– Оно убивало. Во всяком случае, я так думал.

– Но ты не знаешь? – спросил Сайбус. – Ты ведь чертов апотекарий!

Для воина, в чьих венах текла раскаленная кровь Ноктюрна, Атеш Тарса отреагировал на враждебность на удивление спокойно. Он ответил на взгляд ветерана собственным кроваво-красным взглядом, и первым отвел глаза Сайбус.

– Железное Сердце старше Империума на тысячи лет, – ответил Тарса. – То, как оно взаимодействует с организмом легионера, – тайна, раскрыть которую способен лишь Император, возлюбленный всеми.

Но Сайбус не собирался оставлять неопределенность касательно судьбы капитана.

– А ты что скажешь, Таматика? – поинтересовался он и указал на кибер-орла. – Ты и раньше сталкивался с артефактами из Земли Теней.

Таматика посмотрел на птицу, после чего вернулся к изучению Брантана. Он сжал губы и задумчиво постучал пальцами по подбородку.

– Сталкивался, да, – отозвался он. – Но тут даже мой опыт ничего не подсказывает.

Таматика повернулся к Тарсе:

– Возможно, раз капитан излечивается, получится отсоединить устройство и изучить его.

– Отсоединить? Исключено. Вы его убьете.

Таматика пожал плечами:

– В таком случае я не могу предоставить никакого объяснения.

– Забудьте про объяснения, – бросил Тиро. – Мы пришли сюда, чтобы поговорить с капитаном. Разбуди его.

Тарса наклонился к контейнеру и вставил активационный ключ из нартециума. Из бока криокамеры выдвинулась панель с несколькими костно-белыми бегунками и зубчатыми круговыми шкалами из черного пластека.

– Отключаю стазис-поле, – произнес он, ставя ручку крайней левой шкалы на нулевое значение.

Поле, удерживавшее Ульраха Брантана в закрытом пространстве вне времени, было невидимым, но Тиро сразу понял, когда его отключили. Наружу хлынул воздух из прошлого – холодный, застоявшийся и наполненный вонью разложения. Хоть Тарса и говорил об излечении, тело капитана оставалось искалечено.

– Поднимаю центральную температуру тела.

Иней на коже капитана растаял, и вода побежала по щекам, как слезы. Черты лица смягчились, а коже частично вернулся цвет, когда по телу снова потекла кровь. Эта же кровь вязкими сгустками сочилась из ран на груди и культей, оставшихся от бедер.

Глаза под веками задвигались. Он приоткрыл рот, и воздух над лицом заволокло зловонным паром.

– Мозговая активность возрастает, – произнес Тарса, следя за потоком данных на экранах, вставленных в стальные бока контейнера. – Амплитуда альфа-волн в пределах нормы. Активность тета-волн увеличивается. Нейронная осцилляция стремительно ускоряется. Можете говорить, он вас услышит.

– Ульрах, – заговорил Тиро. – Кое-что произош...

– Мы потерпели неудачу.

Отфильтрованный голос Ульраха Брантана вызывал у Тиро неизменную дрожь ужаса. Он шел из места, полного боли невообразимой, всеохватной и, как ему, должно быть, казалось, засевшей внутри на целую вечность. Он говорил о пытках, с которыми никто не должен сталкиваться.

Тиро знал с прошлых сеансов, что первые мгновения пробуждения часто были для Брантана тяжелыми: его разум восстанавливался из беспорядочных фрагментов, борясь с агонией, путающей мысли. Тиро мог только продолжать.

– Капитан, мы вышли на связь с Медузоном из клана Сорргол, – сказал Тиро. – Он планирует миссию и нуждается в нашей помощи.

Голова Брантана металась на заляпанной кровью циновке. Поток крови из искалеченных конечностей не ослабевал.

– Мы потерпели неудачу. Сперва на Исстване, а потом на Йидрисе.

– Нет, нас предали, – ответил Тиро, хватаясь за край контейнера. Жар от его железной руки проплавил во льду глубокие борозды. – Магистр войны всех нас предал.

– Мы больше не достойны. Ангел Экстерминатус родился, и бессчетные поколения будут вечно проклинать наши имена.

Тиро и Сайбус обменялись взглядами. Они ожидали от своего капитана чего угодно, но не самообвинений. Может, ярость и жажду возмездия – только не зловещих пророческих слов.

