- Что ты хочешь узнать?

- Гарри – каким он вырос? - она стиснула руки; лицо ее казалось жадным, почти голодным.

- Он, - серенькая посредственность, - хорошо играет в квиддич.

- Который ты ненавидишь. Кем он играет?

- Ловцом. С первого школьного года.

На ее лице промелькнуло удивление.

- Но это же…

Северус пересказал ей этот эпизод, предусмотрительно оставив за скобками собственное негодование и концентрируясь вместо того на Минерве – на ее триумфальной победе. Лили просияла, сверкнув влажными глазами – и, к собственному удивлению, он почувствовал, как тает внутри застарелая, удушающая злость на ту давнюю несправедливость.

- А что еще? Какие они, эти его друзья?

Грейнджер, которая только и умеет, что вызывать у меня мигрень, и Уизли, который вообще ничего не умеет.

- Они всегда вместе, - сказал Северус, не без удовольствия припоминая те редкие случаи, когда неразлучная троица все-таки ссорилась. С какой бы неприязнью он к ним ни относился – видеть их по отдельности все равно было в высшей степени странно, и такого мнения придерживался не только он. Когда в стане троицы случался раскол, учительская гудела от сплетен и пересудов, а Трелони в очередной раз повторяла, что кто-нибудь из них обязательно погубит остальных – Северус, разумеется, не видел в этом предсказании ничего забавного.

- Кажется, ты говорил, что его многие любят? - как только он закончил расточать мальчишкиным прихвостням не-оскорбления, хотя бы отдаленно смахивающие на комплименты, Лили тут же задала следующий вопрос.

- Да, - если не брать в расчет периодическую диффамацию в прессе. Сущие сокровища, а не воспоминания – но не для ушей Лили; ее они только огорчат. - Его называют Мальчик-Который-Выжил, - из-за тебя, Лили, - и само правительство поет ему дифирамбы и воскуряет фимиам.

Она моргнула.

- Ты шутишь.

- Вообще-то нет. Как я уже говорил, он пережил то… покушение, - он не рискнул воспользоваться другим словом – иначе она бы снова расстроилась, - потому что ты… защитила его, - и опять он не мог позволить себе другое слово – на сей раз чтобы не рисковать уже собственным рассудком; достаточно было одной мысли, одного воспоминания… - Однако все, что было известно широкой публике – что твой сын выжил, а Темный Лорд нет. Никто не знал, почему; правда, у Дамблдора возникли кое-какие предположения – и они впоследствии оправдались, - пробормотал он – больше для себя, чем для нее.

Лили глядела на него так, словно в жизни не вела более увлекательного разговора – не исключено, впрочем, что для нее так оно и было.

- Что же, они решили, что он… в некотором роде… победил Волдеморта? - она всегда все схватывала на лету.

- Да, - ребенок-герой.

Лили помолчала.

- Но это же… не совсем любовь, правда? Это восхищение, и… я пытаюсь сказать – это же не все, у него ведь есть близкие люди? Ты сказал про друзей, я помню, а как насчет – ну, например, Сириуса, Ремуса и Питера?

- Петтигрю? - Северус произнес эту фамилию таким тоном, что она вздрогнула.

- Ну да – Сев, что с тобой? - встревожившись, она потянулась к нему. - В чем…

- Из-за него вас нашел Темный Лорд! - Лили замерла, вытянутая вперед ладонь медленно сжалась в кулак. - Эта падла сдала вас ему с потрохами! Матерь божья – он же был Пожирателем Смерти, этот соблядатай хуев, а вы все думали, что вас предал Люпин!

Он не заметил, как вскочил на ноги. Лили смотрела на него снизу вверх; ее глаза расширись от шока, а лицо превратилось в пустую и совершенно безжизненную маску. Потом маска треснула, и потрясение на ее лице сменилось страданием – и как же это было больно.

Мог бы и смягчить выражения, говнюк.

Северус опустился на пол. Она тряслась – совсем как прошлой ночью, дрожала и дрожала всем телом. Он не позволил себе к ней прикоснуться.

