В памяти стали всё чаще всплывать слова Нины Михайловны, что та сказала в их последнюю встречу, и Ида всё твёрже и твёрже убеждалась в том, что соблазнить фон Вайца – это самое незначительное, что она может сделать для страны. Знать бы только точно, какие именно сведения требуются подполью. С этим вопросом она и пошла к командиру, а тот только усмехнулся в ответ:
– Как маленькая. Любые сведения нам нужны. Всё, что ни скажет фашист, всё важно. Всё передавай.
Но собраться с духом у Иды никак не получалось. Стоило ей только взглянуть на фон Вайца, как внутри всё словно переворачивалось. Она просто не представляла себя в его объятиях, не представляла, как правдоподобно притвориться влюблённой, ведь прежде она не отвечала на его ухаживания и не позволяла себя целовать даже в щёку. Фон Вайц же тоже не дурак и, скорее всего, почувствует фальшь – с чего бы ей так внезапно и неожиданно воспылать к нему нежными чувствами? И она снова и снова откладывала это свидание, что пугало её до дрожи – просто не решалась остаться с ним наедине.
В конце концов Ида решила зайти издалека и начать понемногу «сдаваться», уступать якобы его напористости. Когда ей в очередной доставили от него букет роз с открыткой, она написала на её обратной стороне: «Почему-то захотелось передать вам благодарности лично, герр фон Вайц. Ваши розы просто великолепны!» и отдала посыльному. Через пять минут фон Вайц явился лично – взволнованный, с раскрасневшимися щеками и поистине безумной улыбкой. Ида пропустила его в гримёрку и даже предложила чай.
От угощения он отказался и присел на пуфик, буквально пожирая ей взглядом. Ида закинула ногу на ногу и в наигранном изумлении вскинула бровь.
– Я, конечно, не ожидала вашего визита, – начала она, – но я весьма им польщена. И…
– Я вам нравлюсь? – перебил её фон Вайц.
Ида в притворном смущении опустила глаза, ресницы её затрепетали.
– Ну только если совсем чуть-чуть, – с улыбкой сказала она. – Крохотулечку.
Фон Вайц снял фуражку, запустил пятерню в густые волосы и уставился на неё идиотски счастливым взором.
– Я так рад, фройляйн Ида, что даже не могу найти слов. Клянусь вам, я никогда не встречал такой девушки, как вы! Вы самая очаровательная и самая неповторимая! Я бы даже хотел, чтобы вы… – Он запнулся, но тут же продолжил: – Я могу рассчитывать на взаимность?
– Да, – кокетливо ответила Ида. – А теперь, если вы не хотите чай, идите. Мне нужно готовиться.
Он вскочил, сделал несколько широких шагов к двери, но обернулся на пороге.
– Я буду ждать вас у выхода в кабаре после закрытия.
Ида кивнула. Едва только за ним закрылась дверь, как улыбка исчезла с её лица. Ну вот, первый шаг сделан. Сегодня он проводит её, завтра они куда-нибудь сходят, а послезавтра, возможно…
Из коридора донеслись приглушённые голоса. Ида встала, бесшумно подкралась к двери и чуть приоткрыла её. Любые сведения важны, а шпионы не брезгуют никаким, даже самым унизительным способом их разузнать – это Ида выучила навсегда.
Говорили на немецком. Один голос точно принадлежал фон Вайцу, другой Ида узнать не могла, хотя точно уже слышала его прежде. Это был кто-то из постоянных посетителей кабаре.
– Я всё понимаю, что вы, – говорил он, – не горячитесь, фон Вайц. Но я обязан был вас предупредить.
– Вы говорите, что…
– Именно. Вы думаете, что все вокруг слепы, как кроты? Конечно же, нет. – Тихий смешок. – До добра такие шашни не доведут, имейте в виду.
– Кажется, это моё личное дело, – возразил фон Вайц. – И не вам, штандартенфюрер, в нём копаться. Во внеслужебное время и имею право заниматься чем угодно.
– Как вы считаете, не станет ли роман с унтерменшем позорным пятном на вашей блестящей репутации? Я знаю, что эта танцовщица красива. Но вы взрослый человек, и должны понимать, чем эти все ваши похождения могут кончиться.
– Не вам меня учить, – гневно ответил фон Вайц. – Вы бы лучше заткнулись, Айнхольц.
Заскрипел пол, и Ида прикрыла дверь и быстро вернулась к зеркалу. Айнхольц… Айнхольц… Где-то она слышала эту фамилию, вот только где, никак не могла припомнить.
