И спросила, есть ли у Миши паспорт, чтобы получить деньги. Поскольку Миша подвыпил, он возмутился и потребовал извинений. Ляля поцеловала его в губы, и тогда он решился принять предложение.

— Тогда я не всерьез… Просто выпил… Бахвалился… — бормотал Миша.

Володя кивнул — верю, мол, — и спросил:

— А какие инструкции?

— Ну, угнать чтобы обязательно вечером или ночью. Не из своего двора. На спуске к Поляне Фрунзе повернуть налево, на одиннадцатую линию, и проехать по ней медленно. И включить верхний свет. В конце будет роща. Приткнуть там машину, поставить свой условный знак — пальцем по пыли на ветровом стекле. Я должен был написать английскую букву дабль-ю, она как перевернутое М. И больше ничего. И идти домой. И после ждать перевод через два дня.

— А если бы поймали по дороге? — спросил Бибишев.

— Она сказала, что мне как несовершеннолетнему ничего не будет — ну, поругают, родителей штрафанут… Мелкое хулиганство вроде. А если скажу про деньги и про нее, про Лялю, то это уже статья. Даже вспоминать об этом разговоре не стоит. Пусть будет, что озорник Мишенька прокатиться захотел. Так она сказала…

— Опиши мне ее подробнее, — Володя вынул блокнот.

— Черненькая… Зеленоглазая… Помада коричневая… — Миша наморщил лоб. — Стрижка короткая, под Матье… Длинный джинсовый сарафан «Ли». Босоножки на очень высоком каблуке, синие…

— Ты знаешь, что такое фоторобот?

— Да, — с готовностью кивнул Миша, и сквозь страх в его глазах пробился лучик интереса.

— Может, потребуется составить словесный портрет. Тогда я за тобой приеду.

— А я… А что мне?.. — Миша тяжело задышал.

— Отдыхай. Ты на свои автолюбительские занятия ездишь отсюда?

— Езжу… Два раза пропустил.

— Пропусти и завтра. И послезавтра. Жди указаний. Играй в настольный теннис, купайся. И ни слова никому, договорились?

— Да что вы! — ужаснулся Миша.

— Помни, ты сам себе судьбу куешь. Я думаю, ты не сглупишь, да?

— Можете быть спокойны… — глухо сказал Миша. Он был бледен, но уже приходил в себя. О чем-то подумал, морщась, мотнул головой. — А родителям… можно?

— Если нужно, сообщим сами. — Володя встал. — Итак, договорились? Из «Дубков» — никуда.

— Договорились, — тихо отозвался Миша.

Кивнув, Бибишев направился по аллейке к выходу из турбазы, где ждала машина.

Через сорок минут он докладывал о результатах встречи с Золотавкиным начальнику управления угрозыска. А еще через полчаса оба сидели в кабинете заместителя начальника областного управления внутренних дел.

Ознакомившись с планом оперативных действий, предложенным инспектором Бибишевым, полковник заметил:

— А вы убеждены, что родители Золотавкина не запротестуют против участия сына в операции?

— Совсем не уверен, — признался Володя. — А если им не говорить ни о чем? Парень взрослый.

— Парень несовершеннолетний, — возразил полковник. — В конце концов, у нас есть еще двое. — Он заглянул в блокнот — Гусев и Дергачев.

— С теми сложнее…

— И все-таки, Владимир Федорович, нужен и подстраховочный вариант, — твердо сказал полковник. — Поскольку и эти ребята, без сомнения, не знают своего финансового благодетеля, нет смысла скрытничать. Надо поговорить и с ними, и с родителями. Тем больше будет шансов отыскать эту таинственную Лялю. Вербовали-то наверняка всех через нее. Вряд ли подключали новые лица.

— Тогда разрешите готовить операцию на сегодняшнюю ночь? — спросил начальник управления угрозыска.

— Начинайте. Ни пуха ни пера.

— К черту.

И они с Бибишевым вышли из кабинета.

План, предложенный Бибишевым, скорректированный его начальником и утвержденный заместителем начальника УВД, был довольно прост: инсценировать угон «Жигулей». Для этого нужен был Миша Золотавкин или, на худой конец, Гена Дергачев. Лешку Гусева решено было пока не трогать — он был «замазан» в деле о краже галантереи, к нему домой приходила милиция, о чем знали во дворе… Да и не было гарантий, что сам Лешка не сообщил приятелям о своих беседах с Зуенковым.

