А затем славный герой вдруг опустился перед нереидой на колени.

«Будь мне другом, Вивиан. Не врагом, — сказал он ей. — Я шёл к тебе очень трудной дорогой и никогда тебя не отпущу. Никогда».

Тогда она ответила:

«Ни о чём у меня не спрашивай, король, и ни к чему меня не принуждай. Лучше люби меня, люби так, чтобы я забыла о стыде и не слышала гнева волн за твоей спиной».

Одна из девочек в приюте однажды спросила Алерту: разве мог обычный смертный совладать с огнём и водой? Старуха ответила, что Пелей никогда не был обычным, он приходился внуком самому громовержцу.

Нет, разумеется, он не мог, про себя рассуждала я, ни один герой не удержит в руках богиню, если только она сама того не возжелает.

Мне было интересно знать, что такого Алерте сделали все мужчины мира, раз она ощущала себя столь беспомощной перед ними?

В пересказе Мерлина миф о Фетиде и Пелее обрастал новыми интересными подробностями.

«В конце концов, прекрасная богиня оставила мужа и вернулась в дом своего отца Нерея», — рассказывал он, вдевая в мои волосы веточку шалфея.

«Почему?».

«Потому что нельзя получить любовь по праву завоевания».

«И всё же она даровала ему бессмертие, — возразила я. — Она попросила за него у богов. Назначенная цена была высока, но она заплатила её и сопроводила умирающего Пелея на лодке до самого острова Авалона, где он по сей день спит в ожидании дня великой нужды, когда ему придётся подняться вновь, чтобы спасти Британию».

Мерлин поднял на меня свои больные, тусклые глаза.

«Я думаю, это другая легенда, дитя».

Вперед! — исступленно подгонял меня барабан в груди, вперед! — к гибнущему в пламени войны Камелоту, серому бархату некогда плодородных полей, к закопчённому небу и чёрной растревоженной воде, в которой тонули красно-золотые драконьи знамёна. Идея Круглого Стола — идея смутная, каковы были все идеи демократии, спортивного духа или морали — канула в стылой небыли.

«Зачем ссориться, когда можно быть друзьями?».

«Мой бедный глупый король. Посмешище для своего двора».

Замок гудел, как улей, громкие голоса перекликались из коридора в коридор, бряцало оружие, топали сапоги — мужчины, до зубов вооруженные мечами, копьями, кинжалами, луками и стрелами, спешно собирались в поход. Все места за Круглым Столом пустовали. В Зале Совета не осталось никого, кроме троих: Артура, сэра Бедивера и светловолосого юноши, голову которого венчал серебряный обруч.

Сомнения и усталость томили короля. Его волосы поредели на висках и подёрнулись сединой, морщины стали глубже, кожа истончилась. У него было мирное лицо, а поблёкшие глаза выражали пугающее смирение.

«Должен ли я оставить Камелот и совершить это плавание? — спросил он, обращаясь скорее к самому себе. — Меня более не пленит слава Аттилы-гунна, я хочу мира своей земле, а не новой войны во имя отмщения».

«Сэр Ланселот посмел предать лучшего из людей, — юноша выступил вперёд. Его тёмные глаза гневно блеснули. — Он плюнул в протянутую ему руку. Он опорочил ваше доброе имя, отец, и должен быть казнён».

Артур мрачно взглянул на него. Он не снимал руки с рукояти своего меча, почти любовно очерчивая пальцами богато инкрустированное навершие. От него не укрылся взгляд, который юноша бросил на Экскалибур. Взгляд, выражавший жажду обладания.

«Ты скор на расправу, Тамезис».

«Позвольте предать себя одному — и будете преданы всеми! Это вопрос чести!», — запальчиво ответил тот, и его голос эхом разнёсся по пустому залу.

«А что насчёт твоей матери? — вдруг спросил Артур. — Какой бы приговор ты вынес ей, будь она здесь?».

«Моя мать озёрная ведьма. Как поступали с ведьмами в стародавние времена? Ей повезло, что Мерлин покровительствует ей».

Лицо короля дёрнулось в тщетно подавляемом волнении. Его набрякшие веки опустились, он склонил голову, и золотая корона тускло блеснула в утреннем свете.

«Будьте спокойны, отец, — ласковым тоном обратился к нему Тамезис. — Пока вы отсутствуете, я буду править от вашего имени. Править, как вы учили, — мудро и справедливо».

Небо над Каммланским полем¹ окрасилось багровым. В мертвенную тишину ворвался погребальный звон колокола.

