Мы шли уже третий день, питаясь лишь съедобным мхом и высасывая воду из растений вроде кактусов, росших на нашем пути. Принц Кел вел нас к месту, где, как он говорил, мы могли излечить раны и отдохнуть перед тем, как пуститься на поиски похищенных.
Файдора помогала мне на продолжение всего пути, почти неся на себе. Пара сломанных ребер и разбитое плечо вкупе с сотрясением мозга не делали меня хорошим воином в те дни, полные отчаяния и скорби. Но меня утешало то, что Матаи Шанг и Файдора были здесь, со мной, и что принц Кел уже не шарахался от меня и не смотрел с ненавистью. Он часто плакал, я замечал на привалах, что глаза его влажны, но Файдора пояснила, что крылатые вообще очень эмоциональны и чувствительны. Я понимал несчастного юношу, я всё ещё помнил собственное отчаяние, когда шел по умирающему миру в поисках моей несравненной Деи Торис. Тем не менее, мне были странны некоторые слова принца, удивившие меня. В частности то, что ему был знаком мой голос. Заинтригованный и растревоженный собственными мыслями, на одном из привалов я подошел к нему, сидевшему чуть поодаль от нашего крохотного костра. Он опять плакал, но, заметив меня, отвернулся и быстро провел рукой по лицу. Когда я подошел, глаза его были сухими и настороженными.
— Раз уж мы на одной стороне пока, то надо прояснить кое-что, — сказал я, присев рядом и держа руки на коленях. Он неприязненно покосился на меня, но гнать не стал.
— Ты прямой и честный воин, — сказал я, собравшись с мыслями, — потому я жду от тебя прямого и честного ответа на мой вопрос.
— Спрашивай, — ответил он, помедлив с минуту.
— Ты сказал, что тебе знаком мой голос. Наши с двойником голоса очень похожи по тембру. Из этого делаю вывод, что каким-то образом вы встречались раньше.
Он дернулся, скрипнув зубами и тихо заклекотав. И от этого горестного клекота у меня внутри все перевернулось от тоски и боли. Я уже жалел, что задал этот вопрос.
— Я не видел его лица, — наконец ответил молодой джед, глядя куда-то в сгустившийся мрак. — Слышал только голос.
— Где? — вырвалось у меня.
Кел опустил голову. Голос его звучал глухо, сдавленно. Медленно, устало и нехотя он поведал кошмарную историю многолетней давности. Ему не было и двадцати лет, когда во время одного из налетов его захватили в плен зерксанцы. Вместе с сестрой Наджаль его преподнесли в дар Убийце Барсума. Но он не видел лица Убийцы, поскольку был в состоянии помрачения и практически слеп после удара по голове. Он слышал крики сестры, когда двойник брал её силой, но руки и ноги его были связаны. Потом Убийца избил и надругался над ним самим. Затем он выбросил его из своей спальни, как и его сестру, сказав, что дарит их воинам. Наджаль, оказавшись на короткое время властной над своей жизнью, разбила себе голову о камни, успев крикнуть брату слова прощания. Попытки Кела последовать её примеру принесли лишь странный успех — он понял, что прозрел. Его забрал из коридора один из зерксанских командиров, выпросив у Убийцы в личное пользование. Как оказалось, некогда отец Кела, джеддак Иксатлана, спас ему жизнь и позволил вернуться в Зеркс, поскольку он был единственным сыном своей старой матери. Таким образом, юный принц оказался на свободе и смог вернуться домой. Но память о погибшей сестре и собственном унижении жила в нем, понемногу сводя с ума.
За свою жизнь мне не доводилось переживать такого тяжелого стыда и сочувствия. Я не мог ничего сказать ему, не мог поддержать. Насильник и убийца, мой темный двойник был поистине исчадием ада. Я мог лишь скрипеть зубами от ярости и сострадания, представляя, через какой ад пришлось пройти несчастному юноше. Но вопрос мой не был праздным, хотя пришлось ещё тщательнее подбирать слова.
— Принц Кел, ты можешь не верить мне, но деяния моего двойника для меня так же отвратительны и достойны худшей из смертей, — медленно произнес я, глядя ему в глаза. — Однако у нас нет времени на страдания и возвращение в прошлое, коли так сложилось, что мы желаем уничтожить эту погань. Ты был во дворце, пусть даже короткое время. Ты знаешь расположения комнат. И, быть может, ты знаешь кого-то, кто столь же сильно ненавидит Убийцу, как и мы.
