А затем – внезапно, как вскрик – она осознала, где именно находится: на больничной кровати, и при этом практически улеглась на Северуса.

Лили рванулась вверх, словно ужаленная каким-то заклинанием, и уставилась на свою “подушку”. Вероятно, глаза ее были комично круглыми – ее глаза, но не его; он смотрел на нее так, словно все это было в порядке вещей, и никто не вытворял ничего странного… но она-то помнила, как колотилось его сердце.

- Привет, - сказала она – это прозвучало слишком бодро и неловко. Им что, обязательно было делать койки такими узкими? Она прижималась к Северусу бедром, да вдобавок еще и закинула на него левую ногу – голую, поскольку какой-то извращенец переодел Лили в больничный халат, и какое же счастье, что в Мунго на больничной одежде завязки были сбоку… Даже сейчас, когда она приподнялась, опираясь на локоть, то все равно продолжала нависать над Северусом, задевая его плечо волосами – но если бы она откатилась в сторону, то тут же свалилась бы на пол.

- Похоже, тебе стало лучше, - произнес Сев – так, словно и не существовало никакого бедрами-прижиманья, ногами-обниманья и волос-на-плече-лежанья. От благодарности ей захотелось его расцеловать, но по причинам вполне очевидным она воздержалась.

Не уронив никого из них на пол, он каким-то чудом из-под нее выскользнул – несмотря на ту ужасную, неудобную позу, в которой они оказались – и опустился на стул у кровати. На Северусе был темно-зеленый халат, накинутый поверх больничной одежды цвета шалфея – не лаймового… да что в этом дурацком месте с колористикой? Как только Лили доберется до дома – тут же повыбрасывает все зеленое, что найдется в ее гардеробе.

- Тебе лучше? - спросил Сев, словно ждал от нее подтверждения, и поплотнее запахнулся в халат – возможно, переживал, не получив ответа… Но она чувствовала себя превосходно, только очень уж глупо.

- Да, я чувствую себя хорошо, - отозвалась она, стараясь улечься на кровати по-нормальному и водворить голую ногу на ее законное место под больничное одеяние. - Они объяснили, что со мной стряслось?

- До конца они не уверены, - по голосу было очень заметно, что именно он думает об интеллекте мунговского персонала, а интонации весьма смахивали на материнские. - Они считают – это последствия наложенного тобой проклятия.

- А потом, значит, еще и аппарация, вот я и потеряла сознание… Я ведь его потеряла, да? - она нахмурилась. - Не могу вспомнить, как мы сюда попали…

- Да, именно так. Мать сказала – у тебя были трудности с поддержанием равновесия, и ты сообщала, что испытываешь боль.

Северус помедлил – отчего-то его молчание заставляло думать, что он мог бы что-то добавить, но не хочет.

Как же она радовалась тому, что снова способна нормально видеть. Лили пристально вглядывалась в его лицо – оно казалось не таким замкнутым, как вчера до больницы.

- Что? - спросила она и, проверив украдкой, что уродливое зеленое одеяние больше нигде не просвечивает, подобрала под себя ноги, чтобы сесть и откинуться на изголовье. - В чем дело? Ты думаешь, что они ошибаются, так ведь?

Он все еще не мог решиться – и наконец произнес, уставившись куда-то в район ее ступней:

- Можешь описать мне свои симптомы? Так полно, как только вспомнишь?

Поморщившись, она потерла глаза.

- Как будто я свалилась с лестницы или подцепила жуткую простуду. Было просто… плохо. А потом я попробовала встать и не смогла, а вокруг все кренилось. И глаза болели от света, а когда я пыталась куда-то посмотреть – начинала кружиться голова.

Теперь Лили практически слышала, как он колеблется.

- Сев, в чем дело? Ты можешь мне рассказать, - она заставила себя продолжить. - Если дальше меня ждет какая-нибудь гадость…

- Нет, ничего такого, но…

Казалось, ему было тяжело на нее смотреть – он постоянно отводил взгляд. Надо думать, опасался ее реакции. Она постаралась сделать самое обнадеживающее лицо, какое только умела.

