Или же думал, что поверил. Думал, что они и впрямь понимают… А потом Сириус рассказал Снейпу, как пробраться к волку, и из-за этого двое людей рисковали жизнями, а Ремус едва не стал… едва не стал чудовищем… Предательство – вот что это было такое; такой же нож в спину, как тот укус, что превратил его в монстра. Поскольку из-за Сириуса он едва не стал монстром не только телом, но и душой.

Но сейчас Ремус осознал: это он, он сам делал из себя чудовище – всякий раз, как выбирался побегать с друзьями вокруг школы, наплевав на все меры предосторожности, которые должны были защищать их всех – как других студентов, так и его самого. Да, если бы он кого-то укусил или покалечил, то и сам не захотел бы после этого жить – но сделанного это бы не воротило.

Как и не изменило бы того, кем он стал.

А может, это он сам во всем и виноват – в том, что Джеймс и Сириус не понимали, и даже в том, что Сириус покушался на жизнь Снейпа… Если оборотень так беспечно относится к своему внутреннему зверю – проявляет легкомыслие не на словах, а на деле – то чего можно ждать от его ближайших друзей?

Какая ирония: он ведь только сейчас осознал эту непомерную, душераздирающую правду; стал незрячим – и наконец-то прозрел. Помнится, у какой-то героини, когда ее настигло такое же откровение, вырвалось что-то вроде: “Вот когда мне довелось в себе разобраться”.* Как же Ремус теперь ее понимал…

Он повернул голову – как ему казалось, в сторону Снейпа. Просто поразительно… сейчас, когда Ремус не видел стоявшего перед ним человека, он никак не мог избавиться от ощущения, что разговаривает с совершеннейшим незнакомцем – хоть и знал на каком-то глубинном уровне, что это все-таки Снейп. Кто еще мог так много о них разузнать? Кому еще есть до них дело – пусть и из ненависти, а не симпатии?

- Так что я должен пообещать, Снейп?

Непонятно почему, тот заговорил только после паузы.

- Скажи Дамблдору, - произнес он негромко, - что текущие меры предосторожности тебя не устраивают. Если хочешь, сошлись на меня; скажи, что мы пришли к такому соглашению – я поддержу эту версию.

- Хорошо, - от всей души согласился Ремус. - Ужесточить меры безопасности – будет сделано. Что-нибудь еще?

Судя по голосу, Снейп приподнял брови:

- Предлагаешь продолжить список?

- Укуси я тебя тогда – я бы умер, - тихо сказал Ремус. - И не только тебя – вообще кого угодно. Не в смысле, что меня бы тогда казнили… если бы я кого-то укусил, то потерял бы себя. Это был бы уже не я… или буду. Если что-то такое все же случится. Я… - он помедлил – не потому, что не хотел говорить; просто не знал, как выразить свои чувства словами, - я поступил ужасно глупо. Мне очень жаль. Да, знаю, это ничего не меняет, но я все равно сожалею.

К вящему его удивлению, Снейп снова ответил не сразу.

- Твоя глупость еще никого не убила, Люпин. Не все могут сказать о себе то же самое.

У Ремуса заколотилось сердце. В этих словах прозвучала такая горечь – следовало ли понимать, что…

Но нет. Он не станет спрашивать. Иногда меньше знаешь – крепче спишь.

- Я и не хочу убивать, - он моргнул, незряче уставившись в ту сторону, где стоял Снейп. - Спасибо… спасибо тебе.

И снова – тишина.

- Спасибо – мне?..

Ремус неловко пожал плечами, отчего-то остро ощущая свой возраст. Сейчас, когда он только слышал голос, но не видел своего собеседника, интуиция упорно подсказывала, что он говорит отнюдь не с ровесником, а с кем-то намного старше. Вроде Макгонагалл, но с характером, как наждачка.

- Дополнительные меры предосторожности, - повторил Снейп, когда молчание совсем затянулось. - Если понадобится, обратись к Макгонагалл. На директора в молодости сильно повлиял один инцидент, в результате которого он перестал верить в эффективность жесткого контроля. Макгонагалл же отнесется к ситуации со всей серьезностью, особенно если ты ей скажешь, что то место, где ты проводишь полнолуния, кажется тебе не слишком надежным, поскольку какой-нибудь… ретивый сокурсник… может тебя оттуда выпустить – возможно, в надежде, что ты покусаешь кого-нибудь из магглорожденных студентов.

