– Как ты смеешь говорить такое мне! – воскликнула даже громче, чем ожидала от себя, и Маркус вздрогнул. На его лице отразилось секундное замешательство, словно он начал понимать, что сказал не то, что имел право произносить в этих стенах. – Магик никогда не прикоснется к своему гостю, кем бы он ни был! Это священный закон нашего народа, и да будет изгнан с наших земель любой, кто преступит его! Ты говорил, что у вас, технеров, цивилизация? Так вот, если цивилизация, по-твоему, это убивать гостя, в постели, во сне в своем доме, то нам таких ее благ не нужно, мы предпочтем остаться дикарями! – Я скрестила руки на груди и уставилась себе под босые ноги, поджав пальцы. Я начала замерзать, стоя раздетая посреди комнаты на деревянном полу.

– Прости… – тихо произнес Маркус. Я подняла на него глаза, и он виновато улыбнулся. – Я видел и не такое. Но это не то, что я хотел бы рассказывать на ночь глядя. Наверно, ты права, иногда технеры могут быть большими дикарями, чем магики, живущие посреди леса.

– Тогда иди к себе и ложись спать, – буркнула я, подходя чуть ближе к кровати, чтобы хотя бы стоять на толстом коричневом ковре.

– Но у тебя такая большая кровать, – мечтательно протянул он. – Неужели для меня не найдется здесь места?

– Это неприлично, – упрямо повторила я, потирая ступни, пытаясь их согреть. Сколько он еще будет со мной пререкаться?

– В прошлый раз ты очень забавно меня разбудила, – тихо засмеялся Маркус, заставляя меня гореть от стыда. – Обещаю, что ничего тебе не сделаю. Иди ложись, ты ведь замерзла? – Он откинул край одеяла и похлопал рядом с собой ладонью.

– Я люблю спать слева, – буркнула я, отмечая, что он улегся на мою сторону.

– Как скажешь, – Маркус ловко переместился под одеялом вправо и улыбнулся, – Видишь, я даже нагрел тебе место.

Я настороженно подошла к кровати и улеглась. Любимая постель мгновенно окутала меня теплом чужого тела и мягкостью одеяла. Я удовлетворенно вздохнула, расслабляясь, и напоследок взмахнула рукой, потушив россыпь небольших светильников в форме капелек под потолком в центре комнаты. Это была моя собственная форма люстры, хоть мама и ругалась, что мне не нужно 12 светильников, сосредоточенных в одном месте.

Внезапно я ощутила крепкую руку, обхватывающую меня за талию и уверенно тянущую на себя, пока я не прижалась спиной к груди Маркуса.

– Что ты делаешь! – возмутилась я, чувствуя, что опять краснею.

– Не хочется приковывать тебя цепью, но и сбежать тебе я не позволю. Что если ты решишь выйти из дома и оставить меня под куполом в этом доме умирать от голода, пока не вернется кто-нибудь из твоей семьи? – Его дыхание скользнуло по моему уху. – Я просто тебя контролирую.

Это его “просто” ощущалось совершенно не так просто, но возразить мне было нечего. У меня мелькала такая мысль оставить его здесь, но это было бы ужасно жестоко. Да и, в конце концов, в нашем погребе были такие запасы еды, что этот гад не только бы прожил тут пару лет, припеваючи, а еще и раскормился бы. И мои родители очень удивились бы, обнаружив дома толстяка, лениво дожевывающего мамину консервацию.

Сил сопротивляться и выяснять отношения не осталось. Я расслабилась, подтянув подушку поближе к себе. Засыпать с кем-то, обнимающим меня, было непривычно, но приятно. Я часто мечтала о том, что когда-нибудь буду спать на этой кровати не одна. Внезапно я почувствовала попой, что в нее что-то упирается. Ко мне закралось пугающее подозрение, и я спросила:

– Ты что, без белья?

– Да, этой одежды ты ведь мне не нашла, – с усмешкой выдохнул Маркус мне в шею. Я вспыхнула от возмущения, поскольку до последнего надеялась, что ошиблась. – Да ты и сама без него, – добавил он, перемещая ладонь на мое бедро и начав поглаживать его под тканью. Я мгновенно среагировала и хлопнула его по руке, от чего Маркус засмеялся.

– Я в ночной рубашке! Это почти платье! – воскликнула я.