«Она называла меня слепым королём».

Перед тем как покинуть замок, Артур в последний раз поднялся в верхние покои восточной башни, из окон которой открывался лучший вид на обмельчавшее озеро. Бедиверу давно перевалило за семьдесят, но его спина по-прежнему оставалась идеально прямой, а шаг — твёрдым и стремительным. Он был всё ещё умён и наблюдателен, потому слушал Артура вполуха, больше беспокоясь о юном принце, слишком рано получившим Камелот в своё распоряжение.

Старого рыцаря мучили дурные предчувствия. Меч не отзывался молодому дракону.

«Я был слеп, и я потерял больше, чем приобрёл, — сказал Артур. — Ланселот сбежал, Мерлин исчез, Тристан, Томас, Билл, Персиваль — все они мертвы. Вивиан… Я остался один. Всё это время я вёл битву с хаосом. А теперь думаю, что она была бессмысленной. Для всех моих павших воинов было бы лучше остаться живыми, даже если бы им пришлось жить под властью безумия и тирании. Я не особо задумывался об этом, когда чувствовал себя здоровым и крепким, но в минуты слабости стыд и неуверенность одолевали меня. Я любил силу и власть, я любил женщину. И я был слеп. Я ощущаю её присутствие, когда держу меч в своих руках. Пообещай мне, что вернёшь ей Экскалибур после моей смерти».

«Разве ты не хочешь, чтобы меч перешёл твоему сыну?», — спросил Бедивер.

«Он принадлежит Владычице Озера. Если она пожелает, она вручит Тамезису меч, и он откликнется ему, как когда-то откликнулся мне».

И снова вперёд — к холмам, к дорогам, что белыми лентами рассекали пышную зелень. Я видела себя, спускающуюся к озёрному берегу по камням в сопровождении Артура. Где-то далеко позади за нами следовали Персиваль и Рубио. Мы соблюдали осторожность, шли размеренным шагом, однако сила инерции при спуске понуждала ноги бежать вприпрыжку, и в конце концов мы отдались сладостно-жуткому притяжению глубины. Всё резвее, всё шаловливее, всё отважнее я скакала с камня на камень, игнорируя протянутую мне руку; будто подхваченная ветром, с растрепавшимися волосами и развевающейся юбкой, юная, весёлая, готовая петь от избытка счастья, я вихрем летела вниз по серпантину, а Артур стремительно следовал за мной по пятам. Он сорвал с себя перчатки, ослабил шнуровку дублета: он хотел впитать в себя обжигающую свежесть не только губами и лёгкими, но и кожей. А мой шаг становился всё увереннее и свободнее, и вскоре уже казалось, что я не бежала, а парила над землёй.

У самого берега Артур наконец перехватил меня, поднял на руки, и я взглянула на него сверху вниз, с пылающими щеками, истомлённая и разгорячённая бегом.

«Только не уплывай слишком далеко, Вивиан, — его глаза были устремлены на меня с неистовым напряжением. — В преданиях говорится, что твоё озеро не имеет дна и что в самом его центре находится глубочайшая дыра, ведущая в другие миры».

Он кружил меня, мои косы со свистом рассекали воздух, а Мерлин нашёптывал в ухо: «Она была виновна перед своим королём, перед своим мужем, и ей пришлось отречься от озёрной пучины, родившей её на свет».

«Кто?», — едва ворочая языком, спросила я.

Артур опустил меня на землю, и меня тут же повело в сторону.

«Прекрасная богиня, — отвечал Мерлин. — Гробница её мужа никогда не была найдена. По этой причине большинство баллад измышляют, что он ещё должен вернуться. Король былого и грядущего».

Я разделась до нижнего платья и устремилась в воду. Персиваль и Рубио остановились поодаль и отвернулись. Артур последовал за мной, на ходу стягивая рубаху.

«Говорят в последний раз его видели, покоящимся в лодке. Она сопровождала его на Авалон. Но когда они достигли берегов мифического острова, она изменила своё решение. Она не смогла разлучиться с ним и забрала его с собой».

Артур резвился, как ребёнок: размахивал руками, поднимая столбы брызг, преследовал меня, хватал за ноги, давился водой; его громкий смех гулко разносился над озером. Я играла с ним, направляя к нему одну волну за другой. Они то поднимали его высоко над берегом, то опускали на самую глубину. Персиваль и Рубио, привлечённые нашим общим весельем, невольно заразились им и подошли поближе.