— Ты выглядишь усталым, — сказал Валет, наливая вина из серебряного кувшина, — выпей, и передохни хоть немного. Ты так быстро ушел тогда, я не успел сказать, что здесь тебе нет необходимости сдерживаться.

Время бросил на него острый взгляд, затем устало опустился в кресло и вытянул длинные ноги. Пригубив вино, он поставил бокал на столик и провел ладонью по лицу.

— Странные дела творятся в Подземье. Странные и невозможные. И, похоже, не в моих силах что-то изменить, — промолвил он, с грустью глядя на Стейна.

— Расскажешь? — спросил Валет, присев на край постели.

— Боюсь, что даже здесь слов будет недостаточно, — покачал головой Время. — Мир меняется, и перемены эти неспокойны. Мертвецы родятся из своих могил, реки текут вспять, не все, но те, что протекают через Бубновое Королевство. Люди меняются, становятся словно сами не свои. Безумцы обретают разум, простые же люди сходят с ума. И самое страшное, самое неестественное — Террант Хайтопп вспоминает все свои воплощения. А это, согласно старым Письменам Вечности, — скорый признак конца Подземья.

— Ты пытался это изменить?

— Пытался… да… — Время покачал головой, — но то, что происходит, неподвластно мне теперь. Всё, что я могу, это быть здесь и следить за ходом событий из укрытия.

Он поднялся с кресла и шагнул к Валету, который тоже встал ему навстречу. Время даже при своем очень высоком росте был всё же на пол-головы ниже Стейна, потому ему пришлось поднять голову и привстать на цыпочки. Он легонько коснулся губами губ Валета и убрал черный локон, упавший на здоровый глаз.

— Я могу остаться на эту ночь, Стейн?

От этих простых слов, по сути просьбы у Валета голова пошла кругом. Время стоял, глядя на него своими непостижимыми голубыми глазами, и от этого взгляда было трудно дышать. Стейн осторожно погладил его по груди и услышал тихий вздох.

— Нет… не так… ты остановишь механизм, а он и так сбоит.

— А можно мне… посмотреть?

Вместо ответа Время распахнул на груди расшитый камзол и в пламени свечей засиял золотой циферблат с движущимися стрелками, вплавленный в человеческую живую плоть. Валет осторожно коснулся кончиками пальцев хрупкой металлической перегородки, вызвав новый вздох. Время отступил на полшага.

— Н-нет… больно…

— Прости. Просто скажи, как…

Поцелуй снова погрузил Стейна в безумный полет сквозь пространство и время. Одетая в перчатку рука на его запястье казалась далекой, как неизбывное счастье. Он чувствовал, как Время перемещает его руку, накрыв своей, едва слышно постанывая от удовольствия. Валет скользнул губами по тонкой шее, зарывшись лицом в пахнущую металлом и маслом ложбинку между шеей и плечом.

— Ты можешь остаться… на эту ночь… на все ночи…— голос Стейна срывался в протяжные вздохи. Он не мог больше сдерживать себя, свои желания. Не хотел, как, по-видимому, не хотел и Тик-Так.

Они улеглись на постель, все ещё касаясь друг друга с опаской, исследуя. Валет касался губами лица Тик-Така, его губ, щек, опускаясь все ниже, заставляя млеть под этими неистовыми ласками.

— Ты так безумно красив, — прошептал Время, откидывая голову, — никогда я не видел более прекрасного творения. Ты — само совершенство, Стейн!

Этот стон вырвался у него, когда Стейн со свойственной ему бесцеремонностью прикусил нежную кожу на горле. Впрочем, тут же лизнул, утишая короткую боль.

Затем Валет на короткий миг отстранился и встал на колени, стянув через голову рубашку. Одетая в перчатку рука коснулась его груди, скользнула по нежной коже. Стейн прикусил губу, криво улыбнувшись, чтобы скрыть чувства. Больше всего ему хотелось, чтобы Время швырнул его на белоснежные простыни и взял, как когда-то брал его первый возлюбленный Король Олерон, отец Ирацибеты и Мираны. То была первая любовь в жизни молодого Валета Червей, едва перешагнувшего порог восемнадцатилетия, и первое слияние. Не сознаваясь самому себе, Стейн безумно тосковал по мужской мощи и силе, по жарким поцелуям. И сейчас, лежа на постели рядом с существом, которое не было человеком, но было бесконечно, безмерно притягательно, он не мог думать ни о чем другом. И Время словно услышал его мысли.

