- О, это так мило с вашей стороны! - С восхищеньем воскликнула она, радостно схлопывая руки на уровне груди. - Но можно ли мне, как матери, узнать ваше мнение о моей девочке?

- Она привлекательна. Довольно миловидна. - Он, наконец, оторвался от бумаг, и принялся крутить ручку в пальцах, глядя куда-то в пространство перед собой. Миссис Мак'гран завороженно наблюдала за ней, явно ожидая, когда чернила хоть каплей запачкают его длинные паучьи пальцы. Он пользовался только заправляемыми чернильными ручками, но никогда не пачкал руки. И все ждали, когда же это произойдет. - У неё слегка грубые руки, это показывает её как девушку работящую, что, конечно же, вызывает лишь уважение. У неё ладная фигура. Здоровые волосы и совершенно не болезненный вид. Простите за грубость, но выглядит она как достойная кандидатура на продолжение рода...

- Это действительно грубо. - Слегка поморщилась миссис Мак'гран.

- Мне всегда повторяли, что я должен продолжить род, с обязательным первенцем-сыном. Поэтому семья для меня всегда на первом месте, и ваша дочь выглядит как сильная, выносливая, но при этом заботливая мать. Поэтому, если вы не возражаете, то, как только я разберусь с делами, то тут же нанесу вам визит, с целью более близкого знакомства с вашей дочерью.

Женщина счастливо и довольно улыбнулась.

- Вот только, к сожалению, я даже имени её не знаю. - Кажется, знание имени - признак вежливости? Так почему бы не узнать. Всё равно искать другую муторно. А тут - одно слово и родители сами её упакуют и принесут.

- Смоки. - Довольно и поистине счастливо чуть ли не крикнула почтенная мадам.

У неё был такой вид, словно считала, что знание имени уже обеспечивало кольцо на пальце дочери. Пусть глупышка и заплакала вчера, говоря о страшных глазах и мертвом виде предполагаемого жениха. Это она просто не понимает своего счастья - сильный, богатый мужчина, почти не выезжавший за пределы городка, а также почти не выходивший с фабрики.

Как только об этом потенциальном женихе узнали в городе (а узнали об этом через неделю после его приезда в город - именно столько понадобилось молодому человеку, чтобы вновь открыть фабрику, о чём он во всеуслышание заявил одним вечером, на парковой площади, куда весь город созвал мистер Мак'гран), все матери с молодыми незамужними девчонками на руках вступили в некое подобие войны. Все девушки большую часть дня теперь вынуждены были тратить на свою внешность и манеры, их матери донимали мужей, что бы они как можно быстрее пригласили мистера Лауса в гости - 'на лёгкое знакомство'. Все знали, что это было обычным предлогом для смотрин.

Хуже всего было молодым парням. Многие из них сначала обрадовались вновь появившимся рабочим местам, но после в панике и отчаянии наблюдали за происходящим - ведь некоторые из них уже готовились к свадьбе. И тут же получили отказ, ведь матери надеялись на более выгодную партию. Не все мужья шли на поводу у своих жен, и некоторые свадьбы всё-таки были сыгранны, но не всем повезло - жены были сильны в своих доводах, некоторые не боялись прибегать к поддельным истерикам и припадкам. Некоторые парни понимали, что обвинять в этом всём самого Лауса глупо, ведь виноват не он, а матери, тянущиеся к более обеспеченному будущему своим дочерям. Но остальные были довольно злы и лишь одно останавливало их от открытого конфликта - работа на дороге не валяется, а ездить в соседний город хочется не всем.

Самих дочерей никто не спрашивал. А те отчаянно желали, чтобы неприступная мечта их матерей наконец женилась на ком-нибудь, позволив им вернуться к их обычной жизни - а некоторым и к любимым мужчинам, с которыми они не могли нормально пообщаться уже несколько месяцев. Ведь не назвать же общением редкие, робкие перегляды через изгородь. Особо вздорные девушки, так же, как и матери, не гнушались истерик с битьём посуды, расшвыриванием вещей и криками, от которых сотрясались стёкла. особенно учитывая то, что в отличии от сказок, "принц" был не особо-то и привлекателен. Да, деньги, да рост, но глаза - мёртвые, лицо - тоже, словно у трупа, а худющий! Кошмар да и только.

