○○○○○○○○○○

Темнота отступала, медленно стягивала свои силы в одну точку и готовилась окончательно бежать с поля битвы и оставить свои владения быстро наступающему свету и ясному сознанию. Уже почти все тело очнулось от продолжительного забытья, и проигрывающее эту борьбу забвение собралось для последнего боя на веках, давило на них, не позволяя открыться глазам, и нашептывало девушке сдаться, обещало тишину и спокойствие. Однако этого было недостаточно, и возвращающиеся к Сансе чувства лишь подтолкнули ту приоткрыть глаза и сморгнуть ресницами с трудом удерживавшуюся на глазах тьму.

Недолгое правление забытья завершилось, последний оплот мрака пал, и очнувшаяся дочь Старка озадаченно обводила затуманенным взглядом рассредоточенных голубых глаз показавшиеся ей незнакомыми покои. Она смотрела на окружающие ее предметы, но едва ли понимала, что видит: сознание еще не полностью прояснилось и последние минуты перед тем, как ее накрыло забытьем, припоминались с трудом, воспоминания о них не состыковывались с настоящим и пока не складывались в цельную картину. Кажется, истекая кровью в своих покоях, она потеряла сознание и должна была умереть, обретя избавление и успокоение, но, очевидно, что-то пошло не по плану: ее спасли, остановив кровотечение, и по какой-то причине переместили в другую спальню, вновь привязав за руку к столбику кровати. И хотя Волчица находилась в спальне одна, не сложно было предположить, что рано или поздно сюда должен прийти рассвирепевший Болтон и мало ей не покажется, ведь бастард постарается сделать так, чтобы прошедшие пара дней показались его жене самыми беззаботными и счастливыми в ее жалком подобии жизни.

Веки, словно свинцом налитые, накрывали глаза Хранительницы Севера и прятали от нее освещенные факелами и свечами покои, а тупая боль в запястье не позволяла провалиться в сон, и девушка просто лежала с закрытыми глазами, ожидая, когда к ней явится Болтон, от мыслей о котором во рту мгновенно пересыхало от волнения и внутри все сжималось от страха.

Рамси будет зол, очень зол. Она отважилась пойти ему наперекор и сделать все по-своему, и наверняка он захочет наказать ее за своевольничество. Что самое обидное, была упущена возможность закончить все здесь и сейчас, а вместе с ней и другие шансы освободиться от Болтона. Санса рискнула всем и проиграла, в итоге еще больше ограничив условия своего пребывания в Дредфорте. Теперь Рамси не захочет держать ее на протяжении долгого времени возле себя, не с руки ему будут ненужные хлопоты и беспокойство за то, чтобы женушка не удумала чего еще и все-таки не достигла своей цели.

От одного воспоминания о Болтоне по телу Хранительницы Севера прокатилась дрожь, закружилась голова и скрутило живот. Теон. Она никогда не задумывалась о том, через что пришлось пройти этому юноше, не придавала его чувствам особого значения, а ведь он мучился, жил в постоянном страхе перед господином. За любую провинность Железнорожденный подвергался ужасным пыткам, а о самых значительных из них остались напоминания в виде сломанной Рамси ноги, нескольких отрезанных пальцев, а после их неудавшегося побега — и отрубленной руки. Все это свершалось ради того, чтобы у бедняги даже мыслей о побеге не возникало, чтобы боялся и вздохнуть без позволения господина. И сейчас бастард мог поступить ровно так же и с ней. Пальцы, руки и ноги для вынашивания ребенка не нужны, а вот любой позыв нарушить приказ мужа их отсутствие может пресечь на корню. Ноги, конечно, можно и не отрубать, но пальцы или руки — этот шаг решил бы для Рамси многие проблемы, ведь безрукая жена никак не сможет навредить себе.

