Жизнь на Земле была прекрасной. Цивилизация процветала. Науки развивались, культурные достижения едва ли не превосходили в изяществе друг друга, численность же населения только росла. После двух мировых войн люди Земли словно бы одумались и стали оценивать себя более реалистично, без идеализирования. Они уже не считали себя богам равными или хотя бы приближающимися к этому идеалу. Не считали они себя и непогрешимыми, поскольку обнаружили, что в природе таких вообще не бывает. Не мыслили они себя и слишком добрыми, поскольку воочию убедились, на что способны. И жизнь после этого сильно упростилась. Проекты социального равенства были отброшены, так как равнять можно было лишь по худшим. Ведь худших почти невозможно было сделать лучшими, а вот лучших весьма легко было низвести до любого уровня. И даже до уровня тупой скотины, что вполне и доказали известного рода лагеря. Идеи всеобщего благоденствия были забыты. Ведь всем не может быть одинаково хорошо. Поскольку есть такие вещи, как пресыщение или привычка. А именно к хорошему люди как раз и привыкают быстрее всего и перестают видеть в нем хорошее. Да к тому же еще, если всем одинаково хорошо, то это уже и не хорошо вовсе, а просто нормально. И гордиться или, наоборот, завидовать некому. В общем же, все эти сложные преобразования и социальные эволюции вполне можно было охарактеризовать, как довольно успешные и сугубо положительные. Поскольку люди в результате них пришли к одному очень хорошему для себя итогу: они стали более реалистичными.

А что может быть лучше реализма? Да пожалуй, что и ничего. Ведь реализм – есть способность видеть вещи такими, какие они есть, без прикрас или очернения. В некотором же роде реализм вполне можно определить даже, как способность видеть правду. И отличать ее ото лжи. А там где видна правда, там почти всегда исчезает и насилие. Ведь даже те, прошедшие мировые войны, были бы совершенно невозможны без лжи. Когда людям все время твердили то о полном превосходстве их расы над другими, то об упорядочивающем влиянии полной анархии, то о руководящей роли рабочего класса в истории. Но теперь все это было уже в прошлом. И хотя некоторые отголоски тех, минувших потрясений все еще иногда докатывались до цивилизации людей то в виде неофашизма, то расизма, то еще какого-нибудь «изма», но все это было теперь уже совсем не то, что прежде. И заметного влияния такие реваншистские поветрия ни на политику, ни на социальную среду не оказывали.

Люди, наконец, стали уделять повышенное внимание природе, да и вообще всей окружающей среде. Казавшиеся еще совсем недавно неисчерпаемыми природные ресурсы оказались на поверку очень даже исчерпаемыми. А незыблемая устойчивость всевозможных биогеоценозов оказалась настолько хрупкой, что подчас приходилось прилагать немалые усилия, чтобы ненароком ее не нарушить. Люди увлеклись так называемой «зеленой» энергией. Они строили огромные ветряки и приливно-отливные гидроэлектростанции. Они даже стали отказываться от двигателей внутреннего сгорания и переходить на более экологичные, работающие либо на водороде, либо на простом электричестве. Созывались разного рода международные научные конференции, посвященные общим проблемам климата и окружающей среды. Были определены как важные и подлежащими скорейшему разрешению проблемы озоновых дыр, а также потепления климата. В крупных городах люди в массовом порядке пересаживались на велосипеды, самокаты и прочие, едва ли не примитивные механические устройства. Им даже нравилось подчас пользоваться такими, по сути средневековыми механизмами, живя при этом в двадцать первом веке. Поскольку все это добавляло в их, иногда все же несколько скучноватую жизнь, элемент экзотики. Да к тому же еще и физические упражнения вместо периодического однообразного нажатия на кнопки или рычаги также не приносили никому никакого вреда.