Однажды Димка принёс ей завёрнутые в выцветший линялый платок пистолет и гранату, а на её недоумённый взгляд пояснил:
– А вдруг что? А ты без оружия.
– Где я буду его носить? – спросила Ида, а Димка засмущался так, что уши его заалели подобно макам.
– Ну… у вас, у девушек, полно разных мест… чулки, там… А полезет кто проверять, ты ему по морде хрясь! И сразу обиженной притворяйся.
Ида рассмеялась, но оружие всё-таки взяла, а Димка широко заулыбался и вдруг подмигнул ей – весело, беззаботно, как бывало в прежние времена – и воскликнул:
– Не грусти, Идка! Выгоним немчуру, вот увидишь. Придёт время, и они так получат по загривку, что побоятся ещё хоть раз к нам сунуться! Покатятся отсюда колбаской в свой фатерлянд поганый! А мы ещё и подпинывать будем, чтоб быстрее катились.
– Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет, – пробормотала Ида, рассматривая пистолет. Она впервые держала в руке оружие, и оно немного пугало её.
– Что? – не понял Димка.
– Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет, – громче повторила Ида, положила пистолет на стол и посмотрела ему в глаза. – Александр Невский это сказал, когда Левонский Орден у него мира просил. После того, как проиграл в ледовом побоище.
– А-а-а-а, ну понятно, – протянул Димка и, помявшись, спросил: – А кто такой Александр Невский?
– Дурак ты, – усмехнулась Ида. – Князь это русский. Полководец. Между прочим, очень великий.
– А-а-а-а-а… вот как…
– Он, кстати, тоже с немцами воевал, – вздохнула Ида. – И разбил их. Ладно, ты лучше покажи, как с этим всем обращаться. Я же не знаю.
Димка повеселел и, взяв гранату, принялся охотно инструктировать её:
– Смотри. Это граната. Сперва у неё нужно разогнуть усики, вот они, видишь? Потом, – он положил гранату Иде на ладонь и прижал её пальцы к металлической полоске на корпусе, – нужно прижать рычаг к самой гранате. Поняла
– Поняла, – кивнула Ида.
– Это обязательно нужно делать, – важно сказал Димка. – Чтобы она не взорвалась у тебя в руке. Потом другой рукой выдёргиваешь вот это колечко, – его палец коснулся кольца, что висело над металлической полоской, которую он назвал рычагом, – и кидаешь подальше от себя. Через пару секунд шарахнет так, что головы у всех начисто поотлетают. А ты кинула и беги, поняла?
– Поняла, – снова кивнула Ида. – Ничего сложного.
Вечером, собираясь, как обычно, в кабаре, она засунула гранату в свой ридикюль, к носовым платкам и зеркальцу, а пистолет решила оставить дома. Он был довольно тяжёлым, и нести его в чулке Ида не хотела – он мог запросто прорвать тонкую ткань и выпасть. И ладно, если он выпадет где-нибудь на улице, а если в кабаре, у немцев на глазах? Тогда уж они точно догадаются, кто на самом деле такая обольстительная Фройляйн Шоколад.
Дверь в комнату приоткрылась и в проёме показалась мамина голова.
– Опять в свой бордель собралась? – неодобрительно буркнула она. – И как только тебя совесть ночами не мучит?
– Мучит, мама, мучит, – деланно безразлично ответила Ида, надевая свою любимую шляпку с фиолетовой вуалью и маленьким шёлковым бантом.
Мама поджала губы и вошла в комнату. На Феодосию опустились весенние сумерки и окутали её своим мерцающим покрывалом, в небесах собирались громадные чёрные тучи. Над плоскими крышами домов то и дело сверкала молния, на короткий миг освещая уже опустевшие узкие улочки. «Только бы успеть дойти, не попасть под дождь», – подумала Ида, и мама, словно угадав её мысли, сказала:
– Шаль возьми и зонт. Зябко сегодня, и гроза вон собирается.
Она подошла к окну и плотно задёрнула выцветшие шторы. Когда-то, когда Ида была ещё совсем маленькой, они имели насыщенный бордовый цвет, а теперь казались бледно-красными, почти розовыми. Их, кажется, подарила тётка, мамина сестра, – то ли на чей-то день рождения, то ли на годовщину свадьбы. Ида не помнила. Ни саму тётку, ни праздник, когда та приезжала к ним в гости последний раз.
