Железная гора была абсурдной. Она могла быть продуктом ксеносов, или кошмарным сплавом технологий ксеносов и людей, гибридом марсианского честолюбия и чужацкой техномагии. Один взгляд на нее вызывал у Есугэя приступ тошноты – что-то в ней было однозначно ненавистным.

У ее основания находился командный трон, окруженный шестью столбами из пятнистого мрамора и увенчанный огромной железной аквилой. Со всех сторон трон пронизывали толстые связки кабелей, питая его энергией так же, как артерии питали бьющееся сердце. Престол превосходил человеческие размеры. Он был создан для Легионес Астартес, или, возможно, даже кого-то большего по размерам. Поверхность трона была золотой, отполированной почти до цвета пламени, а подлокотники заканчивались головами орлов: одного зрячего, другого – слепого.

Сиденье было занято высохшим трупом. Его челюсть отвисла в безмолвном мучительном вопле, а расслаивающиеся руки вцепились в подлокотники. Одежда сгорела, обнажив обуглившуюся плоть поверх иссохших костей. Глаз не было, все три выжгло пламенем. Сапфиры на лбу расплавились, смуглая кожа осыпалась.

Есугэй захромал к трону, от мощи которого дрожал сам воздух.

Значит, это был Ашелье. Что он пытался сделать?

Ашелье никогда не составлял карту варпа. Он создавал средство обойти его.

Есугэй вспомнил громадную неподвижную ударную волну, которую преодолел флот по пути сюда – наполненные светом кристаллы в пустоте. Неужели новатор активировал эту машину? К чему это привело?

Врата в пекло. Даже сейчас, ты стоишь на пороге и все еще не видишь их.

Трон был машиной, машина была троном. Ее никогда не создавали для смертных.

Только избранный примарх обладает силой для поддержания активного канала.

И Есугэй все понял. Он знал, что необходимо сделать. Задын арга медленно потянулся дрожащими окровавленными руками, чтобы стянуть с трона иссохшие останки Ашелье.

Хан мчался из стыковочных отсеков на мостик. Коридоры были заполнены бегущими слугами, многие из которых несли тяжелый груз. Их вели воины орду, подгоняя, поднимая на ноги упавших и заставляя возвращаться к работе.

Не такие порядки примарх устанавливал в Легионе в прошлом, но он уже видел причины для изменений. Хотя на флагмане отсутствовали самые худшие проявления эфирного недуга, «Буря мечей» гудела едва сдерживаемым нервным возбуждением, тем безумием, которое порождалось исключительно воздействием варпа. Лица смертных были отмечены им – в затравленных взглядах явно читался самый жуткий страх людей.

– Насколько близко мы к сражению? – спросил Хан у одного из воинов Намаи по имени Казан.

– Мы уже участвуем в нем, Каган, – раздался ответ. – Тахсир отступает к флоту, а враг следует за ним.

Они оказались в помещениях перед мостиком, взбираясь по винтовым лестницам. Воздух дрожал от сильного рыка работающих на полную мощность плазменных двигателей, выводящих флагман на оптимальную позицию.

Когда Хан добрался до командного мостика, его ждал Джубал.

– С возвращением, Каган, – сказал он, поклонившись и отходя от трона.

Хан не стал подходить к нему.

– Докладывай.

– Мы потрепали их, когда они прошли через барьер. Теперь занимаем оборонительную позицию, все корабли наготове.

Хан изучил тактические дисплеи, затем посмотрел через иллюминаторы. Флот Белых Шрамов принял построение «хури» – разомкнутую сферу с линкорами в центре и эскортниками вокруг них. Такой строй позволял развертывать фланги в любом направлении, мгновенно реагируя на атакующую схему врага.

Корабли Шибана уже были видны невооруженным глазом: они возвращались, чтобы избежать уничтожения. За ними, пока еще пунктирной серебристой линией на фоне пустоты, приближался авангард врага, рвущийся быстрее вступить в бой. Вражеские лэнсы спорадически вспыхивали, нащупывая дистанцию.

Джубал далеко отошел от кристаллической сферы, стараясь дать флоту как можно больше пространства для маневра. И тем не менее исходная обстановка была очевидна для всех: Белых Шрамов окружили, лишив возможности сбежать. Враг находился между ними и точками Мандевилля Каталлуса, и любая попытка прорваться за эфирный барьер под огнем станет губительной.

Хан отвернулся. Сотни матросов работали на своих постах под наблюдением воинов Джубала. Открытое пространство перед командным троном, на котором обычно собирался кэшик для защиты повелителя, теперь было занято стоявшими вперемешку воинами из многих братств. Судя по всему, они только что прибыли.

Перед ними стояла Илья. Она странно смотрела на примарха – вызывающе и немного нервно.

– Сагьяр мазан, Каган, – сказала генерал. – Для них было бы неподобающе гнить в пустоте, в то время как здесь нужны воины.

Хан обвел взглядом собравшихся легионеров в сильно различающейся экипировке. Одни носили старые доспехи Легиона, другие сняли броню с убитых ими врагов. То же касалось и вооружения: болтеры, силовое оружие, прямые клинки с метками других Легионов. Легионеры без шлемов гордо демонстрировали свое происхождение – смуглую кожу чогорийцев и более разнообразную терран, но все были отмечены светлым шрамом на левой щеке.

Сагьяр мазан тоже были насторожены. Примарх давно осудил их. Некоторых из их ханов он казнил, другие были изгнаны и погибли.

Хан подошел к ним. Воины молча ждали, ни один из них не сделал шага назад.

– Это место чести, – сказал Хан. – Вам дали шанс снова заслужить его.

Затем примарх взглянул на все свое окружение – Джубала, Намаи, Арвиду. Здесь собрались грозовые пророки и те из воинов кэшика, которые вернулись с Темного Стекла.

– Итак, мои братья, грянула буря, – сказал он. – И мы встретим ее вместе.

В глубинах «Гордого сердца» растущие звуки битвы едва сказывались на влажном безмолвии. Демонический инкубатор Вон Калды серьезно защищался, как от физических, так и метафизических угроз.

Вдоль стен зала призывания тянулись десятки герметичных сосудов, в каждом из которых находился корчащийся обитатель варпа. Они дергались и бились, словно плод в матке. К этому времени демонический дым толстым слоем покрыл бронестекло, уплотняясь и застывая перед глазами апотекария.

Вон Калда опустился на колени, чувствуя, как ручейки пота стекают со лба. Ему еще не приходилось иметь дело с таким сложным ритуалом, тот терзал его душу каждым произнесенным словом и начертанным символом. На каждого нерожденного, что дергался в цилиндрах из стекла и колдовства, убивали по сотне рабов.

Обитатели варпа шептали ломаными полузвуками, которые крепли и приближались к полноценной речи по мере приближения флагмана к варп-разлому. Демоны чувствовали его близость, и чем тоньше становилась материя реальности, тем быстрее росла их физическая сила.