– А тебе что пришлось делать?

Он присел на корточки и, вдыхая аромат чашечки кофе, которую задержал в руках, улыбнулся:

– Многое, – сказал он.

– А что именно, многое?

– Ну, всякую там сборку с отвертками и гаечными ключами, провода и кабель подсоединял, тяжести неподъемные таскал. – Он протянул руку и погладил щеку новорожденного. – Ну и как зовут твоего нового приятеля?

– По-моему, имени ему еще не дали. – Оглядев палатку, она многозначительно улыбнулась. – Ты знаешь, а ведь когда-то я хотела стать медсестрой, в восьмом классе я даже убедила Энни пойти вместе со мной работать на лето добровольной помощницей в госпитале.

– Холли, когда я недавно зашел сюда, я видел, как ты чудесно управлялась с этой женщиной, почему же ты не стала медсестрой, что случилось?

– У меня были паршивые оценки по химии.

Он кивнул:

– Плохо, что мы тогда с тобой не были знакомы, химия была одним из моих любимых предметов, я бы тебя поднатаскал.

– Уж представляю, и кто знает, чтобы с нами сейчас было?

Он наигранно пожал плечами, вышло очень смешно.

Она склонила голову:

– А ты всегда хотел стать летчиком?

– Всегда, даже сомнений ни малейших не испытывал.

Из-за занавески появилась медсестра.

– Передохните, Холли, вы это заслужили, – сказала она, беря у нее ребенка.

Холли вслед за Эвеном вышла из палатки, и они очутились посреди развалин. Тут она оказалась лишенной противовеса в виде теплого свертка в руках, и реальность вместе с негативными чувствами вернулась к ней. Она глубоко втянула в себя воздух и медленно выдохнула.

– То, что ты торчишь здесь, едва ли хорошо скажется на твоем бизнесе. Как, по-твоему, мистер Стодорд отложит подписание контракта из-за того, что тебя вместе с самолетом не было на месте сегодня?

– Вполне вероятно, – он опустил чашку и поднял брови. – Но бывают такие моменты в жизни, когда нам приходится выбирать. Я выбрал прилететь сюда, и решил остаться здесь, и я несу полную ответственность за последствия своего выбора.

– Рано или поздно ты об этом пожалеешь.

Эвен поставил чашку на импровизированный столик и взял ее за локти.

– Да в чем дело, что ты пытаешься мне сказать?

Выяснять отношения здесь было не время и не место. И она моментально пожалела о том, что завела этот разговор. Она пристально посмотрела на него. Слишком поздно, она слишком далеко зашла и теперь уже с крючка не слезешь.

– По-моему, я спрашивала у тебя, почему ты все это делаешь, Эвен. Ради чего ты все бросил и притащился сюда?

– Помимо того, что ты меня об этом попросила, Холли, приходится уяснить для себя, что тебе важнее всего, что необходимо сделать, а потом и делать это.

Отпустив ее локти, он внимательно изучил ее, после чего, похоже, пришел к решению:

– Пойдем, я хочу тебе кое-что показать.

Они прошли через развалины к той палатке, в которой работал он, она хотела уже войти, но он ее задержал:

– Я горжусь, что знаком с тобой, Холли. Горжусь и тем, что ты обратилась ко мне за помощью, и я никогда не пожалею о том, что прилетел сюда. Более того, я всегда буду благодарен тебе за то, что попросила меня об этом, поскольку пережитое мною здесь напомнило мне об одной вещи, о которой мы все почему-то склонны забывать.

После этого он отодвинул полог палатки и ввел ее внутрь. Вдоль стены рядком стояли три инкубатора, которые они привезли на Сент-Джулиан, и в каждом был крошечный хрупкий младенчик, и каждый дышал, каждый шевелился, каждый был чьим-то драгоценным чудом.

– Мы ведь все когда-то родились и выжили, Холли, и какие бы бедствия не случались, жизнь продолжается.

– Но почему я должна подписывать все эти бумаги по поводу чартерного рейса, – спросила она, когда он не то протащил, не то протолкал ее мимо сотрудников в свой кабинет. – Прошлую ночь я провела на раскладушке, половину сегодняшнего утра в самолете, и меньше всего мне сейчас хочется возиться с бумагами за твоим столом, неужели ты не можешь переслать все это в Лемонэйд, там кто-нибудь подпишет.