– М-м-м, ты любишь носить платья без белья? Не каждая на такое решится, – промурлыкал мужчина мне на ухо, прижимая к себе крепче.

– Нет, не люблю и не ношу! Отвали, или сейчас уйду спать в другую спальню! Благо у нас их в доме хватает!

– Не уйдешь, – прошептал Маркус, словно говорил не со мной, а только с той частью, которая реагировала на него, тянулась и требовала его прикосновений. – Ты этого не хочешь. А я люблю спать, обнимая кого-то. Быстрее засыпаю.

Я нервно сглотнула, начав жалеть, что под действием усталости поддалась Маркусу, но ничего не ответила. Он тоже ничего не предпринимал, и я решила, что если ему не давать поводов и не говорить с ним, то и он ничего не будет делать.

– Значит, это и была твоя подруга? – все же заговорил Маркус. Я с трудом подавила раздраженный вздох. По моим ощущениям уже была глубокая ночь, и сон требовательно наступал, сыпля песком в глаза. – Я ее почему-то представлял другой.

– Она и была другой, – произнесла я. – Она так изменилась за этот год, после брака. Даже пахнет теперь по-другому…

– Молоком, – внезапно ответил Маркус, наконец, давая мне понять, что же за неуловимый шлейф, которого раньше не было, преследовал мою подругу. – Энн так же пахла, когда родился Макс.

– Твой племянник?

– Да.

Родной дом действовал на меня словно снотворное. Я разомлела, согреваемая пуховым одеялом и грудью Маркуса. Мягкая подушка обнимала меня, увлекая в объятия сна. Где-то в доме раздался тихий скрип и щелчок.

– Что это? – Маркус резко приподнялся на локте, отогнав дрему, в которую я уже начала проваливаться, и я почувствовала, что он крепче прижимает меня к себе, словно защищая.

– Дом дышит, – успокоила я его. – Давно у него не было жильцов, вот и радуется. Ложись и спи, здесь тебе ничего не грозит.

– Дышит? – голос Маркуса звучал настороженно, но он все же лег и снова устроился у меня за спиной.

– Да. Он старый, мы уже пятое поколение, живущее здесь. Полы поскрипывают, двери вздыхают иногда. Сквозняк, в конце концов. Никогда не жил в доме?

– Нет… – Помолчав немного, Маркус снова подал голос: – А те синие шарики в прачечной правда чистят одежду?

– Ага… – сонно вздохнула я. – Магия в них притягивает к себе все, чего не должно быть на ткани. От этого шарики растут. И чем больше они становятся, тем быстрее и лучше чистят одежду. Я слышала, в соседнем городе в одной многодетной семье женщине удалось вырастить шар до размера головы быка. И он у нее был один на всю комнату. – Я вздохнула. – Но наши шарики долго не служат, мы все время их случайно прихлопываем, наступаем на них, теряем. А новый сделать сложно, нужно либо ждать мая, когда начнет летать пух, или искать по углам пыль, которой никогда нет, потому что мама тщательно следит за чистотой. Замкнутый круг: испортил шарик – получил за то, что испортил. Пошел искать пыль, чтобы сделать новый, нашел и сделал – получил за то, что пропустил ранее в доме пыль…

Маркус тихо засмеялся.

– У тебя строгая мама.

– Какой еще будешь, когда у тебя пятеро детей…

– У вас во всех семьях так много отпрысков? – поинтересовался мужчина.

– Сколько Безымянные дают, столько и должно быть.

– Ничего себе, – нервно ответил Маркус. – И никакого контроля рождаемости?

– Что это такое?

– Контрацепция.

– Что? – Я вздохнула. – Ты не в городе технеров, у нас свои устои. У вас, похоже, принято менять партнеров как перчатки, не задумываясь о последствиях. У нас пары почти всегда один раз и на всю жизнь. – Я осеклась, вспомнив, что у Маркуса было очень много женщин. Интересно, сколько? Десять? Нет, наверно, больше. Двадцать?! Ох, а сколько у него тогда детей должно быть?! В каждом доме в городе по ребенку?

– Чего притихла, уснула? – спросил он.

– Нет, просто… – я вспомнила, что он упоминал контроль рождаемости. Наверно, он им пользуется, чтобы не продолжать свой род каждый раз, когда ему вздумается пристроиться к красивой девушке. Мысль о том, что он регулярно ходит по женщинам, меня разозлила. Я свернулась калачиком и сердито буркнула: – Спи.