- С тобой не случится ничего плохого, - произнес он негромко. - Я лишь… тот эффект, который ты описываешь – с учетом наложенного тобой заклинания, существует всего одна ветвь магии, которая могла бы привести к подобной отдаче.

Лили выжидала, совершенно сбитая с толку. Судя по тону, по тому, как он искал ее взглядом, Сев ожидал, что его поймут с полуслова. Но она не понимала.

- О чем это ты?

Довольно долго он молчал. У нее тревожно засосало под ложечкой.

- Этот эффект характерен для Темных искусств, - выдавил он наконец – словно сбросил с плеч камень, чтобы без помех подготовиться к предстоящему взрыву.

У нее отвалилась челюсть.

- Что?.. Темные искусства – да я бы ни за что!.. Я никогда ими не пользовалась! Как ты можешь…

- Ты точно уверена, что Контрапассо не темное заклинание? - он говорил так рассудительно, что она даже почти не рассердилась – и не испугалась, не почувствовала себя нехорошо…

- Конечно, уверена! Его же Дамблдор придумал – он сам меня научил! Он не стал бы учить ничему тако…

Как Круциатус получается лучше у тех, кто хочет причинить боль, так и Контрапассо лучше получается у тех, кто хочет простить…

- Лили, - Северус продолжал терпеливо ее увещевать, - Темные искусства не связаны с намерением причинить вред. Ты не…

- Не надо, - прошептала Лили; сердце в груди колотилось мучительно и часто, - не надо. Я не хочу это слышать… об этом спорить, - она стиснула виски руками, - я не могу, Северус. Ты же знаешь, что я думаю о… что я думаю. О них. Дамблдор бы никогда… нет…

Дамблдор растил твоего сына, как агнца на закланье…

Он ответил не сразу.

- Хорошо, - его голос стал ледяным. - Тогда остановимся на предложенном Мунго диагнозе и покончим с этим вопросом.

Северус резко поднялся со стула и пересек комнату. Лили услышала, как льется жидкость, а затем он вернулся и протянул ей стакан воды, отрывисто сказав:

- Держи.

На его лице читалось раздражение; никаких следов уже привычной окклюменции.

Не сказав ни слова, она приняла стакан и отпила глоток. Вода омочила горло – ох, какое блаженство…

Все еще недовольный, Северус снова опустился на стул. Лили знала: он злится, что его даже не выслушали, но все равно не собиралась ввязываться в очередную разборку из-за Темных искусств. Она на дух не выносила такие споры; им двоим никогда не удавалось договориться до чего-то внятного, и все обычно заканчивалось долгими молчаливыми обидами, а ей не хотелось повторения – ни ссориться, ни снова путаться в тенетах этой проблемы… Ведь именно такие глобальные разногласия когда-то и привели их дружбу к окончательному разрыву. А потом – померкли и перестали казаться важными: какой в них смысл, когда умираешь и теряешь все на свете?..

Как же его, оказывается, много – того, повторения чего ей бы не хотелось.

- Сев, - позвала она негромко. Он мельком глянул на нее, но его раздражение так и не улеглось. - Я не… я лишь не хочу снова поссориться из-за Темных искусств, только и всего. Я же знаю, что мы из-за них поссоримся, а я этого не хочу, вообще ни из-за чего, ну разве что из-за ерунды какой-нибудь, понимаешь? И это все. Ничего больше.

И когда только успел померкнуть ее праведный гнев? А святая уверенность в том, что ее первейшая обязанность – раскрыть ему глаза и убедить, что Темные искусства – это зло? Скорее всего – когда она попробовала, но он все равно пошел по этой дороге и закончил свой путь человеком, который вчера едва не умер от угрызений совести.

Или же тогда, когда она его простила. Она ведь и правда это сделала, иначе контрзаклинание бы не сработало.

Северус взглянул на нее пристально и наконец сказал:

- Все, о чем я тебя прошу – подумать о том, что за эти годы я, возможно, стал разбираться в темной магии лучше, чем когда-то в шестнадцать. В шестнадцать я был… полным идиотом.

Лили показалось – в воздухе так и повисло недоговоренное “…и возможно, что я понимаю в этом куда больше, чем ты в свои двадцать с хвостиком”.