-Это не его вина.

-Как ты можешь так спокойно об этом рассуждать?

-Знаю, ты думаешь, что Джека мало что трогает помимо результата работы, но это не так. Он человек, который постоянно тащит себя за волосы из болота, и не может остановиться, иначе просто утонет. Он привык использовать все средства для достижения целей, а я – слишком эффективное средство.

Алана притихла и молчала, пока автомобиль не остановился на перекрестке перед светофором.

-Наверное, тяжело сердиться на людей, если понимаешь их настолько хорошо, - задумчиво сказала она.

Уилл фыркнул.

-И это одна из причин, почему я стараюсь ограничить круг своих знакомых.

-Джек не имеет права видеть в тебе всего лишь удобный инструмент.

-Но я спасаю жизни, - выдал Уилл свою стандартную отговорку.

-Мне было бы гораздо спокойнее, если бы ты прежде всего думал о своей собственной жизни.

-Ганнибал как-то сказал то же самое – «мне нет дела до людей, которых ты спасаешь, меня интересует только твоя жизнь».

В салоне машины опять на некоторое время воцарилась тишина.

-Я однажды видела тебя во сне.

Уилл коротко взглянул на Алану.

-Надеюсь, я смог соответствовать твоим высоким стандартам и оправдал ожидания.

Она улыбнулась и покачала головой.

-Нет, это не тот сон, о котором ты подумал. Мне снилось, что ты был колодцем желаний, а люди бросали в тебя мелочь, пока не заполнили до краев.

-И совсем не оставили места для твоих монеток?

-Мое подсознание всегда было достаточно прямолинейно.

-Как и мое. Я прекрасно понимаю, чем полна моя голова – и это совсем не мелкие монеты, - Уилл коротко и зло рассмеялся. – Я не колодец желаний. Я – кладбище. Я – склеп.

-Уилл…

-И почему все произносят мое имя с интонациями шекспировской трагедии? Я в порядке. Просто такова моя жизнь. По крайней мере, я все еще полезен.

-А что, если ты перестанешь быть полезным? Жизнь закончится?

-Ты спрашиваешь меня сейчас как психотерапевт?

Алана опустила взгляд на свои руки.

-Туше. Хорошо, я просто скажу тебе, как друг, что никакой катастрофы не произойдет. Ты не обязан постоянно быть полезным кому-то. И вовсе не обязательно совершать поступки, которые разрушают тебя изнутри.

-Это единственное, на что я способен в жизни!

-Но ты можешь попытаться это изменить.

Ганнибал говорил, что ему нужно время, чтобы выучиться играть на другом инструменте. Если у него получится - значит, возможно, получится и у Уилла.

-Я подумаю о твоих словах, - ответил он.

Но не сейчас. Позже – когда все это закончится.

Внедорожник затормозил у дома Ганнибала. Уилл выбрался из машины и вдруг остановился на половине движения так резко, что Алане, успевшей высунуться из джипа лишь наполовину, пришлось ухватиться за его плечо, чтобы сохранить равновесие. Проследив за направлением его взгляда, она понимающе вздохнула.

-Это машина миссис Браунфилд. Посмотри внимательно, Уилл. Она темно-синего цвета.

Солнечные лучи отражались от крыла «Бентли» - несомненно, темно-синего, а не черного. На один-единственный миг Уилл позволил себе увидеть то, чего подсознательно ожидал и видел много раз - машина Ганнибала, припаркованная на подъездной дорожке у дома, теплый приглашающий свет окон, и сам хозяин, ожидающий его внутри.

Алана ухватила Уилла за локоть, когда они подходили к дверям дома, и он невольно прижал ее руку ближе к себе, глядя на море снующих криминалистов и полицейских фотографов, поспешно расступавшихся перед ними.

В кухне Уилл осторожно дотронулся до всех поверхностей, словно стирая память, которую хранили эти вещи. Например, вечером, предшествовавшим попытке ареста Тобиаса Баджа, они с Ганнибалом ели хлебный пудинг, стоя на этом самом месте в кухне. Ганнибал объяснял ему единственно правильный, с его точки зрения, способ взбивания сливок. А Уилл поделился с ним ощущением, что гранатовый соус по цвету похож на кровь. В тот вечер его измученный разум окутало теплым рассеянным светом, и потом, вернувшись домой, он впервые за долгое время спал крепко и беспробудно.

