========== Пролог. ==========

1873 год.

Знаменитое путешествие вокруг света, совершенное ровно за восемьдесят дней, стало, как ни странно, залогом союза и, если так можно выразиться, верной и преданной дружбы между мистером Филеасом Фоггом и его слугой Паспарту. Но дружба эта не была бы столь глубока, если бы не то обстоятельство, что именно благодаря находчивости и ловкости Паспарту была спасена миссис Ауда, а ныне миссис Филеас Фогг.

Сие отступление в начале пролога было призвано указать причину, по коей 21 декабря 1873 года, ровно год спустя после окончания знаменательного путешествия, Паспарту получил целых три дня отдыха и отгула. Эти три дня были, несомненно, весьма приятным дополнением к приличной сумме денег, презентованной мистером и миссис Фогг в качестве подарка за добрую и верную службу. Паспарту несказанно обрадовался этому неожиданному и приятному пополнению средств, поскольку за время жизни в Лондоне и службы у мистера Фогга успел заручиться приязнью некой молодой мисс его круга и лелеял вполне матримониальные планы в отношении её. Выпавшие на его долю свободные дни и некоторую часть денежной суммы он намеревался потратить, дабы сделать предложение руки и сердца этой молодой даме.

Однако, как мы с вами увидим, его планам не суждено было сбыться по стечению обстоятельств. А началось всё вполне прекрасным солнечным днем, достаточно редким в промозглом и туманном Лондоне. Паспарту загодя вычистил одежду, проветрил помещения и разобрался со всеми насущными делами, дабы оставить дом и своих любимых хозяев обихоженными и присмотренными. Попутно он удостоверился, что является счастливым обладателем новой цивильной пары и почти новеньких ботинок, подаренных ему мистером Фоггом после того, как выяснилось, что ему они велики на полразмера.

Приведя себя в порядок и позавтракав, Паспарту неторопливо оделся и вышел в город, предварительно упредив мистера Фогга. Яркое солнце светило с на удивление синего неба. Паспарту прищурился, улыбаясь ему. Путь молодого человека лежал по набережной к маленькой кофейне, где он загодя заказал столик для себя и юной мисс по имени Джоанна Ливли. Настроение у Паспарту было чудесным, и он не заметил, что на приличном расстоянии от него, но держа его в поле зрения, идет некий субъект.

Добравшись до кофейни к оговоренному сроку, Паспарту в последний раз улыбнулся веселому солнышку и нырнул в пропахший ароматами кофе сумрак. Зрение не сразу привыкло к нему, и молодой человек приостановился, моргая, пытаясь адаптироваться к тусклому освещению.

Зрелище, что предстало его наконец привыкшим к полумраку глазам, было способно повергнуть в отчаяние и более хладнокровного человека. Заказанный им столик был занят! И одной из занимавших его была мисс Ливли собственной персоной, парадно наряженная, в изящной шляпке на взбитых золотистых волосах. А напротив неё сидел, держа её за руку, какой–то расфуфыренный франт. Мисс Ливли пленительно улыбалась и позволяла франту целовать себе руки и томно шептать пошлости. Паспарту замер, не веря собственным глазам. Парочка не видела его, но он–то прекрасно видел обоих, и то, как его фактически уже невеста строила глазки франту, посылала авансы. Вдохнув и медленно выдохнув, Паспарту взял себя в руки. Затем подошел к столу и швырнул перед мисс Ливли букетик её любимых фиалок, которые успел купить у бродячей девушки-торговки.

– Что ж, – в сердцах воскликнул он, глядя в испуганное личико девушки, – видимо, небесам угодно было указать мне, с кем я имею дело! Засим я удаляюсь, мисс Ливли, и более не имею к вам никаких претензий.

Он отступил, дрожа, словно в лихорадке. Мисс Ливли вскочила, лицо у неё пошло пятнами.

– Вы же должны были прийти только через час! – жалко произнесла она.

Паспарту усмехнулся. Эта фраза сказала ему всё о его избраннице, которой он был готов предложить руку и сердце. Отвесив шутовской поклон, он быстро вышел из кофейни и побрел по улице, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Так больно ему не было уже очень давно.

– Эй, полегше, дубина! – вскрикнул кто-то возле самого уха. Паспарту тряхнул головой, не сразу сообразив, что налетел на невысокого хрупкого человека и сбил его с ног.