– Медузон считает, что нам следует объединиться, – сказал Тиро. – Я хотел бы услышать ваше мнение.

Брантан повернул голову к Тиро.

– Объединиться? Зачем?

– Он верит, что мы можем убить Альфария.

– Убить Альфария?

– Да.

– Убить примарха...

– Мы отомстим, – сказал Сайбус, вставая у контейнера рядом с Тиро и вкладывая в слова всю свою ненависть и боль. – Не Фениксийцу, но придет и его время.

Брантан открыл глаза: ввалившиеся и мутные, с красными прожилками от лопнувших сосудов и некрозной желтизной. Тиро увидел в них безумие и отшатнулся. За ввалившимися глазами царило помешательство.

– Отомстим... Да, отомстим. Наше спасение – в крови.

– Тридцать секунд, – напомнил Тарса.

Тиро собрался с мыслями. Он видел в Брантане боль и отчаянную жажду мести и не хотел следовать мнению человека, чей разум был разрушен мучениями и вечностью самообвинений.

Он почувствовал на себе взгляд Тарсы и заметил, что ядовитая ярость в глазах Брантана ужаснула его не меньше.

Между ними возникло молчаливое взаимопонимание.

Слезы на щеках Брантана замерзли мгновенно, но перед тем, как его поглотила ледяная вечность, он успел отдать последний приказ:

– Сделайте это. Убейте Альфария и выжгите слабость, приведшую нас к поражению.

ЦЕЛЬ. РАССЛЕДОВАНИЯ. РАСТВОРИВШИЙСЯ ВО ТЬМЕ

Воздух кузницы дрожал от жара и сверкал ярко-оранжевыми огоньками искр. В адском пламени горнов перерабатывали сталь, снятую с «Зета Моргальда».

Ручьи расплавленного металла стекали в литейные формы для оружия, и обнаженные по пояс Железнорукие работали кузнечными молотами у почерневших от огня наковален. Дым с шипением поднимался от воды, которая была слишком несвежей для закалки, отчего опытные мастера говорили, что в металл подмешивается слабость.

Грязные от копоти знамена, на каждом из которых красовались символы мастеров-оружейников, трепетали в восходящих потоках горячего воздуха. Когда-то кессонные стены кузницы были увешаны великолепными работами этих мастеров – воинов, создававших в этом обжигающем жаре настоящие чудеса из металла. Когда-то в этих стенах гремели песни, становившиеся частью каждого шедевра.

Теперь не было ничего, что могло бы стряхнуть со знамен копоть; песни умолкли, а чудес почти не осталось.

Позади грохотавших молотками кузнецов у наковальни работали двое, окруженные ореолом красноватого света. Как и Железнорукие, они были обнажены по пояс, но на этом сходство заканчивалось.

У Никоны Шарроукина была алебастрово-белая кожа, и только прядь блестящих черных волос, собранная в короткий хвост, показывала, что он не альбинос. Миндалевидные глаза на орлином лице почти не отражали свет горна и летящие искры.

Атеш Тарса был его полной противоположностью, с темной кожей, красными глазами и бритой головой, напоминающей шар из черного обсидиана. И в отличие от Шарроукина, сын Ноктюрна в этой обстановке чувствовал себя как дома.

Два дня оставалось до прибытия Железных Рук в пункт, найденный Сабиком Велундом в астронавигационном журнале «Моргельда». После встречи «Железного Сердца» и «Сизифея» Шарроукин и Тарса проводили время за тренировками, спаррингами и, как теперь, ковкой.

Тарса держал на наковальне светящийся оранжевым клинок меча, в то время как Шарроукин обрабатывал металл молотом.

– Осторожно, – предупредил его Тарса. – Не погни края. Ты потратил два дня на то, чтобы прокалить и выпрямить сталь. Жаль будет ее выбрасывать.

– Как получилось, что апотекарий разбирается не только в тайнах плоти, но и в тайнах стали? – спросил Шарроукин.

– У всех сынов Ноктюрна есть тяга к кузнечному делу. Мои умения достаточно посредственны.

Ограниченность познаний в металлургии не мешала Шарроукину понимать, что Тарса к себе несправедлив. Но он не видел смысла спорить. Саламандр был скромным воином и предпочитал, чтобы его способности говорили все сами.