— Ни за что не впущу,- говорит святой Петр.- У нас уже есть один такой, и мы только и думаем, как бы от него избавиться. Он нам весь рай перерыл.

— Только впусти, — говорит второй старателе-и я обещаю освободить вас от этого парня.

Послушался святой Петр, открыл ему ворота. Второй старатель легко отыскал первого по комьям земли, дождем взлетавшим в воздух там, где тот трудился. Подойдя поближе, второй старатель крикнул приглушенным голосом:

— Слышь, друг! Говорят, в аду напали на жилу!

Старатель тут же бросил работу и помчался к воротам.

— Эй, Петр, отвори, скорей отвори! Выпусти меня из рая, мне надо в ад!

Дневник мой превращается в сборник анекдотов и шуток. С работой у меня сегодня чуть получше, а погода чуть хуже. Льет дождь. Для конца декабря погода держится удивительно мягкая; но вообще-то я и не жду сильных холодов. Сегодня полная луна. Прилив сейчас достигает высшей точки, и юго-восточный ветер гонит воду по пляжу вверх, пока она не затопляет часть берега. Олсон считает, что, если ветер не утихнет, волна сегодня докатится до самой его избушки. Стволы деревьев, вырванных где-то из земли, причудливые, страшные и смешные, трутся о берег, вода вокруг полна плавучего леса и обломков.

Восемнадцатое декабря, среда

На полке за печкой всегда стоит маленькое ведерко с закваской. Кислое тесто делается из дрожжей, муки и воды, которые я развожу до нужной для хлеба консистенции и потом ставлю на неопределенное время. Забирая оттуда часть, я добавляю к остатку только муку и воду, и через короткое время тесто опять годится к употреблению не хуже первоначального. Жители Аляски широко пользуются этим способом для приготовления хлеба и пирожков. Надо добавить лишь щепотку соды и немного воды — и тесто готово. Ветеранов Аляски в шутку величают закваской.

Домик Олсона в Сьюарде удобно расположен на маленьком участке в густо заселенном районе. Я подивился, откуда у него такое богатство — целый дом и участок. И вот какую историю он рассказал мне сегодня вечером. Когда Олсон впервые приехал в Сьюард, он не то построил, не то купил маленькую избушку, стоявшую на берегу в том месте, где сейчас помещается пакгауз. Через какое-то время он отправился на зимние работы в Вальдес, а когда вернулся, избушки не было. Она исчезла, и, сколько он ни искал, нигде не обнаружил даже следа. Но если Олсон чувствует себя оскорбленным, ему нипочем все важные фирмы и государственные учреждения. Он явился к какому-то чиновнику и потребовал:

— Слушай-ка, почтенный. Зима на носу, а я без крова; что вы думаете делать по этому поводу?

Тот ответил: посмотрим, мол, что можно сделать, а пока направил его к чиновнику рангом повыше.

— Мне нужен дом,- сказал Олсон и этому.- Если вы сами не дадите мне лес на постройку, мне придется украсть его у вас.

У меня нет ни дома, ни денег. Зима подходит, и я не собираюсь жить на улице…

В конце концов дали ему какую-то развалюшку для сноса, чтобы он использовал материал, но не велели строиться на берегу. Ведь Сьюард был уже поделен на участки. По кольям и столбам можно было отличить дворы от улицы, и Олсон честь по чести поставил свой домик во дворе, в чьем-то чужом дворе. Владелец участка оказался человеком терпеливым и несколько лет не трогал Олсона, но в один прекрасный день он все же потребовал, чтобы тот убрал свой дом с его земли. И вот Олсон как-то ухитрился перетащить избушку на самую середину улицы, где она удачно поместилась между тремя пнями. Некоторое время все шло хорошо, пока не наступило лето. Городская администрация Сьюарда решила подремонтировать улицу и послала бригаду корчевать пни.

— Если вам платят за корчевку пней, вы можете за те же деньги передвинуть и мой домишко,- сказал Олсон.

— Куда? — спросил старший.

— Да куда хотите.

И так избушку снова поместили на чьем-то приглянувшемся участке, и там она стоит и по сей день — аккуратный крепкий домик, от дверей которого проложены деревянные мостки к дощатому уличному тротуару. Вот уж подлинно великая свободная страна Аляска!