У Ремуса даже челюсть отвисла.

- Что – но… Постой, но ведь никто не знает, что я оборотень! Только ты. Иначе меня бы уже давно вышвырнули из школы, и это в лучшем случае. Если я скажу такое Макгонагалл, разве она не решит, что речь идет о тебе?

- Она не знает, что я знаю. Не считая вас четверых, Дамблдор единственный, кто оказался в курсе той… веселенькой затеи Блэка.

На Ремуса накатил стыд.

- Он пытался меня защитить… Дамблдор, я имею в виду.

А вот чего пытался добиться Сириус – он так до сих пор и не понял. Тот никак не объяснил свой поступок, только повторял: “Лунатик, я просто не подумал. Вот честное слово, просто не подумал…”

“И это должно меня утешить?” - спросил тогда Ремус…

- Вне всяких сомнений, - совершенно ледяным тоном согласился Снейп.

- Я… должен признаться, что не очень-то умею лгать, - поколебавшись, сказал Ремус. - И совершенно теряюсь, как только мне начинают задавать вопросы.

- Кто бы мог подумать, - сухо откликнулся Снейп. - Однако если это не очередной приступ самоуничижения, советую разбавлять свои слова правдой.

- Значит, я скажу Дамблдору, что мы все обсудили? И… про нашу договоренность, да?..

- Как хочешь. Кроме того, я бы мог… - ему невольно представилось, как собеседник лениво рассматривает собственные ногти, - …готовить для тебя Аконитовое зелье. То самое, о котором я упоминал. Да, общества друзей ты лишишься, и потеря тяжело скажется на твоем звере, но он по-прежнему будет меньше буйствовать.

- Я… - голова отчаянно кружилась; он не слишком-то хотел пить то, что сварит для него Снейп, особенно если тот потребует подписать информированное согласие на прием экспериментального зелья, которое способно…

- Стоп, - он резко выпрямился, - а с чего ты вдруг решил, что друзья как-то влияют на мое состояние? Тебе же неоткуда было об этом узнать!

- Всего лишь логичное предположение, Люпин, - так гладко и без запинки ответил тот, что чутье невольно зашептало: он умен и прекрасный лжец – не он ли только что тебя учил, как лучше скрывать правду?.. - Раз вы бродите по окрестностям школы вчетвером, и никто еще не умер, напрашивается вывод, что до сих пор им удавалось хотя бы отчасти тебя контролировать.

- Ну да, так оно и есть – но ты явно о чем-то умалчиваешь…

- Как это по-гриффиндорски, - вздохнул Снейп. - Разумеется, да; с чего ты вообще взял, что я все тебе выложу?

Ремусу до боли захотелось хоть как-то укоротить хвост этой самодовольной скотине. Но если ты хочешь от кого-то одолжения – изволь смиренно склонить голову и задрать лапки кверху. В итоге он закатил глаза (по-прежнему незрячие) и сказал:

- Да я и сам себе поражаюсь. Ну, теперь-то ты меня вылечишь?

- Да.

А потом что-то слабо зашуршало, и Ремус снова занервничал.

- А глаза лучше закрыть или открыть? - спросил он, пытаясь взять себя в руки… очень хотелось поежиться или вцепиться в простыню, но это бы выглядело совсем уж жалко.

- Возможно, ты не захочешь их открывать – хотя бы для того, чтобы избежать неприятных ощущений, когда зрение к тебе вернется. Не отвлекай меня больше, Люпин.

И Снейп негромко заговорил – голос шелестел в ушах, бесконечный, неумолчный, тянулся монотонным речитативом… Ремус не узнавал язык – может, англосаксонский? – и слова текли мимо, как вода; потом его обожгло, точно колючим ветром, и новый порыв растрепал волосы, а кожу неприятно защипало… Лицо стянула какая-то субстанция – она забивалась в рот и нос, облепляла удушающей пленкой, и Ремус распахнул глаза – мелькнула паническая мысль: “Так и есть, он решил меня убить…”

…а потом темнота развеялась, и эта штука на лице тоже… что-то засосало их в себя, словно пылесос – бумажную салфетку… в глазах взорвался свет, заплясал тупыми иголочками; Ремус выругался и закрылся от него руками…

- Я же предупреждал, Люпин.