- Просто блестяще, - сказала она; Северус потянулся выключить свет.

- Навряд ли, - откликнулся он и щелкнул выключателем, не дав ей рассмотреть его лицо.

Невольно она задумалась, была ли то импровизация, или он знал этот фокус и раньше.

***

31 декабря 1976 года

Северус встал задолго до рассвета. Старая привычка: многолетнее соблюдение школьного распорядка, помноженное на жизнь в подземельях – зябкая сырость так намертво въелась в их стены, что гарантировала пробуждение от озноба. Он оделся, не включая электричество, набросал в темноте коротенькую записку для Лили и сбежал из отеля в поисках места, где можно было бы разжиться кофе. Как оказалось, крошечный магазинчик на углу уже открылся – без сомнения, в расчете на клерков, неотвратимо ползущих на работу в зимних утренних сумерках.

Он расплатился за свежие булочки и два горячих стаканчика – от них пахло остро и ярко; пронес их по холодной улице и поднялся по скрипучим ступенькам, где воняло мокрым ковром. Лили обнаружилась за столом – сидела в убогой гостиничной комнатушке и в свете настольной лампы щурилась над его запиской. Волосы ее спутались, под глазами набрякли мешки; шторы она раздвинула – небо в окне позади было угольно-серого цвета.

- Судя по прогнозу погоды, сегодня должно быть пасмурно и холодно, - сообщил он, положил на стол перед Лили белый бумажный пакет с выпечкой и поставил туда же кофе.

- Какая неожиданность, - она слабо улыбнулась – не поверхностно и небрежно; нет, она определенно казалась утомленной. Зря он позволил ей прошлой ночью настоять, что сойдет и этот отель.

Или, возможно, причина ее усталости – в том, что он скоро заставит ее совершить.

Освободить номер было надо к одиннадцати. До этого времени они оставались в комнате – пили кофе и ели булочки; там пахло так же, как и на лестнице, но хотя бы стоял плюющийся паром обогреватель. Гостиницу он оплатил еще накануне; позволив Лили себя проинструктировать, Северус оставил ключ на столе и вышел из отеля – мимо облупившейся стойки, за которой скучающий мальчишка-портье – как казалось ему, тайком – листал порножурнальчик.

Они выбрались из этой дыры, и вокруг забурлили машины; у многих людей явно был выходной. Довольные лица, смех, веселое оживление – все это составляло сюрреалистический контраст с умонастроением Северуса; словно его чувства отражались на лицах прохожих, как в гротескном кривом зеркале.

Он смотрел на Лили, не отрываясь, следил за тем, чтобы она не удалялась от него дальше, чем на расстояние вытянутой руки. Если она притормаживала, чтобы пропустить мимо топочущую толпу с покупками, он останавливался тоже; если она обходила велопарковку, автобусную остановку или какое-то дорожное препятствие – Северус огибал его с другой стороны и встречался с ней снова. Первым он прикосновения не инициировал, но она то и дело брала его за руку – он не возражал, хотя лондонские краски и звуки становились от этого еще более причудливо-яркими.

Они кружили по закоулкам Брикстона, пока не нашли тот просвет между кирпичных стен, который вывел их к пустырю. Как он и думал, там никого не было – сюда не доносились даже звуки городского транспорта.

Не желая наткнуться на кого-то из знакомых, они договорились провести большую часть дня в этом доме. Северус не хотел, чтобы Лили прокляла его слишком рано – на случай, если что-то пойдет не так, и ей придется тут же использовать контрзаклинание… ну и вообще – на случай, если что-то пойдет не так. Если это проклятие изобрел Дамблдор, и даже сам Темный Лорд едва смог его снять, то у целителей из Мунго не было на это ни единого шанса. Значит, вся его надежда только на Лили.

Он надеялся, что сумел скрыть от нее этот факт. Ему куда лучше удавалось не повышать чужую самооценку, а разносить ее в пух и прах.

Дождя не было – в этом им повезло: и крыша, и верхний этаж в белом домике наполовину обрушились, подставляя внутренности холодному зимнему небу. Как и предсказывал маггловский синоптик по телевизору в кофейне, канун Нового года выдался облачный и неяркий – словно вокруг остались лишь черный и белый цвета. Пол, по которому они с Лили шли, сплошняком был покрыт сероватой известковой пылью, какими-то обломками, птичьими и крысиными фекалиями, смутными пятнами от чего-то пролитого и прочей антисанитарией.

