— Ты рассказал, что слышал от ромея, однако не объяснил, почему веришь его словам, — сказала Ольга, внимательно глядя на Рогдая. — Разве не мог он солгать, желая хоть так отомстить за своё пленение, пытки и, как он не мог не понимать, неминуемую смерть?

   — Мог, что он и делал поначалу. Но его сообщения о том, что произошло в Малой Азии, и о разделении флота патрикия Варды подтвердили другие люди. О боях в Вифинии судачили на корсуньском торжище прибывшие из Царьграда купцы, а большой отряд ромейских кораблей, направлявшихся к Сурожскому проливу, встретила фелука[47] приплывшего в Климаты персидского базаргана[48]. Так почему не поверить пленнику и в том, что касается цели прибытия к Днепру их восьмёрки кораблей?

   — Рогдай, ты говоришь о пересудах на корсуньском торжище, о том, кого встретило в пути судно восточного купца. Откуда знаешь обо всём этом? Почему веришь чужим словам?

   — Боюсь тебя утомить ненужными подробностями, великая княгиня, но ежели хочешь их узнать... — Тысяцкий пожал плечами. — Я давно связан с порубежной службой и хорошо знаком со многими атаманами казачьей вольницы, начиная от берладников ла Дунае и кончая бродниками на Итиль-реке. А казаки не только нападают на купцов, но зачастую по их просьбе сами охраняют караваны от степных и морских разбойников, не входящих в их вольнолюбивое братство. Поэтому казачьи атаманы поддерживают постоянные связи со многими купцами, имеют дружков среди их стражников, всегда извещены о событиях на караванных тропах и торжищах. Доскональное знание купеческой жизни позволяет казакам нападать на неугодных им караванщиков, не трогая тех, кто заблаговременно даст щедрый откуп за беспрепятственный проход по казачьим землям. От знакомых мне атаманов, промышляющих на морских караванных путях в Русском и Сурожском морях, я узнал о событиях в Вифинии и у Сурожского пролива. Порубежная служба — это не только острый меч, всегда готовый преградить ворогу путь в пределы Отечества, но также надёжные и неусыпные глаза и уши, видящие и слышащие всё, что творится далеко окрест порубежья на своей и неприятельской стороне.

   — Не может случиться так, что ромейский флот, упустив русские ладьи у пролива, отправится к Днепру и в отместку за набег князя Игоря свершит нападение на Русь?

   — Нет, для этого у патрикия Варды попросту не хватит сил. Ежели он оказался слаб, чтобы справиться в Малой Азии лишь с частью нашего разбитого на море войска, что ждёт его на Руси, где на её защиту поднимется весь люд от мала до велика? Патрикий — умный человек и опытный военачальник, он никогда не допустит такой грубейшей ошибки, — уверенно заключил Рогдай.

   — А ежели к патрикию подоспеет подмога из империи? Если у Днепра соберутся воедино все полководцы, что вначале разбили князя Игоря на море, а потом преследовали уплывшие в разные стороны остатки его войска? Это будет уже армия, которая сможет если не воевать Русь, то осадить и захватить Киев, оставшийся ныне без надлежащей защиты.

   — Все ромейские полководцы не могут в ближайшее время собраться у Днепра, — мягко улыбнулся Рогдай. — Хотя бы потому, что некоторые из них с изрядным числом легионеров находятся сейчас в Болгарии, где безуспешно пытаются разгромить ещё одну часть наших войск, уцелевшую после морского поражения. Когда они завершат бои в Болгарии, им тут же найдутся куда более важные дела в самой империи или на сарацинском порубежье, чем забираться в глубь русских земель, на которые Новый Рим ещё ни разу не ходил с мечом, понимая опасность и бессмысленность сей затеи. Все действия патрикия Варды в Малой Азии и на Русском море — это стремление как можно больше ослабить наше воинство, чтобы не допустить новых набегов на Византию, но никак не подготовка к нападению на Русь.

Пожалуй, разговор о ромеях пора заканчивать — у Рогдая на сей счёт своя твёрдая точка зрения, и Ольге его не переубедить. Но как отнесётся тысяцкий к угрозе Руси со стороны её восточной соседки? Если в этом плане относительно Хазарии у него существуют хоть малейшие подозрения, они окажутся Ольге хорошим подспорьем в обосновании безвыходности её положения перед направленным против Руси союзом ромейского императора и хазарского кагана.

