========== Иллюзия жизни ==========
Испугавшийся копошения Болтон в удивлении уставился на место около себя. В темноте не сразу прорисовался силуэт проснувшейся жены, а вместе с тем вспомнилось, что она собиралась лечь вместе с ним. Страх сиюминутно сменился надеждой на помощь и облегчением от осознания того, что он был здесь не один.
Санса приподнялась на локте и озабоченно прошептала:
— Все хорошо, Рамси?
Не дожидаясь ответа, она медленно положила руку ему на плечо и потянула к себе невидимыми нитями, протянувшимися по руке к плечу бастарда. Рамси поддался этому влечению и, не сопротивляясь своим желаниям и откуда-то зная, что ему было разрешено коснуться Волчицы, прильнул к ней и прижался лицом к плечу. Прижавшись к жене, он ощутил, как от нее побежало к нему тепло, которое было словно водный поток — неглубокая, но широкая река, способная утолить жажду нуждающегося. Это живящее ощущение исходило от Волчицы и дарило успокоение и ощущение безопасности и поддержки.
Рамси прижимался к Сансе, смаргивал с глаз сумевшие вырваться наружу слезы и молчаливо прислушивался к поглаживаниям по спине. Страх и беспокойство отступали очень медленно, а их отход замедлялся незабывающимся сном, что потревожил тонкие струны, запрятанные глубоко внутри. Боязнь того, что он мог остаться один, паскудно скреблась в груди, и Болтон еще сильнее льнул к жене, не желая потерять ее.
— Что случилось? Тебе что-то приснилось? — прозвучал у него над головой сонный спокойный голос супруги.
— Да, неприятный сон, — без запинки проговорил бастард, меняя позу и более не закрывая рот плечом девушки.
Она коснулась губами его лба, подержала их там, целуя, некоторое время. Нежно гладя его по голове, Санса тихонько произнесла:
— Давай я зажгу свечу, и ты расскажешь мне свой сон.
Еще один поцелуй приземлился на лоб Рамси, руки жены ласково потрепали его по волосам, пробежались по щеке, и она отстранилась. Болтон вглядывался в темноту широко раскрытыми глазами, выискивал её и, вопреки волнению, терпеливо дожидался, когда она зажжет свет и вернется к нему. Она была здесь и никуда не собиралась уходить, она не станет уходить или отворачиваться от него.
Чиркнуло огниво, выбило искру, которая перекинулась на лучину, и этот маленький светлячок, подлетев к толстой свече, раздвоился, а раздвоившись — погиб, задутый взмахом руки. Свеча дала свет, осветила забирающуюся обратно в постель дочь Старка. Санса сразу же придвинулась к Рамси, легла рядом с ним и подсказала вытянутой к нему рукой, что можно было придвинуться к ней.
Он был так благодарен ей за то, что она делала для него, и выбрал быстро придвинуться, чтобы она ни в коем случае не подумала о том, что он не ценил ее помощь. Уткнувшись в шею Волчицы и глубоко вздохнув, Рамси услышал, как она, принимаясь поглаживать его по затылку, задала вопрос:
— Что произошло во сне?
Эта просьба грела, но одновременно с тем таила в себе сомнения и неуверенность в том, что Санса поймет его. Однако… она смогла понять его в прошлый раз, а значит и сейчас должна была понять. Ему надо было избавиться от отголосков того сна и сбросить с груди тяжесть, и только жена могла помочь ему это сделать. Он решился довериться ей, и пока она ни разу не подвела его, не дала повода для сомнений в правильности того решения. Санса помогала, с ней все становилось намного легче и проще, нужно было просто довериться ей и ничего не скрывать. Она знала, как ему помочь и как заставить тревогу и боль уйти. Ему нужно было только говорить и положиться на нее.
Громко вздохнув, бастард заговорил:
— Кажется, это был только отчасти сон. Все это действительно когда-то было… Почти все из этого я могу вспомнить… Что-то помню хуже, что-то лучше, но это точно когда-то было.
Санса внезапно зашевелилась под его головой, и Рамси, обеспокоенный тем, что сделал что-то не так, и подумавший, что ему стоило скорее подняться с жены, собрался отпрянуть от нее назад, как был остановлен ее прижавшей обратно к себе рукой и быстрым шепотом:
— Лежи, лежи.
