В двадцать пять я на своем «Громовержце» прогремел на весь Ла-Манш. Корвет мой ходил под французским флагом. Однажды, когда я вернулся в свое шато после долгого морского путешествия, меня посетил некий английский джентльмен. Ему было поручено передать мне бумаги от маркиза Галифакса.

В ту пору я почти ничего не знал об отце и не догадывался, что у него есть еще один сын, от первой супруги, герцогини Аргайлской. Я получил от маркиза королевский указ, дарующий мне, согласно последней воле отца, титул баронета. Теперь я должен был именоваться сэром Уильямом Маклелланом и в качестве такового приглашался оставить французские берега и посетить маркиза в его замке Аргайл, на одном из Гебридских островов. До тех самых пор я не сомневался, что в моих жилах течет лишь французская кровь.

В фамильном замке брат дал мне понять, что я не должен поднимать оружие против родины отца.

Слава удачливого корсара, опередив меня, уже распространилась по всей Англии, корвет мой хорошо знали на английских берегах. Я дал согласие более не возвращаться во Францию и не воевать против новой родины, но остался в море – уже под британским флагом.

Так минуло несколько лет. Зимой, когда на Гебриды обрушиваются свирепые бури, я возвращался в свое гнездо, надежную и глубокую бухту у замка Аргайл. Во время одного из таких визитов я встретил леди Мэри Уэнтворт, знатную шотландку из рода герцогов Лорн. Я полюбил ее с первого взгляда. Она, знавшая меня как отважного корсара, разделила мои чувства.

Как мне предстояло убедиться, уже тогда маркиз Галифакс пленился нежным блеском этой северной жемчужины. Он не сомневался, что какой-то бастард не сможет с ним тягаться. И что же? Корсар победил. Наш союз казался решенным делом. Увы, я не ведал тогда, что так называемый брат без ума от моей невесты.

Мэри Уэнтворт открыла мне сердце лунной ночью на морском берегу, и скоро все было готово к свадьбе.

О, эта ночь!.. Обнявшись под луной, мы прислушивались к шуму волн. Вы, полковник, никогда не бредили морем. Вам не понять его великой поэзии. Божественные звуки…

Сэр Уильям, в сильном волнении шагавший по каюте, резко остановился, положил левую ладонь на рукоять сабли и продолжил дрогнувшим голосом:

– Я поплыл в Эдинбург за подарком для невесты. Да будет проклят тот день! Недельное путешествие разрушило мою жизнь.

– Но как? – спросил полковник Молтри.

– Семи дней маркизу оказалось достаточно, чтобы совершить самое подлое предательство.

Капитан вновь замолчал.

– Мистер Говард, – обратился он к помощнику, – налейте мне выпить. Горло так и пылает.

Старший помощник достал из поставца три бокала и, откупорив бутылку, полную янтарной жидкости, разлил вино по бокалам.

Корсар залпом опустошил бокал, несколько мгновений, не говоря ни слова, глядел на пенистые гребни позади корвета, а потом резко обернулся к гостю.

– Он похитил ее у меня, – прорычал капитан. – Похитил за пять дней до моего возвращения! И уплыл в Америку вместе с генералом Хау, которого поставили командовать немецкими наемниками, набранными в княжествах Гессен и Брауншвейг.

– Негодяй! – вскричал полковник.

– Не могу вам передать, что тогда со мной сделалось. Узнав, что войска генерала Хау отправлены в помощь бостонскому гарнизону, я сразу же собрал своих людей и отплыл за океан. Мы совершили безрассудный бросок через Атлантику, но, дойдя до Бермуд, узнали, что англичане уже достигли суши, а американские войска осаждают город. Отрекшись от новой родины, я снова стал корсаром и теперь утоляю жажду мести, сражаясь с кораблями, которые ходят под ненавистным мне британским флагом. И вот появляетесь вы, полковник, и я узнаю, что уже несколько дней леди Мэри Уэнтворт принуждают выйти за маркиза и она полагается лишь на меня. И я проникну в Бостон во что бы то ни стало!

Закончив говорить, он неожиданно склонился к открытому иллюминатору, сквозь который в каюту проникали солнечные блики:

– Черт! Пушечный выстрел! На мостик! Живо!

