Меня били волны. Рот наполнился солёной водой…

Что-то с силой ударило по двери снаружи, и я отскочила назад, разом избавившись от тяжёлого наваждения. Затем раздался ещё один удар. И ещё.

Я отодвинула тяжёлый засов, дверь мигом распахнулась, с грохотом ударившись о стену, и в кухню влетел промокший до нитки Артур. Воздушный вихрь, ворвавшийся вслед за ним, разом погасил весь свет. Мои юбки взметнулись от ветра, ноги обдало холодом.

Приложив немало усилий, Артур закрыл дверь, а я опустила тяжёлый засов в толстые кованые петли.

Мы остались в полной темноте.

— Проклятье! — хрипло выдохнул мужчина. — Думал, успею добраться до…

— Слышал шёпот? — спросила я.

Я по-прежнему плохо себя чувствовала. С трудом передвигая ноги, я нащупала в темноте стол и покрепче ухватилась за его края. Подол моей юбки вымок и теперь лип к ногам.

— Шёпот? — усмехнулся Артур. — Буря воет так, что оглохнуть можно. Никогда прежде такого не видывал.

Я не могла разглядеть Артура в темноте, слышала только тяжелое прерывистое дыхание и ощущала дрожь его тела.

Когда я зажгла свечи и обернулась к нему, то увидела, что он был бледен и вообще сам не свой. Это всё ненастье. Оно привело нас обоих в замешательство.

— Какого чёрта, Артур? — Силы стали возвращаться ко мне вместе с раздражением. — Ты до смерти напугал меня!

Он снял с себя пурпуэн, теперь больше походивший на половую тряпку, и бросил его на табурет.

— Принеси полотенце.

— Ты мной не командуй! — взвилась я. — Не у себя в борделе.

— Может, Кабан был прав, — раздалось в ответ. — Отстегать бы тебя ремнём.

Я запнулась обо что-то, и Артур придержал меня за локоть. Боком я прижалась к его вымокшей рубашке.

Ветер выл, запертые ставни тряслись и стучали. Пламя свечей дрожало, на каменных стенах плясали причудливые тени.

Артур клацал зубами от холода.

Вздрогнув, я отстранилась от липкой ткани и обняла себя за плечи.

— Зажги огонь в очаге, — велела я, направляясь к лестнице. — Я принесу полотенца.

— Ты мной не командуй! — со смешком донеслось мне вслед.

Спустя несколько минут я вывалила перед ним ворох старых и рваных простыней, пригодных только для того, чтобы послужить кухонными тряпками.

Артур, гревший ладони у очага, взглянул на эту кучу тряпья и вскинул брови:

— Это полотенца?

— У меня здесь кухня, а не постоялый двор, — хмуро отозвалась я. — Погреть воды?

— И побольше. Я ног не чувствую, — ответил Артур, стянув рубашку через голову.

— Как ты мне сегодня надоел.

— А чего ты домой не ушла? Не успела?

— Из-за тебя и не успела.

— А Сэйв что же? – он разложил свои вещи перед огнём, чтобы они быстрее просохли. — Так себе помощница?

Я перелила воду из кувшина в медный таз и поставила его греться.

— Её мать слегла, ей надобно было спешить домой.

Артур снял сапоги, и из них хлынула вода. Я достала с полки ополовиненную бутылку перчёного эля, разлила по кружкам. Меня тоже потряхивало, но не от холода. Я всё ещё ощущала отголоски того необъяснимого ужаса, что испытала несколько минут назад.

Мы расположились у очага плечом к плечу; я прижала колени к груди, Артур же, наоборот, сидел, широко раскинув ноги.

Слепой ветер, что ненадолго сполз в глубину, снова потянулся вверх, прозрел, взмыл, и вновь заметалось пламя очага и свечей. Вдали глухой грудой покатился гром. А затем вдруг сделалось тихо, словно буря подавилась собственным вздохом и замерла на мгновение.

Я снова вспомнила, как на меня накатила невидимая волна, как рот наполнился ледяной водой…

— Ты чего? — спросил Артур. — Никак не согреешься?

Я кивнула, и он обхватил меня за плечи, привлекая к себе. Я была благодарна ему за этот жест. От него пахло лесом, сыростью и потом, но ночная прохлада пробирала меня под платьем, и я была рада теснее прижаться к нему.

— И как оно тебе, Вивиан? – вдруг спросил Артур. — Оттирать котелки и варить похлёбку вместо того, чтобы заниматься своим делом?

Я отняла голову от его плеча.

