Я вдруг сообразил остатками мозга, что прижимает он меня не так уж сильно — так, чтобы я, в случае чего, мог освободиться. Что нависает надо мной, не касаясь, и чего-то ждёт.

И что стоит мне сказать что-то в духе: «Да ты рехнулся» или вовсе: «Гаррет, охуел вконец?!» — он отпустит, ляжет рядом, обнимет ненадолго, а потом трахнет. Что, короче, я могу сказать: «Нет, не хочу так», — и ничего «так» и не будет.

Тем лучше было то, что я очень даже хотел.

Что он там спрашивал…

Кое-как отлепив язык от нёба, я выдавил из себя:

— Понятно. Правда. Я всё понял.

Речь получилась сбивчивой, я частил, как малолетка, но было плевать.

Коротко огладив ладонью мою щёку, Гаррет меня и впрямь отпустил. Упёрся ладонями в подушки слева и справа от моих ушей и усмехнулся. Снова.

— Глаза открой.

И я подчинился едва ли не против воли. Слишком уж он её подавлял. И почему-то это было охуенно.

Потемневшими глазами братец жадно смотрел мне в лицо, на мои запястья — как же трудно было удерживать их без его помощи! — а потом, чуть нахмурившись, глянул ниже:

— А тряпки твои нам ни к чему. Тебе эта майка дорога?

Майка на мне, кажется, была вообще казённая, из стандартного комплекта. Тем было лучше: я понял, о чём меня спрашивают, уже когда Гаррет слегка надорвал ткань.

— Рви нахер, — простонал я, запрокидывая голову и рвано дыша. Очень хотелось зажмуриться обратно, но я не смел. — Га-аррет…

«Когда-нибудь он точно порвёт на мне всё бельё», — мелькнула и тут же улетучилась дурацкая мысль. Пусть его. Пусть рвёт. Знал бы он, как это меня заводит — рвал бы чаще.

А потом Гаррет скользнул вниз, чуть укусил меня под ключицей, и я даже вскрикнул от неожиданности — и лизнул сосок, будто на пробу, и сразу обхватил его губами, втянул в рот и слегка прикусил. И начал выделывать языком что-то такое, от чего я расстонался, как девственник — или наоборот, как шлюха, не знаю — и впору было уже начать умолять, чтоб он хоть штаны мне расстегнул, ну невозможно же…

Он гладил меня, кусал и вылизывал, немного дул на свежие укусы, и руки я уже давно просто уронил так, чтобы они оставались за головой — держать их в напряжённой позиции не мог.

— Вот так, Карви, — бормотал Гаррет, касаясь губами моего живота вдоль пояса, — вот так… Молодец. Умница.

И так похабно звучала эта похвала, что я мог только хныкать и скулить — этого всего было слишком много, слишком в избытке, просто слишком — и, разумеется, едва он расстегнул, наконец, ширинку и влез рукой в мои трусы, едва только коснулся моей плоти, я спустил ему в ладонь. Кончил, выстанывая что-то — то ли его имя, то ли что-то бессвязное — и замер, не зная, куда себя деть.

— Посмотри-ка на меня, — позвал Гаррет. Спокойно так, словно ничего и не произошло.

Я приподнял голову, хотя сильнее всего мне хотелось зарыться лицом в подушку. А Гаррет ухмыльнулся — совсем не обидно, даже как-то ласково — и широко лизнул ладонь. Ту самую.

Я застонал и рухнул обратно, закрывая лицо рукой — блядь, если он сейчас ещё и отсосать мне соберётся, я ж с ума сойду нафиг. Не говоря уже о том, что минет сразу после оргазма я вряд ли выдержу — слишком чувствительно, даже болезненно, наверное.

— Ка-а-арвер, — с лёгкой укоризной протянул Гаррет, — ну что я тебе говорил?

— Что?.. — до меня не доходило. Решительно.

Брат резко подался вперёд, ухватил меня за запястье и отнял мою руку от лица. Я застыл, не в силах ни отвернуться, ни закрыть глаза — он так смотрел, что мне казалось, будто заново встанет у меня от одного его взгляда.

— Я тебе говорил, чтоб ты меня слушался, — тяжело и одновременно мягко уронил Гаррет. — А ты мало того, что перестал на меня смотреть без разрешения, — у меня перехватило дыхание, — так и ещё и руками машешь.

Я глухо всхлипнул и зажмурился — теперь это уже не имело никакого значения. Так или иначе — свяжет и оставит.