Боги, бедный Теон. Как же он должен был себя чувствовать, когда она зажала его у себя в покоях и накинулась на него, требуя помочь сбежать от Болтона. Какие боль и страх разрывали его в тот миг изнутри? Если бы бастард сотворил нечто подобное и с ней… Волчица навряд ли бы рискнула помогать другому человеку, побоялась бы вмешиваться, осознавая, какие последствия этот поступок мог бы иметь для нее. Наверное, Грейджой решился помочь ей только потому, что это был его шанс не только искупить свою вину и спасти от незавидной участи близкого человека, но, что самое главное, из-за возможности покончить с собой, умереть Теоном Грейджоем, а не Вонючкой. Может, он даже надеялся, что не выживет после прыжка со стены или опять попадет в руки господина, и тот на этот раз скормит своего слугу собакам, подарив несчастному избавление от мук. Как же Теон ошибался… И запомнившая этот случай дочь Старка сама бы уже на поступок подобного рода не решилась, уже заранее понимая, что, угодив обратно к бастарду, на смерть можно не рассчитывать, а лучше готовиться к долгим страданиям от рук Болтона, с горечью вспоминая о принятом решении.

Пробиравшая сейчас взволнованную Волчицу дрожь была столь сильной, что даже со стороны было заметно, как мелко тряслось покрывавшее тело девушки одеяло, а немытое пару дней тело вновь взмокло от холодного липкого пота. Нервы были напряжены до предела, и дочь Старка вздрагивала от малейшего шороха, ожидая, что в любой момент здесь появится, словно из ниоткуда, бастард и примется измываться над ней, выбрав наказание поболезненнее и поизощреннее. Хотелось плакать, однако слезы давно иссякли и в теле была такая слабость, что Сансе казалось, будто она и руку сейчас поднять не сможет. Было страшно осознавать, до чего можно было скатиться за столь короткий промежуток времени…

В покоях, которые Волчица опознала в конце концов как хозяйские, стояла полнейшая тишина. Оконные ставни были закрыты, из-за чего нельзя было определить время суток, а комната освещалась лишь двумя закрепленными на стенах факелами да одинокой свечой на столе. Излучаемый ими свет придавал лицу Сансы желтизны и лишь подчеркивал ее жалкое состояние и осунувшееся за пару дней лицо. Болезненно бледная, с темными кругами под глазами, перебинтованными руками и запястьем, Хранительница Севера, совсем слабая и абсолютно не восстановившаяся после потери крови, медленно закрыла глаза, утомленная сильными переживаниями, и начала потихоньку ускользать в объятия сна.

***

Громкий внезапный стук, раздавшийся вблизи от ее головы, заставил подскочить на месте в мгновение ока выскочившую из глубокого сна Сансу. Еще плохо соображающая, что происходит, грубо разбуженна, она на почувствовала, как ее берут за плечи и приподнимают над подушками, и в следующий миг за спиной возникла живая опора. Растерянно моргая глазами и встревожившись от неожиданного появления Болтона возле себя, Санса съежилась в его руках и замерла, словно окаменевшая, от ощущения горячего дыхания на своем затылке. Теряясь в догадках, что же он собирается сделать с ней, она напряженно прижала к своим бокам руки и вжала в плечи голову, неосознанно закрывая от возможных ударов уязвимые места.

Однако уже через секунду около ее рта оказался кубок, наполненный молоком, и послышался жесткий приказ бастарда:

— Пей.

Белая, сладкопахнущая жидкость коснулась губ Волчицы, и та, не собираясь сопротивляться отданному ей повелению, открыла рот и стала быстро пить теплое молоко, сосредоточившись на том, чтобы как можно скорее опустошить чарку и не разозлить своим промедлением мужа. Она старалась опираться на грудь бастарда поменьше, пыталась сама удержаться на весу, сторонясь любого контакта с ним и пребывая в страхе перед ним. Сансе казалось, что чем ближе она будет находиться к бастарду, тем более уязвимой будет для него, тем легче ему будет словить ее и причинить боль. Доверие, которое только начало зарождаться в Волчице к мужчине, было выжжено на корню, словно кожа на ее ладонях, и теперь она боялась мужа и, находясь рядом с ним, ни на минуту не могла избавиться от чувства настороженности и беспокойства. Более того, Хранительница Севера так страшилась предстоящего наказания, что была готова упасть перед бастардом на колени и просить прощения столько раз, сколько понадобится для того, чтобы сменить его гнев на милость. Готова была делать все, что Болтон потребует, только бы он не делал ей больно, не резал, не жег, не сдирал с пальцев кожу, не отдавал на изнасилование другим мужчинам…