— Тебе почём знать, какое дело моё, а какое нет?

— Так все знают. Вон, спроси у парней — тебе любой скажет. Чего тебе здесь коптиться? Врачевателей в народе куда больше уважают. И на благодарности не скупятся.

Я фыркнула и отвернулась.

— Твой старик хорош, но он уже не молод, — продолжал Артур. — Чего ты противишься? Всё равно к тебе ходить станут. И сейчас ведь ходят?

— Ты и ходишь, — сварливо отозвалась я. — Да твои дружки. Порой мне кажется, что вы специально увечья собираете, чтобы мне досадить.

— Так после тебя на нас всё как на собаках заживает.

— Видать, псиная натура берёт своё. Я-то тут при чём?

Новая вспышка молнии возвестила неожиданное возвращение утихшей было грозы, и шумный дождь застучал по крыше.

— И всё же, — продолжал настаивать Артур. — Что у тебя за тайна? Какая девица по своей воле запрётся на кухне в таверне, где её никто не видит? От чего ты прячешься?

Я взглянула на него и увидела, что он ожидал моего ответа с уважительным вниманием.

— А если узнаешь, стало быть, спасать меня ринешься? — устало спросила я.

Артур засмеялся и поднял взгляд к потолку.

— Может быть, и ринусь.

— Может быть, я не хочу быть у всех на виду. Я с трудом выношу чужаков и глупые разговоры. Не желаю видеть у себя дома всякий сброд, вроде твоих дружков.

Большая горячая ладонь Артура вдруг сползла с моего плеча, опустилась ниже, ещё ниже — и вдруг замерла как бы в изумлении. Еще одно движение — и он поднял голову и взглянул на меня с усмешкой.

— Или правы были насчёт тебя злые языки, — сказал он. — Раньше поговаривали, что ты травы заговариваешь. И раны лечишь не руками, а словом.

Медленно-медленно он провел пальцами по моей руке, коснулся шеи и легонько потянул за мочку уха.

— Если бы я тебя не иглой латала, а заклинаниями, лежать бы тебе, Артур, в сырой земле и не докучать мне своей глупой болтовнёй! — Я дёрнула головой и отстранилась от него. — Не дразни меня или живо на улицу выгоню. Глядишь, сдует тебя в озеро к чертям собачьим!

— Обнадёжь меня, светлейшая, — произнёс он смиренным тоном, а глаза его смеялись. — К лицу мне шрамы? Станешь ли их целовать?

Я покрепче стиснула зубы, чтобы не дай бог не улыбнуться в ответ на такое нахальство.

— Так вот, чем ты утешаешь себя долгими ночами.

— Я бы рассказал тебе о моих ночах, да засмущаешься, — весело ответил Артур.

Я поднялась на ноги, намереваясь подняться на второй этаж и оставить его здесь одного.

— Вечно ты глядишь на меня зверем, Вивиан, — бросил он мне вслед. — Лучше взором нежным обласкай сердце.

— Осталось ли у тебя, что ласкать? — спросила я, взбежав по лестнице. Мои щёки пылали от смущения.

Артур откинулся на локтях и взглянул на меня снизу вверх:

— А ты не уходи, и сама узнаешь.

Я только фыркнула в ответ и под громкий смех скрылась в комнате, с силой хлопнув дверью.

========== ii ==========

- 1 -

Старик как всегда приблизился неслышно, замер позади, наблюдая за движением моих рук и вслушиваясь в мерное постукивание керамики.

— Вода ушла, обнажив скалистое дно, — сказал он и умолк, ожидая моего ответа.

Я молчала, с излишним усердием разминая сухую траву в ступе. Старик положил на стол большие узловатые руки и распрямил пальцы. Они расправились медленно, словно ночной цветок, открыв мозолистые ладони. Я отставила ступу и пест, взяла в руки одну из пораженных ревматизмом конечностей и начала осторожно поворачивать ее из стороны в сторону, выпрямляя пальцы и массируя ороговевшую ладонь. Морщинистая физиономия старика скривилась, но почти тотчас расправилась, едва улеглись первые вспышки боли.

— Река отступила, — продолжал он. — Исчезла за ночь, словно её и не было.

— Брешешь, — сердито отозвалась я. — Реки не уходят в бури, они разливаются и топят города.

Старик плутовато улыбнулся в ответ. За ночь сырость пробрала его до костей, и он, закутанный во множество одежек, платки и даже в обрывки попоны, теперь стонал со смешанным выражением боли и удовлетворения от каждого моего движения.