Она вышла, и ее шаги поглотили заглушающие чары. Северус остался рядом с Лили – не сдвинулся с места, даже когда она уткнулась ему в мантию, и неровное дыхание защекотало ткань. Ему нужно было подумать.
Если проклятие действует на эмоции, это значительно упрощает идентификацию, сужая возможности до одного-единственного семейства заклинаний. Да, весьма обширного и разветвленного, но Северуса это не смущало; раз все остальное отметается, к поискам можно приступить хоть сейчас.
Изначально он собирался сперва вернуться в слизеринский дортуар и разобраться с той дрянью, что предуготовила ему первая волна противников. Но чтобы успеть в библиотеку, планы пришлось пересмотреть – и откладывать было нельзя. Одно хорошо – что проклятие вряд ли скреплено кровью; раз так, то снять его еще можно…
Он постарался расслабиться, чтобы не держать Лили мертвой хваткой – не вышло, она только прильнула теснее. За все это время они не сказали друг другу ни слова; лишь однажды Северус решил, что она задремала, и хотел переложить ее со своих костлявых мощей на нормальную подушку, но Лили только сильнее в него вцепилась и пробормотала: “Нет”.
Пришлось оставить ее в покое – и боку, к которому она прижималась, в конце концов стало жарко, а в спину больно вдавился прут от изголовья; холодок металла чувствовался даже сквозь плотную ткань мантии.
Когда мадам Помфри внесла кубок с зельем, Северус уговорил заторможенную Лили выпить его содержимое; ровно через минуту ее и впрямь сморил сон, а дыхание стало спокойным и глубоким. Он помог медсестре опустить спящую на матрас – она даже не шевельнулась, словно героиня детской сказки, погруженная в волшебную летаргию. Северус стоял по одну сторону кровати, мадам Помфри – по другую; они оба смотрели на заострившееся лицо Лили, и в больничном отделении повисло вялое безмолвие.
- Вы поступили правильно, мистер Снейп, - нарушила наконец молчание мадам Помфри. - Ее надо было доставить сюда – это признаки опасного проклятия.
- Вы уже уведомили директора? - спросил он, уходя под надежную защиту окклюменции.
- Да. Он будет тут с минуты на минуту – праздничный пир уже закончился.
Значит, Северусу пора уходить.
- Тогда я пойду, - он колебался, стоит ли благодарить медсестру, но в конце концов решил, что и так за этот вечер привлек к себе слишком много внимания, так что просто приподнял заглушающую занавеску и выскользнул под сводчатый потолок лазарета, в пустую тишину открытого пространства. Перед глазами у него все стояла Лили – ее прозрачно-восковое лицо, особенно бледное на фоне спутанных рыжих волос.
До выхода уже было рукой подать, но тут на ближайшей к дверям кровати отодвинулась занавеска, и из-под нее показался Блэк. Северус невольно подумал, что Блэк, оказывается, в этом возрасте был куда крупнее, чем он – это первое, что пришло ему в голову; второе – какая безоглядная ненависть исказила это привлекательное лицо… знакомое выражение, настолько знакомое…
Северус замер в неподвижности – привычная реакция, когда постоянно ждешь нападения… Он чувствовал вес волшебной палочки у себя в рукаве – она была там, легонько касалась запястья… достаточно неуловимого движения, только чуть-чуть развернуть кисть – и оружие само скользнет в ладонь… Блэк не знает, что он такому научился; Блэк даже не заметит атаку… с ним можно сделать все, что вздумается – хватит даже средненького темного заклятия; этого будет довольно, чтобы пробиться за все щиты, чтобы от этого смазливого лица остались лишь лохмотья кожи, и кровь залила темно-серые глаза…
Раздался протяжный скрежет. Больничные двери распахнулись, и в зазоре между деревянными створками появился Дамблдор. На его мантии, густо-рубиновой и шитой серебром – будто изукрашенной вспышками заклинаний – в свете ламп переливались искорки. Он заметил Северуса и Блэка, не мог их не заметить… должно быть, это случилось даже раньше, чем они успели повернуть к нему головы, но в его бледно-голубых глазах светилось лишь безмятежное любопытство.
