– Патруль.

– Какой еще патруль?

– Слава Господу, в Бостоне еще есть полиция, – отвечал человек.

– Вы бы лучше взяли в руки мушкет и шли сражаться против американцев, чем лезть к морякам.

– Таков мой долг. Как ваше имя?

– Джон Кип.

– С какого вы корабля?

– Вам-то что за дело? Гром и молния! – взревел бретонец, всплеснув руками. – Не узнаете цветов Гессена? Протрите глаза!

– Что вы здесь делаете?

– Я послан с поручением к маркизу Галифаксу.

– А что это за дама?

– Какая дама? Это моя невеста.

– Не горячитесь так и отвечайте. Как ее имя?

– Нелли.

– Куда вы с ней направляетесь?

– Это вас не касается.

– Если не будете отвечать, я позову стражу.

Бретонец как бы невзначай увлек патрульного вглубь сада, где никто не мог их увидеть.

– Что ж, мистер, – сказал он, – похоже, ваше любопытство не знает границ. Может, вам еще сказать, чем мы с этой дамой собираемся поужинать?

– Почему бы и нет? – отвечал патрульный.

– Это еще зачем?!

– Чтобы конфисковать спрятанный вами провиант и передать его губернатору.

– А мы, значит, должны протянуть ноги с голоду?

– Только защитники Бостона, которые сражались и терпели лишения на протяжении трех месяцев, заслужили право есть.

– А я тогда кто такой?

– Это вы мне скажите. Выговор у вас странный. Может, вы из тех иноземцев, кто помогает мятежникам?

– Что?!

– Откуда мне знать!

– Вы сомневаетесь в моих словах?

– Чтобы в такое время английский моряк болтался без дела и собирался ужинать с какой-то там невестой? Я сразу отметил, что это подозрительно.

– А я вот сейчас тебя отмечу! – взорвался бретонец, и удары посыпались на голову ошеломленного внезапной атакой патрульного, мигом выбив из него дух. – Во имя Иль-де-Ба! – воскликнул Каменная Башка. – Ну вот и все!

– Вы такой сильный! – восхитилась камеристка.

– Достаточно сильный, моя душечка, чтобы нести вас на руках до самого Пекина… Знаете ли вы, где он находится?

– Никогда о нем не слышала.

– Так обопритесь же на мою руку, и я отведу вас к вашей госпоже. Этот соглядатай очнется еще не скоро. Как же мне осточертели мне эти доносчики и наушники, а пуще всего констебли! Как-то раз наши моряки здорово отделали одного под Ньюкаслом.

– Что, правда? – ахнула камеристка, которую здоровяк-боцман, подхватив под руку, тащил за собой точно на буксире.

– Уж повеселились мы на славу! – с усмешкой отозвался Каменная Башка. – Наши парни сошли на берег, чтобы отвести душу, и вернулись на борт изрядно навеселе. Пели что твои канарейки! Да только песни наши пришлись не по вкусу местному констеблю. И этот павлин заявился на корабль, чтобы арестовать гуляк за нарушение общественного спокойствия и отвести к мировому судье. О том, что было дальше, я умолчу. Скажу только, что наутро палуба тряслась от взрывов хохота. Подхожу, чтоб навести порядок, и что же я вижу?

– Что?

– Один из этих шалых парней, переодетый констеблем, стоит перед командой. Напыжился, подбоченился и жезлом этак по палубе постукивает!

– Как же так?

– А вы еще не смекнули, моя прелестная Нелли? Эти шалопаи констебля раздели, жезл у него отобрали да и ссадили бедолагу на берег, почитай, в чем мать родила, – хвастался бретонец. – По счастью, ветер нам благоприятствовал, был час прилива, и корвет всего в четыре галса оказался вдали от британских берегов. Страшно подумать, что случилось бы, если бы до нас добрались англичане!

– Какие вы, однако, ужасные люди! – воскликнула камеристка, одарив боцмана взглядом, полным глубокого восхищения.

– Нет, мисс, люди мы вполне мягкосердечные, если не вставлять нам палки в колеса. Вот тогда мы точно свирепеем не хуже диких зверей!

– Не так давно мне пришлось самой в этом убедиться.

– Большое дело. Подумаешь, отвесил олуху пару тумаков! Он заслужил куда больше, моя сладкая Нелли… Не тревожьтесь, со мной вам нечего бояться!