Сегодня весь день на редкость тихая и приятная погода. Время от времени накрапывал дождик. Тучи низко нависли над морем и спрятали от глаз горные вершины. Поверхность воды как зеркало, если не считать мертвой зыби, которую не столько видно, сколько слышно, как она плещет о берег. В сумерки мы с Рокуэллом прошлись по берегу до конца мыса, разделяющего бухты. Мы увидели зарево от зашедшего солнца, гористые острова на юге и нашу собственную бухту в полукольце защищающих ее склонов в красивом черно-белом одеянии из елей и снега. Будь у меня с собой подготовленные холсты, я мог бы сделать с этой точки много больших этюдов.

За обедом Рокуэлл несколько раз предлагал мне часть своего творожника. Мне это показалось странным. При всей его обычной внимательности и любезности это было уж что-то чересчур. Стремление услужить мне проявилось и в других вещах. В конце концов, преодолевая смущение, он признался, что решил исправиться и больше помогать мне,- а ведь я до сих пор ни в чем не мог на него пожаловаться! Итак, день закончен. И опять мне кажется, что на этой земле я с радостью прожил бы годы.

Девятнадцатое декабря, четверг

Этот день надо навсегда сохранить в памяти — такая красота, тишина, покой вокруг. Вся земля, каждая ветка, каждый ствол окутаны толстым слоем пушистого свежевыпавшего снега. И весь день по небу лениво плыли нежные и легкие облака, окутывая землю то тут, то там пеленою падающего снега, в то время как где-то рядом и даже сквозь снежную завесу светило солнце. Золотистые тени, сверкающие пики, сказочный узор ветвей на фоне по-летнему голубого моря! Этот день предназначался для жизни — можно было забыть работу. Итак, мы с Рокуэллом отправились на экскурсию в лес. Сначала мы шли гуськом, благоговейно стараясь сохранить целость снежного покрова, но вскоре природные инстинкты ребенка взяли верх.

Он стал неистово носиться кругом: забирался в самую чащу, тряс деревья, осыпая себя с головы до ног, или ложился на снег и требовал, чтобы я закопал его, потом натирал снегом лицо до малинового цвета и кончил тем, что голышом искупался в снегу. Я так и сфотографировал его стоящим в глубоком снегу у края воды на фоне отдаленных гор. Потом он обсушился у мощного костра, который мы разожгли, и почувствовал себя совсем новым мальчиком, если можно себе такое представить. Утром мы делали наброски с натуры, точно барышни-любительницы. В течение дня я еще раза два повторял попытку, но с посредственным успехом: слишком уж было красиво. Конечно, пилили дрова, и с большим усердием. Пока Рокуэлл обсыхал после ванны, я подыскивал подходящую елочку для праздника и в конце концов срубил одну довольно внушительных размеров, прельстившись хорошей верхушкой. Рождество уже совсем близко. Вечером варю на печке клюкву.

Двадцатое декабря, пятница

Красивый снег быстро сходит, размытый дождем! А до рождества осталось всего пять дней, должно быть, к тому времени на земле от снега ничего не останется. Бесснежное рождество на Аляске!

День прошел без всяких событий. Часть утра пришлось потратить на прилаживание новой рукоятки к кувалде. Было слишком темно, чтобы всерьез засесть за картину, всего какой-нибудь час настоящего дневного света. Эти дни бегут так незаметно, и так мало успеваешь сделать! Работать можно только ночью при свете керосиновой лампы.

Двадцать второе декабря, воскресенье

И вчера, и сегодня лил дождь. Несмотря на это, дни можно считать удачными. Выпадали просветы, позволившие нам без особых затруднений напилить дров и принести воды. Сегодня утром Олсон, опасаясь, что при затянувшейся оттепели лед на озере может растаять и тогда его мешки с рыбой упадут на дно, отправился на середину озера, где они висели, опущенные в прорубь, и вытащил их на поверхность. Но лед настолько ненадежен, что он обвязался веревкой и взял меня с собой на случай несчастья. Чтобы выбраться на лед, нам пришлось в поисках удобного места пройти некоторое расстояние вдоль берега.