Принц провел ладонью по своим длинным темным волосам, спадавшим до середины спины.
— Я плохо помню подробности, только несколько поворотов и переходов и покои моего спасителя. Но из того, что я успел узнать, пока был на его попечении, это что Убийцу ненавидят очень многие во дворце. Однако странная способность дает ему власть над людьми различных рас Барсума — он способен прочесть даже закрытые мысли любого живого существа. Об этом рассказал мне Талкис, мой благодетель. Так же я знаю, что его любовник Кантос Кан постоянно при нем и готов защищать его даже ценой собственной жизни. Вряд ли это важно, но кто знает… Дея Торис, презираемая народом Гелиума за жестокость и распутство, ненавидит их обоих, но она слишком хорошо знает, что зависима от них.
Меня передернуло от этих слов. Все то, что говорил Кел о здешней Дее, было совершенно противоположно Дее Торис из моего мира, обожаемой народом Гелиума и родными. Сердце мое глухо заныло при воспоминании о ней. Потянувшись вперед, я коснулся плеча принца.
— Не знаю, поверишь ты мне или нет, но я из другого мира, из мира, лежащего за пределом моего понимания.
И я рассказал ему о том, как попал сюда, о моем Барсуме, о том, что мой сын изобрел некий аппарат, позволяющий заменить гигантские кислородные фабрики, дающие жизнь планете. Я рассказал о том, как очутился в Долине Дор и стал гостем ученых из закрытого города, и как узнал о существовании своего двойника. Рассказывая обо всем этом, я чувствовал себя, словно вывернутым наизнанку, так было тяжело. Видимо, принц понял моё состояние.
— Ты не в ответе за дела твоего двойника, — сказал он, с минуту глядя на меня круглыми немигающими глазами. — Я пока ещё способен читать в душах и мыслях людей. Странно — твои мысли были укрыты от меня все это время, а сейчас вдруг ты раскрылся. Я боялся сливаться с тобой, но слившись, не увидел ничего кроме чистоты и мужества. Ты не Убийца Барсума, наверное, мне требовалось слияние наших разумов, чтобы понять это окончательно. Но мне непонятна твоя ненависть и отвращение к любящим. Разве у вас не любят? На вашем Барсуме разве это чувство неподвластно сердцам?
Он весьма смутил меня этими словами. Как я мог бы объяснить ему, что на моем Барсуме принята любовь между мужчиной и женщиной? Как бы я мог сказать ему, что считаю извращенной и противоестественной страсть между мужчинами?
— А между женщинами? — грустно улыбнулся он.
Спохватившись, что всё ещё открыт для него, я постарался привести мысли в порядок.
— Наверное, этого я не смогу принять для себя, — сказал я ему, — но, по крайней мере, я теперь знаю, что здесь это в порядке вещей. Мне все равно, кого предпочитает воин, если он верный и отважный друг. Твой брат из таких, благородных и преданных своей земле. Но все же мне спокойнее в твоем обществе, джед Кел.
Какое-то время мы сидели, тихо беседуя о моем Барсуме. Кел был потрясен тем, что там существовало четкое разделение на расы и межрасовых браков практически не случалось. Так же его поразили мои рассказы об обычаях наших людей, о верности и преданности наших женщин и мужчин. Он с удивлением и любопытством слушал о наших изобретениях, выспрашивая технические детали. Мне показалось в какой-то момент, что он лицемерит, пытаясь войти в доверие, но потом я понял, что бедняга просто цепляется за любые темы, чтобы позабыть о прошлом, о том аде, который ему пришлось вспомнить.
— Дориан, принц Кел, идите к огню, — окликнула нас Файдора, — отец нашел немного съедобных камней, и я испекла их в золе.
Мы с принцем переглянулись, и как-то само по себе вышло, что одновременно улыбнулись.
Город лежал в долине, словно в глубокой чаше. С одной стороны его укрывали могучие скалы, с другой был такой высокий и крутой обрыв, что сойти вниз, не свернув себе шею, было невозможно. Принц Кел взлетел, рея над котлованом, затем вернулся к нам и указал на большой уступ с краю его.