Когда все трое выбрались на палубу, корвет уже развернулся и теперь снова держал курс на американские берега. Поднявшийся ветер раздувал паруса, и судно шло со скоростью восемь-девять узлов в час.

Команда собралась на палубе и оживленно переговаривалась.

Корсар взошел на капитанский мостик и внимательно обозрел морские просторы в подзорную трубу.

– Ничего, – сказал он Говарду и полковнику. – А все-таки это был пушечный залп. Каменная Башка! – позвал он.

Тут же прервав задушевную беседу с неразлучным другом, Малышом Флокко, бретонец резвее лани подбежал к капитану.

– Ты слышал выстрел? – спросил его Корсар.

– Не слыхал, а слух у меня отличный. Никаких таких пушечных залпов.

– Что же это было? Раскаты грома?

– Ну нет, сэр Уильям. Туч нигде не видать.

– Так что же это было, по-твоему?

– Я бы сказал, капитан, что за нами наблюдают.

– С тех двух линейных кораблей?

– Да, и я готов прозакладывать свою трубку, что очень скоро мы снова их увидим. К счастью, ветер нам благоприятствует. Сейчас мы даже фрегат оставим позади. Разве не так, сэр Уильям?

Корсар не отвечал. Низко опустив голову и сунув руки в карманы, он вышагивал по мостику. Казалось, он что-то бормочет про себя.

Но вот капитан остановился и, смерив взглядом боцмана, который невозмутимо попыхивал своей знаменитой трубкой, произнес:

– Прикажи команде готовиться к бою.

– А как же американцы?

– Пусть встают позади носовых орудий. Все они опытные стрелки, и я не сомневаюсь, что их ружья способны разнести капитанские мостики обоих английских посудин. Что ж, нельзя вечно оставаться баловнем судьбы… Однако же я полагаюсь на доблесть команды и быстроходность «Громовержца». Ты мой лучший канонир. Нацель-ка пушки на мачты этих тяжеловесных черепах. Пока мы идем под пятью-шестью парусами, тревожиться не о чем.

– Клянусь Иль-де-Ба, я нацеплю очки себе на нос, чтобы лучше их видеть. Разрази меня гром, если я не собью спесь с этих морских тихоходов!

– Я в тебе не сомневаюсь.

– Ставлю свою трубку, что…

– Проваливай к черту со своей зловонной реликвией!

Каменная Башка, посмеиваясь, спустился с мостика, проворно высек сноп искр из огнива и зажег фитиль, немедленно вспыхнувший ярким пламенем.

Достойный господин Говард спустился на палубу, чтобы разделить судьбу команды в неотвратимой схватке.

Еще ни один из кораблей не показался на горизонте, но каждый на борту «Громовержца» был готов лицом к лицу встретить опасность, уже витавшую в воздухе.

День шел к закату, а Малыш Флокко по-прежнему оставался на верхушке мачты, высматривая врага. Горизонт был пуст, и с заходом солнца бриз становился все свежее. Идя на всех парусах, великолепный корвет рассекал волны. Сэр Уильям ни на минуту не покидал капитанского мостика. В напряжении всех чувств он ожидал невидимого врага, который вот-вот покажется на горизонте.

С заходом солнца крепчающий ветер заставил Корсара спустить лисели и ундер-лисели и поднять нижние паруса.

Казалось, тревога одолевала сам океан. Волны вздымались все выше, с грохотом разбиваясь о корму.

К девяти вечера и небо, и воду объял глубокий мрак. Только мелькающие изредка у самой поверхности медузы, увлекаемые Гольфстримом, высвечивались во тьме фосфоресцирующими шарами.

Моряки заняли свои места, готовые отразить атаку врага, который рассчитывает захватить корвет врасплох. Сэр Уильям оставался на мостике вместе с мистером Говардом. Казалось, к капитану вернулось хладнокровие и он на время забыл о леди Мэри Уэнтворт и маркизе. Его беспокойный взгляд скользил по темному горизонту.

Спустя еще час раздался крик зоркого Малыша Флокко:

– Тревога! Нас обошли с двух сторон! Это линейные корабли!