От Золотавкина требовалось повторить то, что он совершил две недели назад: сесть в чужие «Жигули» — разумеется, на этот раз приготовленные для него милицией — и отогнать их около полуночи в условленное место на Поляне Фрунзе, соблюдая, естественно, все инструкции, какие дала ему ранее Ляля. Там, в рощице, в тупике одиннадцатой линии, преступников, перегонявших машины дальше или прятавших их, будет с вечера ждать засада. Поскольку, как рассказывал Миша, он никуда не звонил и вообще не давал никаких сигналов о совершенной краже, условным знаком для них был, видимо, свет фар в переулке. Это тоже предстояло проверить на практике.

Хлопот Бибишеву предстояло много. Поручив инспектору Саврасову организацию засады, Володя позвонил Золотавкиным. Телефон молчал — родители Миши, вероятно, были на работе. Никого не было дома у Дергачевых. Сам же Гена, как доложили Бибишеву в райотделе, сейчас занимался на автокурсах и должен там пробыть до трех часов. Прежде чем поехать в «Дубки», Бибишев решил побывать на Галактионовской и побеседовать с руководителями курсов. Факт, что все трое угонщиков учились там, не мог не обращать на себя внимания, следовало прозондировать обстановку.

— Игорь Сергеевич занят, — остановила Володю хорошенькая секретарша, когда он, войдя в микроскопическую приемную, направился было к двери с табличкой: «Зав. курсами».

— А он скоро освободится?

— А вы по какому вопросу?

— По служебному.

— Подождите минут пять. — Девушка задержала на Бибишеве оценивающий взгляд. — Присядьте.

И она снова склонилась над машинкой. Печатать она не умела — «давила клопов», от усердия прикусив нижнюю губку.

«Может, она и есть Ляля?» — подумал Бибишев, но тотчас отогнал мысль: этой от силы девятнадцать. И худенькая.

Когда из кабинета вышел взъерошенный парень, Володя взглянул на секретаршу. Та кивнула: заходите!

Смуглолицый человек лет тридцати пяти, сидевший за огромным столом с резными ножками, поднял на Бибишева глаза. Темные волосы, смуглый цвет лица, в ниточку сжатые губы — во внешности заведующего курсами было что-то от героя мексиканских фильмов. Эффектное лицо.

— Слушаю вас, — сказал он не слишком приветливо.

— Бибишев… — Володя протянул удостоверение.

Заведующий мельком взглянул и вернул книжечку с гербом. Встал, протянул узкую ладонь.

— Мангосов. Хорошо, что вы пришли. Впрочем, об этом после. Слушаю вас, Владимир Федорович.

— Нас интересует ваш курсант, — сказал Бибишев. — Гусев, знаете такого?

— В принципе я знаю всех. В лицо: я веду у них одну из дисциплин. Но кто чем дышит — извините…

— Алексей Гусев замешан в уголовщине. Вернее, в связи с уголовником. Возможно, связь эта случайная, возможно, нет. Вы могли бы охарактеризовать его, хотя бы в общих чертах?

Мангосов задумался.

— Жаль, если так… — негромко проговорил он и опять задумался. — У парня судьба не из легких Когда его зачисляли, я, признаюсь, колебался. А потом решил: надо принять, пусть лучше делом занимается, чем будет в подъездах болтаться. Да, жаль… А в чем он, собственно?..

— Покупал у вора всякую ерунду, зная, что краденая. — Володя махнул рукой. — А! Ничего, конечно, особенного… Если только он не подключил еще кого-то из приятелей по курсам.

— Кто знает… — Мангосов нахмурился. — Если что и было, так наверняка не на самих занятиях. А за пределами нашего заведения мой контроль за ними, увы, кончается.

— Я понимаю… — Володя покивал. — Вы, Игорь Сергеевич, все же подумайте, кто еще способен на подобные штуки. Народ у вас всякий.

— К сожалению, всякий. — Мангосов уперся локтями в стол, положил подбородок на сжатые пальцы. — Честно говоря, не стоило принимать на наши курсы незрелых людей. Школьников, гэпэтэушников. Только один из десяти намерен в будущем стать шофером. И то придется снова учиться — у нас они получают всего лишь любительские права. А зачем они этим пацанам? На папиных машинах разъезжать? Или, чего доброго, на чужих? В прошлом году двух наших курсантов ГАИ изловила — катались на грузовике, который бросил какой-то растяпа. А в позапрошлом один… дай бог памяти… ага, Макарцев, так тот угнал «Жигули», помял об какой-то забор крыло и бросил машину на дороге. Папаша потом расплачивался.