–Виноват, – произнес он, протягивая руку и помогая своей жертве подняться. – Прошу прощения, сэр, я задумался. Надеюсь, я не сильно вас ушиб? – участливо спросил молодой человек, с тревогой заглядывая в бирюзово-голубые глаза бедняги.

– Нишего страшного, – улыбнулся незнакомец, одергивая на себе теплую меховую курточку и поправляя сбившиеся на лоб странного вида очки. – Нет, фы не ушибли меня. Скорее это было неошиданно. Но фы фыглядите таким подафленным. Полно, полно, друшище! Не перешифайте так! Позфолите ли, тут недалеко есть небольшой паб, где мы могли бы успокоить нерфы.

Паспарту невольно улыбнулся простодушной теплоте незнакомца, который был явно немецкого происхождения – его акцент не мог лгать.

– Жан Паспарту, – представился он, протягивая открытую ладонь. Незнакомец неожиданно крепко пожал её – трудно было предположить в его изящной руке такую силу.

– Рад знакомстфу, сэр, Курт Шеффер к фашим услугам.

Они пошли через улицу к небольшому пабу, что укрылся среди магазинчиков и парикмахерских, под гордой вывеской «Королевский лев». Паспарту, чувствуя себя виноватым, а так же испытывая непреодолимое желание напиться, заказал чего-нибудь покрепче. Его новый знакомый участливо взглянул на него.

– Гте фы шифете, Шан? – спросил он. – Если фы намерены фыпить это фсё, то боюсь, мне притется фести фас томой.

Паспарту невольно улыбнулся. Этот маленький немецкий джентльмен нравится ему всё больше.

– Не думаю, что до этого дойдет, – сказал он, с искренней приязнью глядя на нового знакомого.

Они заказали кое-какую закуску и стали беседовать потихоньку. Паспарту с удивлением заметил, что эта беседа сама собой успокоила его. Словно боль ушла куда-то далеко-далеко из сердца.

– Изменчифость сфойстфенна тамскому полу, – пожал плечами Шеффер в ответ на рассказ молодого человека о предательстве мисс Ливли. – Потому я претпошитаю отиночестфо, ну и ещё моя кусина Ариана, но она по характеру скорее мушчина, нешели состание тамского пола.

– Вы надолго здесь?– полюбопытствовал Паспарту, как ни странно, успокоенный таким простым определением со стороны маленького немца. – Я имею в виду, в Лондоне?

– Шту, пока Грэм и Ариана сапасутся фотой и профиантом, – улыбнулся Шеффер, отхлебывая из своей кружки с пивом. – А потом полетим тальше.

– Полетим?– не сообразил Паспарту. – Как это полетим?

– Ошень просто, – Шеффер плеснул чуть пивной пены и принялся рисовать на темной столешнице пальцем. – Аппарат осопой конструкции, оснащенный твигателем моего сопстфенного исопретения. Пока это экспериментальный опрасец, я апропирую его, пытаюсь усофершенстфофать кое-какие показатели. Тля этих целей мой тятюшка, граф фон Цеппелин, фытелил мне некоторые сретстфа.

Заинтересованный Паспарту с любопытством и интересом слушал рассказ Шеффера. Надо сказать, его интересовали аппараты легче воздуха, и он вполне имел представление о своих соотечественниках братьях Монгольфье, первыми поднявшихся в воздух на воздушном шаре в городе Анноне 5 июня 1783 года. Он знал, что тогда был составлен протокол, который отразил все подробности полёта. Шар поднялся на высоту до 500 метров и продержался в воздухе около 10 минут, пролетев при этом 2 километра.

Так же Паспарту знал и о Жане Батисте Мари Шарле Мёнье, создавшем эллипсоидный аппарат легче воздуха, оснащенный тремя воздушными винтами, вращаемыми человеческой силой. А 24 сентября 1852 года он сам стал свидетелем подъема с парижского ипподрома управляемого аэростата, построенного и оснащенного паровым двигателем. Анри Жиффар, создавший это удивительное творение, управлял им на глазах у собравшейся толпы, в которой был и совсем юный Жан Паспарту, пришедший поглазеть на зрелище со своим отцом.

Так что упоминание об аэростатах и аппаратах легче воздуха не было для него совсем уж удивительным, скорее крайне любопытным. Паспарту с большим интересом слушал Шеффера, описывавшего преимущества подобных воздушных путешествий, перемежая их техническими подробностями конструкции аппарата.