По сравнению с этим местом тот отель, где они ночевали, мог показаться дворцом царя Соломона. Хорошо, сказал сам себе Северус, что он привел сюда Лили. Когда она вернется к Поттеру, ему останется прекрасное напоминание о том, что он способен привнести в ее жизнь только разную дрянь: угрозу Пожирателей Смерти, неприглядные аспекты человеческой цивилизации, уныние, усталость и необходимость совершать ради выживания то, что меньше всего хочется.

Он сознавал, что ему, скорее, следовало бы где-нибудь ее запереть, а не активно вовлекать в свои планы, всунув в руку волшебную палочку и приказав наложить на него это проклятие. Но она уже не ребенок, и такие последствия – оборотная сторона взросления. Лили вышла замуж, стала матерью, многое пережила, когда пряталась с сыном в убежище; сейчас же Северусу придется преподать ей еще один урок – урок, который он ненавидел всеми фибрами души, тем яростней за его бесспорность: иногда остается только стиснуть зубы и продолжать – просто потому, что так надо.

Либо сегодня она это усвоит, либо отступится и впредь будет пережидать сражения в безопасности. Северус и сам не знал, на какой из двух исходов надеется; не знал даже, надежда на который исход делала его большим эгоистом.

Сегодня Лили надела зеленый свитер. Она смотрелась в нем очаровательно – несмотря на спутанные и потускневшие волосы и синяки под глазами; он, однако, надеялся, что это зрелище не станет для него последним. Как бы он ни притворялся перед Лили, уверенности в успехе Северус отнюдь не испытывал. Ему вспоминался Эйвери, и как Темный Лорд пожал плечами и произнес: “Северус, ты и впрямь не считаешь, что лучше всего будет позволить ему умереть? Стоит ли спасать того, кто не в силах устоять перед проклятием грязнокровки?” И все же – так проще добиться желаемого результата, в этом он был уверен. Когда сегодняшний день закончится, Пожиратели и их приспешники будут испытывать к нему только презрение. Никаких неудобных вопросов, одно лишь отвращение: им не нужен волшебник, который так легко позволит вывести себя из строя той, кого они и за человека-то не считали. За эти почти тридцать лет он твердо усвоил, как слизеринец и как шпион: легкий путь всегда самый надежный. А изводить себя от беспокойства – наоборот, неэффективный.

Они с Лили сидели на старых ящиках; скорее всего, их натащили соседские мальчишки, которые давно использовали этот дом как курилку и место, где можно наклюкаться и на спор все обоссать. Но даже они, очевидно, давно сюда не заходили – сорняки тут чувствовали себя вольготно, и пыль на полу лежала непотревоженная. Северус и Лили вяло ковырялись в холодной еде – по дороге они заглянули в “Теско”; он заставлял себя жевать, телу потребуются силы, чтобы бороться с проклятием. Интересно, подействует ли оно на него сильнее, чем на Эйвери? Причиняет ли проклятие больше боли, если отвращение к себе и так засасывает тебя, словно трясина? Или все зависит от того, насколько проклинающий хочет тебе навредить?

Большую часть дня Лили провела, пытаясь говорить о Хогвартсе – уверенным тоном, так, словно он уже согласился туда вернуться. Как он подозревал, ей хотелось заставить себя поверить в нормальность происходящего. Искушение нырнуть в ее разум и выяснить, что она думала на самом деле, было велико – но он с ним справился.

Он все равно не хотел увидеть в ее мыслях ни мальчишку, ни этого уебка Джеймса Поттера… ни зеленый свет, ни себя самого в маске Пожирателя – как он спас ее от мучительной смерти и смотрел сверху вниз, стоя посреди горящего поля…

Около половины четвертого небо начало темнеть. Невидимое солнце уходило за горизонт; и без того неяркие краски тускнели, пока все вокруг не стало напоминать выцветшую от старости маггловскую фотографию. Лили пошарила в кармане куртки и вытащила ту пустую банку из-под карандашей – собиралась снова вызвать свои звездочки? – но нет, она протянула банку ему.