Рамси напрягся, не зная, что хотела сделать с ним Волчица, и чувствовал себя неловко, а в это время Старк, подложившая себе под спину подушку и все еще укладывающаяся на ней, подтянула его на нее и проговорила, давая вновь улечься у нее на груди:
— Так нам будет удобнее.
Нам… От этого слова на душе сделалось хорошо и не столь одиноко, появилось ощущение принадлежности. Только означало ли это, что он был с ней на равных? Что она была на его стороне? Что ему не надо было бояться, что он находился в полной зависимости от нее? Рамси внимательно вгляделся в лицо дочери Старка, словно искал там ответы. Он еще не до конца уверился, но, похоже, что да, у него действительно было, хоть и немного, но контроля над собой. Санса не причинит ему боли, даже если он ошибется. Она поймет его.
От этого осознания ослабла внутри невидимая натянутая струна и разрушилась почти до самого низа непробиваемая стена, что по крупицам, по рядам каменной кладки разваливалась последние сутки. Он будет осторожен и уважителен к пространству Волчицы и ее пожеланиям. Он не хотел ее расстраивать.
Волчица заключила Болтона в свои объятия и успокаивающе водила пальцами по спине. В ее глазах Рамси мог видеть доброту и готовность выслушать, а чуть опущенные веки напоминали о том, что ночь сейчас была в самом разгаре и разбуженная Санса все еще хотела спать.
— Что ты видел там, в воспоминании?
Голос жены звучал мягко и мелодично для ушей, его звук заставлял что-то зашевелиться в груди. Рамси было бы очень приятно послушать его, однако не в этот час. Темнота покоев давила со всех сторон, проникала в самое нутро и вытягивала наверх потаенные страхи. Она выталкивала на поверхность сознания увиденные воспоминания, которые тянули за собой совсем свежие переживания, которые были такими реальными, что, казалось, их можно было почувствовать на кончиках пальцев.
С появившейся на сердце тяжестью Рамси взволнованно заговорил, уже сейчас страшась рассказа окончания сна:
— Я играл с котенком, — перед глазами поплыли картинки из сна. — Кажется, он был со мной не один день, — да, он помнил ощущение, знание, что возникло в тот момент, — я считал его за самое дорогое, что у меня было, — на сердце стало совсем тяжело от воспоминаний о пушистом, крутящемся на месте коте. — Но на него вдруг напала собака и разодрала, — на последнем слове в груди заныло, однако он продолжал говорить: — Я побежал к маме. Сон с этого момента повторился… Как тот, о котором я тебе рассказывал, только на этот раз был более ярким и четким, — Рамси говорил, все больше нервничая, и не мог избавиться от ощущения, что его предали. Это было неприятное воспоминание, к которому не хотелось возвращаться на более долгое время, чем требовалось. Ему казалось, что с мамой будет легче, а она…
Волчица гладила Рамси по затылку и плечам, и эти ласки помогали справиться с волнением, помогали понять, что это всё было там, во сне, в прошлом, а сейчас все было хорошо и не было поводов для волнения. Увиденное во сне осталось позади и ни коим образом не относилось к настоящему. Это осознание придавало сил.
— Потом я очутился в другом месте, в другое время, — быстро перескакивая на следующую картинку произнес бастард. Углубляться в подробности уже однажды увиденного сна не хотелось: с ним было связано много неприятных ощущений, но вот смысла в нем не было абсолютно никакого. — Я бродил до ужаса голодный по округе и искал себе еду. Зашел на мельницу и нашел там мальчика, у которого был хлеб.
Рамси видел, как Санса внимательно смотрела на него и слушала. Проявленные ею внимание и понимание подбадривали и облегчали задачу, располагали рассказывать дальше.
— Я отобрал хлеб у него, а он начал плакать, и на крики прибежали наши матери. Его мать все суетилась над ним и требовала отдать ей хлеб. Моя же мама начала бить меня, пока я не отдал хлеб, — чем больше он говорил, тем сильнее становилось ощущение того, что его предали, и тем отчетливее давала о себе знать обида. — Затем… затем я оказался в лесу с Вонючкой, собирался убить этого гадкого мальчишку, — забурлила злость на мальчишку и на несколько мгновений отвлекла ото сна, ведь как смел этот пацан обзываться бастардом? Да он не имел никакого права на это и заслужил, чтобы ему преподали урок.