Хотя сейчас это, пожалуй, будет даже и к лучшему.

Гаррет выпрямился на постели, расставил колени по обе стороны от меня и дёрнул подбородком — как-то даже повелительно:

— Переворачивайся.

Меня ожгло холодом. Он что, собирается?..

Но перевернуться я перевернулся. Потому что нельзя, невозможно было его не послушаться — такого.

Он лёг сверху. Сам, кстати, вообще не разделся, даже футболку не стянул. Главный. А как же. Всё правильно.

Звякнула пряжка ремня, я напрягся, и тут же моего затылка коснулись его губы. Почти нежно. Успокаивающе.

— Я тебя предупреждал, — выдохнул он мне в шею, затягивая на моих запястьях ременную петлю. — Лежи теперь. И только попробуй о койку тереться.

Что он устроит мне за это, я спрашивать не рискнул.

Он отошёл, и спине мигом стало холодно. Хотя секунду назад мне казалось, что изнутри я вообще плавлюсь.

А ещё… А ещё я и предположить не мог, что вот так лежать — лицом в подушку, с зафиксированными руками, да ещё и под жадным, ощупывающим взглядом брата — может оказаться до такой степени возбуждающим действом.

Скрипнул стул. Я медленно выдохнул. Считать секунды — сколько их там прошло из шестисот — я не стал.

— Знаешь, Карвер, — голос Гаррета придавил меня сверху не хуже его самого, — ты сейчас просто охуительно выглядишь. Полуголый, связанный… Лицом вниз… Послушный такой… Послушный ведь, да?

Я заскулил в подушку.

— Как ты хочешь, — вырвалось это почти против воли, само по себе — просто я не знал, что сказать, и первым пришло в голову именно это. Я даже испугался слегка, а потом понял: бояться нечего. Я же уже решил, что меня на Гаррета всегда и всего хватит.

Он усмехнулся:

— Хороший ответ. А я хочу… — пауза прокатилась по мне огненным шаром, — а я, Карви, хочу, чтобы ты лежал и меня ждал. И чтобы подумал, почему лежишь и ждёшь.

— Воспитываешь? — слетело с губ. Гаррет хмыкнул:

— Воспитываю, Карви, воспитываю. И имею на это, между прочим, полное право.

Да. Конечно. Имеешь.

Со стоном выдохнув всё в ту же подушку, я обмяк и попытался дышать более или менее размеренно.

Каким-то краем сознания я понимал: серьёзные цели вроде изначальной — действительно научить меня оставаться с холодной головой, научить самоконтролю и всё такое — он преследует только отчасти, и в основном просто демонстрирует мне, во-первых, что первый раз последним не будет, а во-вторых — что можно ещё и так. И в следующий раз ещё что-нибудь продемонстрирует, от чего я опять в штаны спущу, да что ты будешь делать…

И мне, надо сказать, очень хотелось, чтобы он продемонстрировал. И пожёстче, чем сейчас — его жёсткость мне нравилась, подобное распределение ролей казалось правильным, несмотря на все остатки моих комплексов, и хотелось ещё. Больше. Сильнее.

И — в конце-то концов — меня почти уже не пугала перспектива того, что когда-нибудь я нарвусь уже не на ограничение подвижности и запреты, а и вовсе на порку, например. И чего сначала испугался, даже понять не мог. Больно будет? Блин, он меня сейчас несколько раз укусил до засосов, и это местами тоже было больно, и что я, буду врать себе, что мне не понравилось?

Вот он мне снова что-то запретит, я по рассеянности нарушу запрет, а Гаррет вытащит ремень, спустит с меня штаны, придавит коленом к кровати…

И снова выдаст что-то про «имею право». Скажем, «старший брат имеет право наказывать младшего, Карви».

Блядь.

Член мои фантазии одобрил. И пришлось всеми силами сдерживаться, чтобы и впрямь не потереться о постель, а то ещё и впрямь нарвусь — раньше, чем хотелось бы. Казалось куда более верным растянуть удовольствие и сходить с ума от дальних перспектив, чем получить всё в ускоренном темпе.

— Скучаешь?

— Не-а, — выдохнул я. — Фантазирую.

Раскатистый смешок братца вырвал у меня ещё один стон. Я беспомощно дёрнул руками и тут же обмяк.

— Расскажи.

Еба-а-ать, что ж ты делаешь-то!

Лицо у меня, кажется, пылало. Во всяком случае, подушка была очень горячей, и я слегка дёрнул головой, смещаясь в сторону.