Она подошла к нему, положив дрожащую руку на его руку.

– Вспомни себя. Еще не все погибло. Если Терра в безопасности, Империум можно восстановить. Шторма можно обойти. Мы должны быть там.

Она и в самом деле верила в это. Глядя на нее, Шибан не знал, что сказать. Он мог рассказать ей, что было для него очевидным долгое время. Что все это погибло, та благородная мечта, о которой грезили другие люди, была уничтожена, обнажив кошмар. Более того, воины орду не были причастны к этой мечте, в которой им с самого начала едва ли было место.

Воин мягко убрал руку женщины.

– Я сделаю то, что он прикажет, – сказал он.

– Но каким будет твой совет? Повлияло ли на него хоть что-то из сказанного мной.

Илья должна была понять, что слишком поздно, но ему не хотелось причинить ей больше боли, чем уже сделала правда.

– Я не даю обещаний, сы, – сказал Шибан, отвернувшись.

Вон Калда прислушался к гулу двигателей «Гордого сердца». Он прижал пальцы к столу и почувствовал, как по руке расходятся вибрации.

– Ты слышишь это? – прошептал он, наклонив голову к массе из плоти и сухожилий. – Слышишь этот звук?

Вряд ли. У привязанного к медицинскому стенду существа больше не было ни ушей, ни глаз, ни губ. Его лицо, которое некогда принадлежало смертному человеку, было покрыто окровавленной проволокой и красными отверстиями для ввода повышающих чувствительность устройств.

Вон Калда погладил закованными в железо пальцами дрожащую грудную клетку.

– Мы вернулись в варп. Вот, что он мне говорит. У лорда-командора есть добыча.

Апотекарий потянулся за скальпелем. Вокруг операционного стола в идеальной тишине работали слуги. У них были самые разные лица – безволосые, с решеткой вместо ртов, железными масками с блестящими многофасетными глазами, трансплантированными ртами зверей или же гладкие и пустые, как яичная скорлупа.

Вон Калда опустил имплантат в приемник, и к фиксаторам протянулись фидерные провода, напоминающие паучьи ножки. В момент, когда иглы были готовы скользнуть под кожу, он услышал тихий стук сапог силового доспеха.

Он поднял голову. В апотекарион вошел Коненос.

– Чем могу помочь, брат? – спросил Вон Калда, удерживая имплантат.

– После того, как закончишь. Не отвлекайся.

Вон Калда раздраженно втянул воздух. Впереди были многие часы работы. Захваченных смертных V Легиона было непросто сломать, а состав их крови немного отличался от кемошийской. Многие скончались до того, как были улучшены, поэтому еще многое предстояло изучить, чтобы дать Эйдолону новые партии матросов, в которых он нуждался.

Имплант скользнул в пустую глазницу, плотно прижавшись к кости. Пациент задергался в оковах, наверняка от боли, но у него больше не было голосовых связок, чтобы закричать. Вон Калда закончил операцию, вытерев кровь с аккуратного разреза. Затем наложил микрошвы.

Вон Калда снова выпрямился, положив инструменты на поднос.

– Следите за жизненными показателями, – сказал он ближайшему слуге. – Не позволяйте этому умереть.

Затем апотекарий взглянул на Коненоса, который начал спускаться в расположенные внизу помещения.

– Минуту, брат. Пожалуйста, будь осторожен.

Апотекарион был заставлен каталками, медицинскими столами и клешневидными операционными ложами. Сверкающие поверхности были заполнены стальными инструментами, пробирками с булькающими питательными веществами, спиралями прозрачных трубок. Посреди всего этого Коненос выглядел, как гигант, впущенный в пещеру с сокровищами, натыкающийся на хрупкие инструменты каждым своим шагом.

– Впечатляюще, – сказал с благодарностью Коненос. – Ты всему этому научился у Фабия?

Вон Калда догнал оркестратора, когда тот спускался по винтовой лестнице из белого с прожилками камня. С нижних уровней доносились отголоски булькающих мучительных хрипов. Они проникали через шахты, которые вели в темницы апотекариона.

– Частично, – сказал Вон Калда, защищаясь. – Он – не единственный ткач плоти в Легионе.

Коненос широко ухмыльнулся. Незакрытые шлемом глотка и лицо оркестратора представляли раздутую массу звуковых камер и излучателей. Из-под надбровных дуг светились розовые как у крысы глаза.

– Нет, не единственный. Но с нашей последней беседы ты был занят.

Они медленно спускались, обходя кровеносные системы и колонны с органами. Война предъявляла большие требования к флотским апотекарионам, и каждый уголок в них был загроможден отходами операцией по улучшению тел.

– Мне, в самом деле, приятно видеть тебя здесь, брат, – сказал Вон Калда, прошмыгнув мимо ряда стеклянных пробирок, каждая из которых была размером с человека. Некоторые были пусты, другие заполнены темными фигурами, бьющимися о стенки, словно рыба на удочке. – Но ты, конечно же, знаешь, что мы заняты.

Коненос продолжал осматриваться с изумлением энтузиаста. С потолка на цепях свисали блестящие предметы, извивающиеся и дрожащие под слепящим светом медицинских люменов.

– А ты знаешь, что наш командор получил нужные ему курсовые пеленги.

Вон Калда кивнул.

– Он прислал мне сообщение.

– И что каждый корабль, который он смог вызвать, находится в варпе. Треть сил всего Легиона. Представь себе.

– А Палатинский Клинок?

Коненос метнул в апотекария усталый взгляд.

– Эйдолон все так же очарован им.

Они вошли в длинную низкую комнату. Рифленые стены в форме железных эллипсов были усеяны обращенными внутрь шипами. Поступавший из тускло-красных сетчатых панелей воздух был горячее, чем в других помещениях.

– Командор всегда очаровывается новинками. Это пройдет.

Из фильтров на полу поднимались кольца пара, извиваясь, словно внутренности. Сверху доносились странные звуки, больше не похожие на мучительные отголоски пытаемых людей, но напоминающие лай или звериный скрежет.

– Ты его лучше знаешь, – сказал Вон Калда. – Но возможно будет мудрее не предполагать слишком многого. Ситуация не та, что была при примархе.

Коненос направился к круглой двери в дальней стене, окольцованной железом и исписанной старыми формами кемошийских рун. Когда оркестратор подошел к панели замка, Вон Калда предупредил его:

– Будь осторожен, брат.

Коненос не отрывал глаз от двери.

– Почему? Что там находится?