— Давай я…— тихо сказал он, запахивая на груди узорчатый бархат, надежно укрывая циферблат.

Потом Стейн мало что помнил. Только острое, ни с чем несравнимое наслаждение от прикосновений чужих губ, от жадных ласк, от чужого бедра, прижимавшего член. Время оказался изумительным любовником, искусным, нежным, удивительно деликатным. Он умел как брать, так и отдавать, и это больше всего очаровало Стейна, который не был избалован чужим вниманием. В его прежних связях отдающей стороной всегда был он, теперь же его возлюбленный уделял внимание каждой части его тела, обнимая, лаская, отдавая всю нежность сокрытого сердца. Валет наслаждался каждым мгновением близости, полностью открывшись перед своим странным возлюбленным. А Время словно чувствовал его желания, творил такое, о чем Стейн даже не подозревал. И последнее, что он помнил перед тем, как волна сладостного беспамятства накрыла его, были властные губы на губах и рука в перчатке, сжимающая волосы.

3.

После они лежали плечом к плечу, не имея сил ни двигаться, ни говорить. Первым очнулся Стейн, повернулся на бок, опершись локтем о подушку, потянулся через тело любовника и взял открытую книжку со стола.

— …Излечи мое сердце, о всесильное Время,

И разбей мое прошлое в сотни осколков,

Помоги мне забыть о любви…

Время с улыбкой сжал его пальцы поверх томика.

— Здесь собраны некоторые стихи и легенды, которые мне нравились, — сказал он, — да, я самовлюблен, знаешь ли.

— Так твоя битва с Пожирателем Снов тоже легенда? — спросил Валет, с любопытством глядя в горящие голубые глаза.

— Боюсь, что нет, — покачал головой Тик-Так, отбирая книжицу и захлопывая её, — это было на заре Подземья. И это не тот случай, который мне приятно вспоминать.

— Прости, — тихо сказал Стейн, — не хотел причинить тебе боль.

— Ты не причинил, — Время снова улыбнулся, наклонился и поцеловал его в припухшие губы, — мне уже очень давно не было так хорошо с кем-то. Хотя и говорят, что я безучастен и лишен чувств, но это не так. Мне тоже нужна любовь, и я тоже страдаю от одиночества, ведь когда-то я был человеком, и память о тех днях все ещё живет во мне. Почти обо всем я помню, разве что те, кто был со мной, истерлись из памяти. Но так было надо — я бы не мог стать тем, кем стал, оставив в своем сердце хотя бы крупицу истинной любви.

Стейн провел ладонью по его щеке.

— Я надеюсь, этот раз не станет последним для нас, — сказал он, вложив в эти слова все чувства, владевшие им в тот миг. — Никогда и ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой, Тик-Так. Мне неважно, человек ты или нет, я всегда буду рад тебе и твоему вниманию.

Странная дрожь прошла по его телу. Он не сразу понял, что это не его дрожь. Сотрясался сам пол, сама постель. Время сел, глядя перед собой расширившимися от шока глазами.

— Что-то происходит, — хрипло выдохнул он, — что-то не так!

Стейн сел, торопливо втиснувшись в бархатные штаны и сапоги. Он ни о чем не думал, шагая рядом с Тик-Таком. Тот не гнал и ладно.

— Хозяин! — навстречу бросился Уилкинс, испуганно сжав ручки. — Что-то творится с Хроносферой! Она… меняет цвет!

Время бегом рванул к святая святых замка. Валет едва поспевал следом, несмотря на длинные ноги. Его вдруг охватило странное возбуждение. Что-то происходило наконец-то, нарушено было мерное и предсказуемое течение дней.

Время закричал от боли, передернувшись и рухнув на колени. Стейн бросился к нему, подхватив, не дав завалиться на бок. Яркая алая вспышка заставила его зажмуриться. Время снова застонал, забившись в руках у Валета. А Стейн глаз не мог отвести от некогда бело-голубого светящегося шара Хроносферы, теперь полыхавшего всеми оттенками огненного.

— Не может быть…— Время попытался выпрямиться, но ноги его не держали, — он не мог вернуться… не мог… Стейн!