Люди справились со многими болезнями. Правда, сделали в процессе этого одну весьма серьезную ошибку, которую, правда, вовремя сумели исправить. А именно, увлеклись антибиотиками. Был даже такой, довольно продолжительный период, когда им казалось, что все проблемы в медицине уже решены, и что оставалось лишь только открыть еще несколько новых антибиотиков, чтобы и с оставшимися недугами справиться. Но все оказалось намного сложнее. Потому что болезнетворные микроорганизмы, изначально чувствительные к подобным лекарствам, через некоторое время мутировали и начинали этими лекарствами едва ли не питаться. А несчастные пациенты, напрочь лишенные в результате слишком частого медикаментозного вмешательства своего собственного иммунитета, очень сильно страдали от такого лечения и погибали даже иногда. Но в конце концов врачи все же поняли, что слишком уж упорствовать, пусть даже и в привлекательных своей простотой заблуждениях, им все-таки не стоит, и что нужно позволять организмам больных самостоятельно бороться с недугами. Конечно, до определенного предела. Поскольку при острых формах болезни без антибиотиков по-прежнему обойтись было нельзя. Но если человек заболевал чем-то простым, то лекарства ему только вредили. Среди врачей даже появилось такое неписаное правило, что пока температура больного не поднималась выше тридцати восьми, а некоторые говорили, что и тридцати девяти градусов, то и лечить его медицинскими препаратами было не нужно. «Пусть чай с малиной пьет», – говорили они.

Любопытно было еще и то, что в сфере борьбы с преступностью человечество также достигло большого прогресса. Хотя на некоторое время люди и здесь поддались практически тем же заблуждениям, что и в медицине. «Бороться с преступностью нещадно» – вот был их главный лозунг тогда. Однако, по прошествии нескольких десятилетий, люди убедились, что подобный жесткий подход, «на уничтожение», не дает в итоге почти никаких положительных результатов. Преступность приспосабливалась к новым условиям и прекрасно существовала при них. Она даже поражала иногда сами правоохранительные органы, поскольку общество в результате такого бесконтрольного вмешательства в свою повседневную жизнь напрочь переставало бороться с преступностью. Некий своего рода «общественный иммунитет» ослабевал, а иногда и вовсе отказывал. И тогда появлялись формы преступности воистину ужасные: немотивированные, садистские, непредсказуемые. Но люди и здесь вовремя спохватились и решили, что на некоторые виды правонарушений государственным органам лучше вообще не реагировать, предоставляя обществу самому справляться с подобными проблемами. Но естественно, лишь до тех пор, пока, условно говоря, «температура» конфликта не достигала «тридцати восьми градусов». И спустя некоторое время общество выздоровело. Многие виды правонарушений, в особенности самые страшные, исчезли совсем, а мелкие… ну от них была подчас даже определенная польза. Поскольку незначительная преступность приводила общество к самоочищению. Так же как и некоторые микробы – нормальный здоровый организм, которому иногда бывает просто необходимо хоть раз переболеть какой-либо болезнью, чтобы потом никогда уже к ней не возвращаться.

И все же некоторые проблемы человеческой цивилизации сохранялись. И связаны они были прежде всего с чрезмерной зарегулированностью общества. Дети, например, даже с учетом мнения родителей, не могли выбирать учиться им или нет. Они обязаны были учиться. И хотя от такой учебы пользы было мало, поскольку от долгого завуалированного насилия дети только тупели, но все же обязательное среднее образование сохранялось еще в очень многих странах. Иногда людей, напротив, принуждали искусственно заботиться о своей старости. Поскольку пенсионная система также не была добровольной. Люди не могли самостоятельно выбирать, копить им или не копить. Они обязаны были платить налоги для реализации весьма призрачной возможности пожить на старости лет за чужой счет. Не были решены также проблемы и с гонкой вооружений. Которая постепенно привела к накоплению такого огромного количества смертоносного оружия, что всю Землю можно было уничтожить, да еще и не один раз. И хотя некоторые шаги по нераспространению самых опасных видов такого вооружения все же предпринимались, так же как и меры по демилитаризации некоторых стран, но тем не менее, меры эти не носили массового характера и имели весьма ограниченный эффект.