– Принимайте мои звонки, – сказал Эвен Талли, подталкивая сопротивляющуюся Холли к дверям своего кабинета.

– Мистер Стодорд в здании, мистер Джеймсон, он может подняться сюда в любую минуту, а в главной приемной вертятся немало представителей прессы.

Прочно удерживая Холли, Эвен остановился:

– Мне хотелось бы увидеться со Стодордом.

Холли извернулась и гневно глянула на него с печальным неодобрением:

– Я уверена, что у тебя столько незавершенных дел, так что если ты меня…

Он втащил ее в кабинет, закрыл дверь и всем телом припер Холли к ней.

– Ты совершенно права насчет незавершенных дел.

– Эвен Джеймсон, ну как я могу подписывать бумаги, если ты меня не отпускаешь.

– К черту бумаги! – ноздри его яростно раздувались. – Разве тебе нечего мне сказать?

Его срывающийся голос поразил ее, но так просто он ее себе не подчинит. Она твердо намерена со всем этим покончить. Ожесточая себя против несомненной власти, которую он над ней имеет, она уставилась на вышитую на его кармане эмблему компании.

– Да, – начала она дрожащим голосом, – что касается Лемонэйд…

Его холодные голубые глаза сузились, и лицо приняло мрачное выражение. Он знал, что она собирается сказать, и не желал этого слышать.

– Не надо, Холли…

Но она все равно продолжила, полная решимости покончить со всем.

– Что касается Лемонэйд, мы хотели бы поблагодарить вас за благородно пожертвованное вами время и предоставленный в наше распоряжение самолет.

– Да черт тебя возьми, не нужно мне твоих благодарностей, мне нужно объяснение, почему ты ушла от меня три недели назад?

Она попыталась вырваться, но он припер ее коленом, а потом вызывающе поднял подбородок:

– Ты не уйдешь из этого кабинета, пока не скажешь.

Она как могла извивалась, пытаясь высвободиться из-под него, никогда еще не видела она его таким – разъяренным, оскорбленным, насильно требующим ответа, но и она сопротивлялась. После нескольких бесплодных попыток она громко выдохнула и смирилась с безвыходностью своего положения.

– О'кей, отпусти меня, тогда скажу.

Он не шелохнулся.

– Ты что, мне не веришь? – выпалила она. Прежде чем она успела воспротивиться, его губы накрыли ее в яростном поцелуе.

Казалось, либо он, либо она растают сейчас в облачке дыма.

Стараясь из последних сил, ей удалось-таки отвернуться и перевести дыхание.

– Но ведь так нечестно, Эвен, так нечестно…

– А когда ты от меня ушла, это было честно? – он отпустил ее руки и отстранился. – Говори.

Она настороженно посмотрела на него, вид у него по-прежнему был сердитый, но гнев свой он уже обуздал.

Бездыханная и дрожащая она разгладила слаксы, одернула блузку и гордо сложила руки на груди.

– Я пребывала во власти заблуждения, что мы можем доверять друг другу, что все, что мы друг другу говорим, правда, и что это вся правда, без остатка. – Она опустила подбородок и прищурилась. – Что мы не осуществляем друг у друга за спиной тайных планов.

Эвен пожал плечами:

– Тайных планов?

– Ну да, тайных планов, как в бизнесе, – она сделала паузу и посмотрела, не проявляет ли он признаков немедленного признания и возможного раскаяния. Увидела она, однако, только признаки полной ошеломленности, тогда она повысила голос и постаралась наполнить его презрением.

– А ведь той ночью на пляже я рассказала тебе все, и что ты сделал в ответ?

Его ярость сменилась полным непониманием:

– То есть как это что я сделал? Я занимался с тобой любовью, я снял с тебя одежду и занимался с тобой любовью на пляже на подстилке, «славная девочка».

Нахлынувшие нежные воспоминания сбили ее с курса, она отошла от него, стараясь овладеть собой.

– Я больше никакая не «славная девочка», – скорее страстно, чем победно, сказала она.