Вскоре, после возвращения продукции на рынок, появились старые компаньоны деда, с целью восстановления старых договорённостей. И, конечно же, с дочерями или внучками. Договорённости восстанавливались, девушки получали свои порции комплиментов, и уезжали, не получив самого желанного - никаких намеков на свадьбу или заинтересованность в объединении семей.

Лаус всё это знал. Останавливать это он, конечно же, не собирался. Это его веселило. В какой-то мере он считал происходящее неким подарком жителям - особо храбрые парни ночью пробирались к домам, навещая своих подруг - кто поговорить, а кто - тайком оставить подарки. Безделушки, букетики цветов, проникновенные письма... Бартоломью знал, что девушкам нравились это романтические глупости, а парни, стесняющиеся своих чувств, могли подобным образом признаться в них, избегая личного контакта. Хотя, главная причина была в другом - жернова чувствовали это напряжение городка. И это им нравилось.

Каждый вечер он спускался в подвал и с внутренней теплотой гладил тихо гудящие и слегка дрожащие жернова. Они подрагивали, показывая свою готовность двинуться - дай им только возможность. Но для этого надо было немного больше, чем переполох. Нужно было тепло. Вот только что бы его взять надо было потрудиться. Но когда он боялся работы?

- По нашим данным, фабрика Лаусов вновь начала работу.

- А что насчет продолжения дела Вахранта?

- Точных данных не поступало, но...

- Что? Говорите-говорите, молодой человек.

- В одном из соседних городов, да и в местности, где жили Лусау ходит легенда о... жерновах...

Чувство времени могло появиться только тогда, когда жернова закрутятся - это то, что постоянно повторял дед.

В какой-то мере это действительно было правдой. Без них он не чувствовал себя полноценным или полностью живым. Без них у него было лишь болезненное нетерпение. Что-то постоянно сдавливало лёгкие. Болезненно и невыносимо.

В конце дня, когда все уже расходились, а он оставался один (жил он в кабинете, чтобы не бегать каждый день на фабрику из гостиницы, и для собственной безопасности от всех этих матерей), Бартоломью складывал руки на столе и опускал на них голову. Он чувствовал, как в глазах что-то щиплет, словно вот-вот заплачет. Но влаги не было. А ещё ему казалось, что все перечисленные на гобелене люди словно стоят у него за спиной и осуждающе смотрят на него. Через пару месяцев он поймал себя на том, что он утыкается лицом в стол, обхватывает голову, словно защищая её, и едва ли не поскуливает 'Не надо... хватит... мне надо ещё немного времени... скоро всё будет... пожалуйста!..'

Это было его недостойно. Это было слабость чистейшей воды. За это было даже более стыдно, чем за медлительность.

Ему надо было тепло... он настолько отчаялся, что уже был готов использовать одного из местных. Но тут же одёргивал себя - не надо. Слишком рискованно.

Из-за этого слабость продолжалась.

В один из таких вечеров он услышал, как кто-то входит на фабрику после закрытия. Он поднял голову. Кто это мог быть? Потом вспомнил - миссис Мак'гран собиралась принести ему сегодня ужин, так как считала, что он в последнее время отощал.

Он решил с ней не спорить. Ей было все равно - откажут сегодня, она принесёт завтра, уже без предупреждения. Женщина так делала с месяц. Хотя и приходила обычно раньше - перед самым закрытием. Вот только... сегодня еду принесла не она.

В кабинет тихонько постучала и зашла та самая девушка с серо-желтыми глазами. Как же её звали?.. Точно, Смоки.

- Простите, можно? - Еле слышно выдавила она. У неё на лице были слегка видны слёзные разводы - скорее всего, девушка долго отказывалась от того, чтобы прийти.