Откуда есть-пошла земля Русская?

Не риторики ради задавал себе этот вопрос древний летописец. И не праздное любопытство одолевало его. Стремление к познанию истории отечества уже в те отдалённые годы будоражило умы. И как можно согласиться с поэтом, изрёкшим: «Умом Россию не понять...»

Земля Русская! Как, если не пытливым умом, понять и осилить её тысячелетнюю историю с крутыми поворотами и подчас непредсказуемыми делами!

Осилить умом и познать тот суровый и трудный процесс, когда мечом складывалось Русское государство, — вот что уже тогда влекло пытливого русича. И с горечью он писал: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет...»

Не о ремёслах и не о хлебе насущном пёкся наш предок, ибо была земля русичей щедра и за зерном в Скифию приплывали из далёкой Греции, а работой русского ремесленника восхищались иноземные торговые гости, — к разуму взывал древний летописец, к единению, к созданию государства русичей.

И задумываешься: отчего ты, Русь, такая, и кто были твои первые правители, кому было суждено стоять у её истоков?

И ещё нет-нет да и вспыхивают теоретические споры между сторонниками и противниками норманнского либо славянского происхождения Руси, споры о том, на какие силы опирались. Рюрик и Олег[1]. Но в этом ли суть? Оставим полемические баталии за учёными, заглянем в отдалённое от нас веками время киевского князя Олега и поведаем читателю, каким оно нам показалось.

В сентябре-ревуне месяце в третий день лета 6387-го от сотворения мира, а от Рождества Христова 879-го послал Бог на языческую землю дивное предзнаменование.

Тихое, тёплое утро. Будто замерла жизнь, не шелохнётся лист, и по всему великому водному пути, что на Руси именуют «из варяг в греки», от моря Варяжского, над Ильмень-озером, до гор Киевских, небо и редкие облака, лес и поля были в багряном цвете. Кровяно, будоражаще горела заря, допрежь такого не видывала земля русов. К чему бы?

Перед самым рассветом, едва забрезжило, Рюрик пробудился в неясной тревоге. Звенящая тишина. Через слюдяное оконце опочивальня осветилась огненно. На стенах заплясали причудливые, замысловатые тени, всё больше на горы похожие либо, на чащобы лесные. А за оконцем ровно пожар разгорался. Горело чудно! Такое случалось, разве когда его, Рюрика, викинги[2] жгли вражеские городки и всё полыхало пламенем.

Потянулся Рюрик к столу, где стояла корчага с водой, — жажду утолить — и вдруг почувствовал: нет в пальцах силы. Поднялся с трудом, сел, спустив ноги на разостланную на полу медвежью шкуру, потёр ладони о войлочную полсть, какой скамья была покрыта, но, странно, не полегчало. Наоборот, в теле дрожь появилась, в голове застучало, будто по наковальне били. Решил Рюрик на свежий воздух выйти, дохнуть. Экое наваждение, такого с ним никогда не бывало. И отчего такое с ним приключилось?

Едва встал — закачался, рухнул на пол. На шум вбежал отрок[3] из гридней[4], с трудом уложил Рюрика на скамью.

   — Покличь Олега, — прошептал Рюрик и удивился, не узнав собственного голоса: язык едва ворочался.

Подумал: «Неужли жизнь кончается?» Но не испугался, знал — рано или поздно это случится. Не такой смерти он желал, хотел в бою её принять. Однако вот она, рядом, в лицо ему дышит. Рюрик даже жар её ощущает. Мысленно он обратился к своему богу:

   — О, Вотан, ты прислал за мной своего гонца, и я встречу его достойно, без страха, как и подобает викингу. Викинг не боится смерти... — Рюрик передохнул и продолжил разговор с Вотаном: — Ты был щедр ко мне, мой бог, послав меня в богатую страну, называемую Русь. Для меня она стала такой же родной, как и Упландия[5], которую покинул я долгий десяток лет назад. Ты доставил мне радость, послав жену, добрую Хелду, но ты отобрал её, едва она родила сына. Теперь ты изъявил свою волю и намерен отправить меня к ней. Что ж, значит, я исполнил все твои желания на земле и должен уступить своё место другому, на которого укажешь. Я слышу твой голос, и ты называешь имя Олега. Не так ли? Что ж, я согласен с тобой. Олег близок мне, как сын, его отец был моим товарищем. На Олега я оставлю начатое, ему доверю малолетнего сына Игоря[6]. Знаешь, Вотан, Олег хоть и молод, но муж ума зрелого, и то, что я начал, он продолжит во славу тебе и земле, имя которой Русь. Я полюбил страну русичей и замыслил объединить всех славян, какие живут по великому пути, что ведёт «из варяг[7] в греки», пути, достойному сравнения с золотой жилой...

Рюрик вздохнул, попросил:

   — Устал я, Вотан, и готов уйти в мир иной, только дай сказать слово напутственное Олегу...

Олег появился неслышно, молчал, ждал, пока заговорит конунг[8]. В опочивальне давно уже посветлело. Рюрик долго всматривался в хмурое, встревоженное лицо Олега. Тот, видимо, уже знал, что приключилось с конунгом. Наконец Рюрик сказал:

   — Сегодня приходил ко мне Вотан, он забирает меня к себе, в страну Вальгаллу, где живут мёртвые. Настала твоя пора принять всё на себя. Ты слышишь, Олег? Опорой тебе будет дружина, а разум — советником... И ещё: оставляю на тебя Игоря, будь ему вместо отца, княжение за ним сохрани. — Прикрыл глаза, помолчал. Потом снова заговорил: — Трудное бремя ложится на тебя, но, верю, выдержишь. Одного прошу: здесь, на Руси, пустили мы свои корни, и не порви их. На этой земле родился мой сын Игорь... Настанет час ему княжить... А теперь перенесите меня в гридницу[9], и большую боярскую дружину созови...

Рюрика положили на широкую скамью в просторной гриднице, и вскоре её заполнили старшие дружинники. Превозмогая себя, Рюрик поднялся, сел:

   — Други мои, храбрые ратоборцы, с вами я пришёл в землю русов, с вами непокорных усмирял. — Тихо говорил, каждое слово произносил чётко. — Ныне ухожу в мир иной, в страну, где каждого ждёт Вотан. Оставляя вас, я буду смотреть с выси небесной. И дабы не случилось меж вами раздора, укажу на того, кто место моё заступит. Конунгом над вами и опекуном сына моего станет Олег. Вам же, бояре, завещаю товарищами ему быть. Клянитесь на мечах исполнить сие!

   — Клянёмся! — как один выдохнули бояре и обнажили мечи.

Рюрик довольно покачал головой:

   — Иного ответа не ждал.

Снова лёг, но бояре мечи в ножны не вложили, взоры на Олега перевели. Тихо было, только и слышно, как тяжело дышит Рюрик. Но вот раздался голос Олега:

   — Конунг, с детских лет я с тобой. Ты был мне вместо отца, и я чту тебя. Мы все верны тебе. А ещё хочу сказать: всю мою любовь и верность я перенесу на твоего сына. Ты доверил его мне, и обещаю: мы, твоя дружина, вырастим Игоря мужем, достойным Рюрика. Мы объединим всю землю русов, и быть на ней роду Рюриковичей…

В тот же третий день ревуна месяца лета 6387-го от сотворения мира, а от Рождества Христова третьего сентября 879 года князь Рюрик скончался. И пока его тело, обряженное в последний путь, лежало в гриднице, над Волховом стучали топоры — варяги и русы рубили просторную ладью, складывали в квадрат сухие берёзовые поленья, обкладывали их валежником. Ночью на брёвна поставят ладью с телом конунга, и огромный костёр поглотит Рюрика, а с ним сгорят рабы и рабыни, коим суждено будет обслуживать конунга в потусторонней жизни...