Миссис Браунфилд медленно и степенно прошествовала в кухню, стуча невысокими каблучками. За ней следовала Беверли с лицом, выражавшим крайнюю степень раздражения. Но, едва заметив Уилла и Алану, она тут же повеселела.

-Доктор Блум! Вы знаете эту женщину, правда? Джек сказал, что она только завезет какую-то книгу, но…

-…Но она решила остаться, чтобы увидеть кульминацию этого действа, - закончила за нее миссис Браунфилд.

Алана бросила на Уилла обеспокоенный взгляд.

-Мы можем подождать в комнате, пока Уилл работает.

-Я закончила со столовой, - поддержала ее Беверли, ныряя в дверной проем упомянутой столовой, откуда тут же раздался ее пронзительный свист, заставивший подскочить Уилла, Алану и еще двух агентов, оказавшихся поблизости.

-Эй, все на выход! – крикнула Беверли. – Найдите, чем заняться в ближайшие десять минут и не подслушивайте под дверью, это пошло!

-Не имею ни малейшего желания ждать снаружи, - возразила миссис Браунфилд. – Я хочу видеть, что вы будете делать, в чем бы это не заключалось.

-Я обычно предпочитаю делать свою работу, в чем бы она не заключалось, в одиночестве.

-Почему?

Легче сконцентрироваться. Еще одна стандартная отговорка. Пусть даже наполовину правдивая – но Уилл вдруг почувствовал, что не сможет, как прежде, спрятаться за ней. Он смертельно устал от лжи.

- Потому что я пугаю людей. В Академии есть курсанты, отказывающиеся ходить на мои лекции из-за репутации, которую я приобрел в Бюро. И многое из того, что говорят обо мне, - правда.

-Если хотите выставить меня вон, мистер Грэм, попробуйте еще раз – только теперь вам придется придумать нечто более убедительное.

Уилл протянул руку.

-Дайте мне взглянуть на ежедневник.

Миссис Браунфилд молча протянула ему органайзер, и Уилл жестом указал в сторону столовой.

-Сядьте там, вы и Алана. На те же места, где сидели в тот вечер. И, пожалуйста, помолчите.

Обе женщины выполнили его просьбу. Уилл пробежал глазами исписанные листы, отмечая расположение гостевых мест и меню, пытаясь запомнить детали и воспроизвести вечер, состоявшийся давным-давно. Потом плеснул водой в лицо и вытер стекавшие по шее капли полотенцем из коллекции Ганнибала – чисто-белым, безликим, - но Уилл знал, что где-то здесь, в кухне, было полотенце, которое купил он сам. Тогда он просто оставил его на столешнице, чтобы избежать неловкой ситуации обнаружения подарка и неизбежного последующего объяснения. Ганнибал так и не сказал ему ни слова на этот счет, но с тех пор Уилл частенько замечал, что темно-серое полотенце с белым принтом изящного ножа нашло свое применение на его кухне.

Уилл распрямился и машинально поддернул манжеты рубашки, чтобы запонки на них чуть выступали из-под рукавов пиджака. Этот жест он столько раз видел у Ганнибала, что неосознанно скопировал его манеру поведения, будучи одет схожим образом. Костюм на плечах сразу же перестал ощущаться таким чужеродным - словно умение Ганнибала носить дорогие вещи частично передалось и Уиллу. А может быть, просто Ганнибал, давно оккупировавший Уилла изнутри, исподволь менял его по своему подобию.

Уилл облизнул губы, вчитываясь в список блюд, педантично указанных в ежедневнике миссис Браунфилд. Его отрывочных знаний французского было достаточно, чтобы опознать соус Верджин, под которым был подан несчастный Джереми Сталлер, и морские гребешки в масле с чем-то там в качестве закуски.

Уилл закрыл глаза, позволив призрачному запаху еды окружить его.

Он балансирует тарелками, одну из них держа на ладони, другую – на предплечье, а третью – в другой руке. Он мог бы сервировать стол в три приема – два похода на кухню за трапезой для гостей, последний раз – для него самого.

Он улыбается радушной улыбкой, которую тысячу раз оттачивал перед зеркалом. Улыбка становится шире, обнажает острые зубы, когда он входит в столовую, склоняется к каждому гостю, чтобы поставить перед ним тарелку. Мужчины и женщины, собравшиеся за столом, смотрят на него как паства на священника, как искушенная публика на виртуоза-исполнителя. Миссис Браунфилд – Элиза - и Алана почти так же восторженны, как и все прочие.