Окклюментные щиты рванулись на место – с такой силой, что Северус почувствовал боль. Палочка юркнула в руку – ладонь стала липкой и влажной, а сердце грохотало, как лошадиные копыта.
- Добрый вечер, господа, - произнес директор – таким тоном, словно ничего особенного не происходило… точно перед ним не стояли заклятые враги с палочками наизготовку, и каждая мышца в их телах не звенела от ненависти. - Сожалею, что болезнь ваших друзей помешала вам сегодня посетить праздничный пир. И тем не менее…
Он приблизился – на губах играла легкая улыбка, однако глаза за очками-половинками смотрели пытливо и серьезно; ничего похожего на искорки смеха.
- Конечно же, перед зовом столь пылких чувств меркнет все остальное.
О Господи. Эти его тирады – Северус помнил сам факт, но позабыл, как именно они звучали… позабыл, как Дамблдор их произносил – всегда от чистого сердца… Ему хотелось перебить все окна в больничном крыле, но было страшно, достаточно хоть на мгновение ослабить стальную хватку окклюменции – и он взорвется…
Дамблдор остановился между Северусом и этим кобелем.
- Ступайте спать, - велел он все с той же тонкой улыбкой, переводя взгляд с одного своего студента на другого. - Ибо вечером, знаете ли, воцаряется плач, а на утро радость.*
- Спокойной ночи, сэр, - сказал Блэк, одарив врага напоследок еще одним неприязненным взглядом – у Лили никогда бы так не вышло; Северус только уставился на него в ответ – из прохладных глубин окклюменции, где даже ненависть сжималась в комок… но не пропадала до конца, всегда поджидала рядом…
Размашистой походкой Блэк миновал расстояние до двери; скрылся за ней – шаги все удалялись и наконец затихли. На Дамблдора Северус взглянуть не осмелился – тоже двинулся к выходу, прекрасно зная, что вжимает голову в плечи; мысли сами складывались в мольбу… но о чем? Успеть, пока директор безмолвствует? Или чтобы он сказал что-нибудь доброжелательное? Северус и сам не знал; не знал даже…
Слова Дамблдора заставили его замереть на пороге.
- Мистер Снейп? - позвал директор; как же хорошо, что это оказалось не “Северус” – только не сейчас, не теперь, когда он снова услышал этот голос – впервые с того момента, как шепот “Северус, пожалуйста” ножом полоснул по сердцу…
Он обернулся, но промолчал, только смотрел на Дамблдора по-совиному искоса, не желая встречаться с ним взглядом. Тот тоже наблюдал за Северусом – пока что не обрушил на него всю мощь своего взора, просто глядел серьезно и пытливо.
- Да, директор? - произнес Северус, когда тишина затянулась. Что это – неужели что-то мелькнуло под тонким щитом чужой окклюменции?
- С возвращением – только и всего, - ответил Дамблдор. Чутье предупреждало, что изначально он собирался сказать что-то другое, но что именно – Северус не представлял. - Вы ведь впервые не составили нам компанию на каникулах.
Если бы Северус мог вернуться в Хогвартс – в тот замок, что жил в его памяти, где он был взрослым, где все знали и о нем, и о том, что он натворил, – знали и простили, совсем как Лили, – Северус надеялся, что в том Хогвартсе он бы услышал: “Добро пожаловать, мой мальчик. Добро пожаловать домой”.
Все, на что он был способен в этом Хогвартсе – выдавить единственное слово:
- Да.
- Я полагал, что вы, возможно, покинули нас, чтобы обрести то, что утратили, - сказал Дамблдор. - Надеюсь, вам это удалось. Доброй ночи, мистер Снейп, и спокойного сна.
Слова не шли на язык. И Северус сбежал.
***
Факелы в коридорах горели попарно – по два после каждых двух незажженных; пламя тянулось вверх, вспарывая сумрак каменных стен. На полу лежали длинные густые тени, чуть редея там, куда доставал свет; Северус рассекал их, как воду, держа палочку у бедра, и надеялся, что со стороны выглядит рассеянным и отрешенным. На самом же деле он был начеку, хоть серьезной атаки сейчас и не ждал: старшие предпочтут сначала посмотреть, как справятся младшие, и только потом нанесут удар сами.
