Надземная дорога в этих местах была новостью для Сюхэя, он удивленно озирался по сторонам. Сперва двойным рядом тянулись могучие бетонные столбы, но по мере приближения к району Сибуя появились мощные железобетонные балки, словно нависавшие над узкой, запруженной машинами мостовой. По обеим сторонам проспекта тянулись высокие деловые здания и магазины, для пешеходов, среди которых попадались и дети, были устроены тротуары, и все же Сюхэю невольно думалось, что эти улицы приспособлены только для движения автомашин, а людям здесь места нет…

Чтобы добраться до перекрестка Догэндзака в районе Сибуя, понадобилось сорок минут. «Если и дальше так пойдет дело, как бы не опоздать…» — забеспокоился Сюхэй, но при виде давки и толчеи на площади перед станцией электрички не решился выйти и остался сидеть на месте.

Теперь автобус ехал по проспекту Аояма. Сюхэй засунул руки в карманы плаща, закрыл глаза и, откинувшись на спинку сиденья, погрузился в смутные размышления. Ему вспомнилась газетная статья, прочитанная несколько дней назад. Токио — самый загрязненный город в мире, писала газета, два миллиона автомобилей ежегодно выбрасывают здесь в воздух семьсот тысяч тонн углекислоты, а заводы отравляют атмосферу, вырабатывая семьсот пятьдесят тысяч тонн ядовитых газов… Когда Сюхэй открыл глаза, ему показалось, что он воочию видит эту картину.

Он почему-то устал и незаметно для себя задремал. Внезапно опомнившись, он увидел, что автобус застрял у перекрестка Хибия, в самой середине бесконечной вереницы машин. До прихода поезда осталось всего восемь минут.

Вскоре автобус одолел перекресток и снова покатился вперед, но Сюхэй нервничал. То и дело поглядывая на ручные часы, он сердился на себя за то, что сел в этот автобус, ползущий, как черепаха. В квартале Юракутё автобус, теперь уже наполовину пустой, круто свернул под путепроводом влево и бежал теперь, очевидно, в районе Маруноути, потому что кругом тянулись новые высокие ультрасовременные здания. Сюхэю вдруг показалось, что он едет куда-то в неправильном направлении…

— Скажите, ведь мы подъедем к Южному входу, да? — приподнявшись, громко, взволнованно спросил охваченный тревогой Сюхэй у сидевшего наискосок от него шофера, как бы требуя подтверждения.

Усатый толстый шофер молча кивнул.

Наконец автобус прибыл к конечному пункту у здания Марубиру и подрулил к веренице других машин. По другую сторону площади виднелось старинное красное кирпичное здание Токийского вокзала. Сюхэй растерялся. Оказалось, что он ошибся — он был уверен, что Южный вход находится с другой стороны вокзала, в новом здании, выходящем на площадь Яэсугути. Часы показывали ровно одиннадцать тридцать.

Он прибежал на девятый путь, но опоздал. Поспешно вернувшись назад, спросил у шофера, как пройти ко входу Яэсугути, выскочил из автобуса и вместе с толпой пешеходов, расталкивая их на ходу, заторопился перейти широкую улицу, благо загорелся зеленый свет. Вчера он позвонил на вокзал в справочное бюро и на всякий случай удостоверился, что стоянка автобусов для пассажиров, прибывающих коллективно, находится на углу улицы Гофукубаси.

От Северного до Южного входа вдоль фасада вокзала расстояние было изрядное. Когда Сюхэй добрался до тоннеля, ведущего на площадь Яэсугути, он уже задыхался. Во рту пересохло, грудь так сдавило, что стало больно дышать. Он остановился, тяжело переводя дыхание, но стоять без движения тоже было немыслимо, и он снова медленно поплелся вперед.