– Я в этом и не сомневалась, мистер… Как ваше имя?

– На корабле все зовут меня Каменная Башка, – представился бретонец.

– Отчего же это вас так прозвали?

– Да оттого, что у нас, бретонцев, головы крепкие, как наши скалы. Когда мы идем на абордаж, наши головы служат нам не хуже, чем сабли.

Пройдя сквозь череду опустевших улочек, бретонец и камеристка оказались перед постоялым двором «Тридцать бизоньих рогов». Баронет и Малыш Флокко как раз приступили к завтраку.

– Вот и мы, капитан, – объявил бретонец, отпустив локоток камеристки. – Как видите, мы, корсары, свое всегда возьмем.

С любезностью истинного джентльмена Корсар кивнул камеристке, а потом в тревоге спросил:

– Маркиз мертв?

– Нет, капитан, рана оказалась не смертельной, – успокоил Каменная Башка.

– Ступайте к вашей госпоже, – обратился баронет к Диане. – Хозяин вас проводит.

Каменная Голова проводил камеристку в комнату Мэри.

– Ты сильно рисковал? – спросил капитан бретонца, который тотчас набросился на еду.

– Капитан, – возмутился тот, – вы что, за мальчишку меня принимаете? Я лишь задал трепку одному не в меру любопытному господину, который имел наглость спросить меня, куда это я направляюсь с сушеной треской под мышкой.

– Уж не отправил ли ты его на тот свет? – встрял Малыш Флокко.

– Если хочешь проверить, пошарь под деревьями в садике перед башней. Да только я бы не советовал тебе ради этого бросать недоеденным завтрак, сынок… Во имя Иль-де-Ба! А как там мой солдатик? Уже зарыт в погребе?

– Что с ним станется! Храпит, как боров! – отвечал марсовой.

– Тысяча чертей! Что за луженые желудки у этих немцев! Они и скорпионий яд переварят.

– За тобой никто не следил? – спросил баронет.

– Не думаю, капитан. Мы нарочно плутали по дороге сюда.

– И все же здесь мне неспокойно.

– Да кому придет на ум, что мы здесь?

– Иногда достаточно оставить самую пустяковую зацепку.

– Да мы их живо успокоим абордажными саблями. Верно, Малыш Флокко?

– А то! – подтвердил марсовой.

– К тому же мы здесь надолго не останемся, – продолжил Каменная Башка, прикончив последний кусок сыра и запив его двумя стаканами вина. – Пока солдатик спит, мы с Малышом Флокко пройдемся вдоль укреплений и разведаем, как можно пробраться к побережью, с вашего позволения.

– Я тоже хочу оказаться на корвете. Успокоюсь не раньше, чем леди Мэри ступит на борт «Громовержца».

– Что ж, Малыш Флокко, раскуривай свою трубку и пойдем прогуляемся под свинцовым дождиком.

– Свинец что… Главное, чтобы на нас чугунное ядро не свалилось!

– Да разве мы не бретонцы, крепкие, как прибрежные скалы? – воскликнул боцман, поднялся с воинственным видом, зажав в зубах трубку, выпятил грудь колесом и возложил свою медвежью лапу на рукоять сабли. – Во имя Иль-де-Ба! – самодовольно воскликнул он, увидев себя в закопченном и седом от старости зеркале на стене. – Что и говорить, вояка из меня хоть куда!

– Потому-то Нелли и втрескалась в тебя с первого взгляда, – поддел Малыш Флокко.

Каменная Башка покосился на него:

– Она-то конечно, ну а я? В такую-то треску, с зубами длинней пеликаньего клюва? И потом, эти женщины только и знают, что потрошить наши карманы. А я и без них могу найти славное применение своим денежкам.

– Говори, говори… А сам влип по уши!

– Ну ты и наглец! Идем! Старая акула и не думает бить хвостом перед какой-то там треской. Проглотит с полдюжины зараз – и довольно.

Он осушил последний стакан и двинулся прочь, зажав трубку в зубах и засунув руки в прискорбно пустые карманы морского мундира. Раскурив свою трубку, закадычный приятель последовал за ним.

Миновав несколько тесных и полуразрушенных ядрами улочек, моряки беспрепятственно достигли укреплений.

Англичане палили по редутам ополченцев из самых тяжелых орудий, но без особого толку. Тем не менее генерал Хау, невзирая на нехватку пороха и ядер, не ослаблял усилий в надежде прорвать осаду.