с вами о политике, в то время как лед, вино и вода, переливаясь из стакана в стакан, искрятся и создают что-то вроде радужного сияния за его плечами или же ореол, окружающий его напомаженную голову. Если вы путешествовали по Южным штатам Америки, вы, конечно, не забыли его? А если так, то мои слова напомнят вам его и окружающую обстановку: бар, которым он управляет среди полочек и разноцветных бутылок; вы вспомните стойку, пол, посыпанный белым песком, где иногда валяются окурки сигар и видны коричневые плевки; вы вспомните также и запах мяты, полынной водки и лимонной корки, жужжащие рои обыкновенных черных мух, мясных мух и больно жалящих москитов. Все это должно было врезаться в вашу память.

Хотя гостиница «На привале» и мало чем отличалась от других подобных заведений Техаса, она все же имела свои особенности. Ее хозяином был не оборотистый янки, а немец, вполне оправдывавший репутацию своих соотечественников, которые считаются поставщиками лучших продуктов. Он сам прислуживал в своем баре; и, когда вы входили туда, вам приготовлял напиток не элегантный молодой джентльмен с душистой шевелюрой и в рубашке с рюшами, а степенный немец, который выглядел так трезво, словно он никогда не пробовал — несмотря на соблазн выпить по оптовой цене — ароматных напитков, которыми угощал своих клиентов. Местные жители называли его коротко: «Доффер», хотя у себя на родине он был известен под фамилией Обердофер.