Идущие сзади обгоняли его, спешившие навстречу — толкали. Миновав тускло освещенный тоннель с низким, нависающим над головой потолком, он очутился наконец в светлом, огромном вестибюле Токийского вокзала, выходящем на площадь Яэсугути. После прибытия поезда прошло уже семь минут…

Это было необычное помещение, с откровенно обнаженными опорными столбами, подпиравшими верхние этажи, где расположился вокзальный универмаг. Огромное светло-бежевые четырехгранные колонны, за которыми виднелся проход к перронам, тянулись двумя рядами с интервалом в пять метров. Сюхэй осмотрел все вокруг, потом, волоча ноги, дошел до Центрального входа, но группы, похожей на Отряд по уборке императорского дворца, нигде обнаружить не удалось. Делать нечего, — он снова вернулся ко входу Яэсугути и, избегая толпы в проходах, остановился возле одной из колонн, поближе к выходу на стоянку Гофукубаси. Отсюда хорошо просматривались толпы людей, спешивших с поезда и на поезд со стороны Яэсугути, а вдали, за вереницей колонн, виднелись казавшиеся совсем крохотными фигурки людей, входивших через Центральный вход. Большие электрические часы на другом конце вестибюля показывали одиннадцать часов сорок одну минуту…

Прошло уже одиннадцать минут после прихода поезда, было от чего нервничать, но Сюхэй решил все-таки подождать здесь еще немного. Спина ныла, во рту пересохло. И сам он, с этой своей тревогой и беготней, вдруг показался себе каким-то жалким.

Вдруг он заметил группу людей, приближавшихся со стороны Центрального входа. Сперва дальнозоркий Сюхэй не разглядел хорошенько, куда именно идут эти люди, но, присмотревшись получше, увидел, что они и в самом деле направлялись сюда. Группа была довольно многочисленная. «Уж не они ли?» — подумал Сюхэй и двинулся навстречу. Чем ближе он подходил, тем отчетливее видел идущих впереди двоих мужчин с лиловыми флажками в руках. Все еще сомневаясь, Сюхэй остановился в ожидании у одной из колонн.

Группа неторопливо приближалась, все несли громоздкие чемоданы.

Впереди, перекинув через плечо лиловый флажок на коротеньком древке, шел низкорослый, скуластый мужчина лет пятидесяти в черном пыльнике и фетровой шляпе. В левой руке он нес большой черный чемодан, на рукаве виднелась лиловая повязка. Такая же повязка была и у второго мужчины, шедшего рядом. Этот был крепкого сложения, лет сорока пяти, по виду — служащий. У него не было чемодана, в руке он держал флажок, выставляя его вперед. На лиловом полотнище выделялись две строчки иероглифов, написанных белой краской: «Отряд по уборке императорского дворца» и — маленькими иероглифами — «Префектура Ямагути».

Следом за возглавлявшими колонну мужчинами мимо Сюхэя неторопливой походкой один за другим стали проходить люди, специально приехавшие в Токио, чтобы навести чистоту во дворце императора. У Сюхэя вспотела шея, язык, казалось, присох к гортани. Он пришел сюда, чтобы встретить свою невестку, но невольно пристально вглядывался в каждого из проходивших мимо людей.

У всех без исключения на груди был приколот значок — большой лиловый искусственный цветок глицинии, все без исключения несли объемистую поклажу. Все пожилые, под шестьдесят. Женщин вроде бы большинство. Мужчины одеты по-европейски, женщины в праздничных кимоно.

Бесстрастные, морщинистые, загорелые лица, причудливо контрастируя со скромными выходными кимоно, безошибочно выдавали в них крестьянок. Попадались мужчины в кепках, в старомодных коротких пальто, некоторые в обеих руках несли узлы, завернутые в фуросики. Почти у всех были большие виниловые чемоданы и узелки. Сюхэй, ожидавший встретить группу, состоящую только из женщин, с удивлением увидел, что почти половину отряда составляли мужчины.

— Сюхэй-сан! — неожиданно послышалось рядом. Сюхэй опомнился. Перед ним, сощурив глаза в улыбке, низкорослая, в светлом кимоно, со значком на груди, стояла невестка О-Хацу с чемоданом в руках.

В последний раз он видел ее три года назад на похоронах жены.

Сюхэй почти силой вырвал у нее чемодан и зашагал рядом в конце колонны, извиняясь за опоздание и объясняя, что решил подождать ее здесь, по пути на автобус.

— А я уже беспокоилась, думала — не придете… Ведь я привезла вам моти… — Узелок с моти любезно согласился поднести один мужчина из их отряда. — Поскорее разберите их и сразу же положите в воду, ведь погода на дворе теплая… — говорила невестка.

Сюхэй с состраданием глядел на невестку, тащившуюся в самом конце колонны, и ему чудилось, словно на него веет ароматом родной земли.