- О Господи, - шепнула она – надломленно, словно у нее разбилось сердце; Северусу казалось, что кто-то медленно выворачивает ему ребра. - Боже мой. Почему же я – я никогда – мне и в голову не приходило… думала, его схватили, и… - у нее перехватило дыхание, по щекам заструились слезы. - Нет, - ее лицо исказилось, - нет, нет, нет…

Она с ним не спорила – просто все еще надеялась, что это какая-то ошибка.

Он потянулся к ней трепещущей рукой; Лили вцепилась в нее без малейших колебаний. Кто-то – то ли он, то ли она – двинулся навстречу другому; Северус обнял ее, прижал к себе, и Лили разрыдалась, уткнувшись ему в плечо. Он чувствовал себя слишком старым и смертельно уставшим – и в то же время поверх всего этого почему-то ощущалась искренняя, кристально ясная радость.

В конце концов ее рыдания стихли; только дыхание осталось сиплым и тяжелым.

- Ты знал, - ее голос звучал так же сипло, как и дыхание. - Насчет Питера. - Северус напрягся; неужели она предположила, что… - Но ты выяснил только потом?

- Да, - ответил он; вместо слов вышел только какой-то скрежет. - Мы не всегда видели наших… сотоварищей, - на язык ему словно насыпали пепла, - я знал только, что это был кто-то из ваших близких, твоих и… - Северус все еще не мог произнести это имя, - что предатель был с вами рядом, - сказал он вместо того. - И только много позже…

Он помедлил, так и не закончив эту мысль. У него онемели ноги – сидеть на дощатом полу было слишком холодно.

- Вставай. Эти половицы совершенно ледяные.

Лили послушалась – зареванная и слегка ошарашенная. Северус сунул ей в руки коробку с бумажными платками и, не глядя, указал на свою постель.

- Давай сюда, - скомандовал он мрачно, подтаскивая поближе к кровати стул от письменного стола.

- Но ты же сказал, что… Сев, осторожно, магия! - воскликнула она, увидев, что он ткнул волшебной палочкой в разваливающийся стул.

- Министерство следит за домами, не за отдельными волшебниками, - он задумался, есть ли смысл пригнать плашки поплотнее, чтобы избавиться от щелей, но решил, что это неважно. Под его весом сиденье заскрипело, но выдержало.

- Что?! И когда ты об этом узнал?!

- Еще на четвертом курсе. Не думаю, однако, что это бы как-то тебе помогло, - он наконец заметил, что Лили явно боролась с искушением его придушить, - поскольку твой дом – место жительства магглов. За ним наблюдают.

- Все равно ты должен был сказать, - проворчала она, вытирая лицо бумажным платком – он понадеялся, что на нем не было пыли. - Я всегда думала, что они – ну, я не знаю, следят за нашими палочками?.. Так ты поэтому можешь колдовать на улице, и тебя не ловят?

- Да. Министерство ленится отслеживать каждого.

- Представляю объемы бумажной волокиты, - вздохнула она. - Значит, я могу… - она вытащила из рукава волшебную палочку, одарив Северуса наполовину застенчивым, наполовину дерзким взглядом, от которого у него дрогнуло сердце, и вывела в воздухе сложную вязь петелек. Из ничего вспыхнула горсточка миниатюрных огоньков-колокольчиков – словно заискрилось сошедшее с небес созвездие.

Северус молча вытряхнул на стол цветные карандаши из стеклянной банки и протянул ее Лили. Повинуясь движению ее палочки, золотистые огоньки запорхнули внутрь; закрутив крышку, она водрузила банку на комод. Стекло приглушенно светилось – но грело оно гораздо лучше, чем сияло.

- Надеюсь, обойдется без пожара, - пробурчал он, хотя точно знал, что ничего не загорится: у Лили было такое же инстинктивное чутье на чары, как у него самого – на зелья. - Никогда раньше такого не встречал.

- Я в основном работала над новыми чарами, пока… ну, ты понимаешь, - сказала она тихо. - Мне… никогда не нравилось драться. Я не очень-то умею… причинять людям вред.

- Конечно, не умеешь, - пробормотал он отстраненно – так, словно находился от нее бесконечно далеко, так же далеко, как должна находиться звезда, чтобы казаться не больше мерцающего огонька в банке из-под карандашей. - Видимо, эти чары предназначались для того, чтобы согревать волшебника в ситуации, когда его безопасность зависела от незаметности.