   — А не связано появление ромейских кораблей у Корсуньской земли, близ хазарских берегов, с недобрыми замыслами кагана против Руси? — спросила Ольга, легонько поглаживая ладонью резной бок стоявшей на столе серебряной корчаги с италийским вином, однако продолжая боковым зрением внимательно следить за лицом Рогдая. — Каган не из тех правителей, кто не постарается использовать в свою пользу поражение русских войск. Вдруг он заключит союз с патрикием и вместе с ним нападёт на Русь не с Русского моря, а с Сурожского? Или Варда войдёт со своими кораблями в Днепр, связав боями нашу ладейную дружину, а в это время хазары крупными силами подступят из Дикой степи к Киеву? Никогда не верил кагану князь Игорь, особенно после его измены во время Хвалынского похода, не верю ему и я.

Ольга увидела, как на лице Рогдая появилось снисходительное выражение. Конечно, она понимала, что задаёт тысяцкому наивные в его представлении вопросы, однако её самолюбие от этого нисколько не страдало. Результат игры, которую она начала и намерена вести до конца, слишком много для неё значил, чтобы она могла позволить себе обращать внимание на поведение какого-то тысяцкого. А вот знать, что в действительности происходит на южном и восточном порубежье, чтобы затем ловко перемешать правду с домыслом, заставив непосвящённых одинаково верить тому и другому, ей нужно обязательно. И пусть Рогдай воспринимает её вопросы как угодно — ей наплевать, тем более что она очень скоро сполна отплатит тысяцкому за его снисходительность к ней. А покуда учи и просвещай непонятливую великую княгиню, умница Рогдаюшка...

   — Союз между каганом и патрикием невозможен, великая княгиня, — ответил Рогдай. — Союзы заключаются между равными по положению людьми, а Варда всего лишь один из полководцев Нового Рима, но никак не его император. Правда, сговор между патрикием и каким-нибудь хазарским тумен-тарханом[49], конечно, с согласия кагана, может состояться, но это опять-таки будет не та сила, что может представлять для Руси или даже Киева серьёзную угрозу.

   — Наверное, так оно и есть, — согласилась Ольга. — Там, где дела должны вершить императоры и каганы, нет места патрикиям. Однако некоторые купцы, прибывшие на киевское торжище через Дикую степь, видели хазарскую конницу на берегах Саркел-реки. Уж не вздумал ли каган собственными силами совершить большой набег на Русь, полагая, что та не в состоянии оказать сопротивление одновременно ему и ромеям на Днепре?

Она решила сделать Рогдая первым военачальником, услышавшим о грозящей Руси с востока опасности, и проверить, насколько серьёзно может быть воспринято такое утверждение. Согласие или несогласие с ним тысяцкого, доводы, которые он станет приводить для доказательства несостоятельности мнения великой княгини или в подтверждение имеющейся у него собственной точки зрения, послужат хорошим подспорьем людям Григория, которым суждено принести в Киев тревожную весть со степного порубежья.

   — Купец, наверное, говорил о хазарской коннице близ крепости Белая Вежа[50], — спокойно воспринял слова Ольги Рогдай. — Действительно, туда в последние дни подошли несколько отрядов ал-арсиев[51] и разбили на берегах Саркел-реки свои становища-таборы. К Белой Веже из разных мест Хазарии направляются ещё несколько отрядов, однако каган собирает их вовсе не для похода на Русь. У Хазарии ныне два опасных врага: персидский шах на Кавказе и у Дербента и рвущиеся на Запад из глубин Азии кочевые орды печенегов и кипчаков. Однако, опасаясь Руси, которой Хазария причинила много зла и потому справедливо боится отмщения, каган не осмеливался оголять с ней рубежи и держал там изрядное число войск. Сейчас, после поражения войска князя Игоря, он решил снять их с прежних мест и бросить на персидского шаха либо против азиатских кочевников. Собираемые на Саркел-реке войска выступят, скорее всего, на Кавказ, но каган может использовать их и против печенегов, что обосновались у днепровских порогов и не дают покоя ни Руси, ни Хазарии. Согласен с великим князем и с тобой, что Хазария — опасный и вероломный враг, но сегодня у неё слишком короткие руки, чтобы поживиться за счёт Руси даже после потери ею лучшей и большей части своего войска.