Это сейчас, на современных авиалайнерах, можно добраться до любого уголка страны за несколько часов, а в конце 50 — начале 60-х (испытания проходили в июле — августе 1960 года) не так-то просто было попасть с Урала в Узбекистан самолетом. Пришлось делать несколько пересадок. Поспел я в Самарканд как раз в последний рабочий день недели.
Взволнованный Крупин не находил себе места.
— Что будем делать? Стволы при стрельбы «горячими» патронами «пригорают» так, что приходится выбивать их молотком. Наши конкуренты ходят и руки потирают. Они считают, что недостаток неустраним.
— Первое, что сейчас необходимо, так это спокойствие, — останавливаю Владимира Васильевича и спрашиваю его: — У тебя есть небольшой чемодан?
— При чем тут чемодан? — недоуменно посмотрел на меня Крупин.
— Так, есть или нет?
— Найду, конечно, если требуется. Но зачем он нужен ?
— Найди, пожалуйста, уложи в него стволы, и будем действовать дальше. Сейчас 15.30. Нам надо успеть до конца рабочего дня попасть в гальванический цех какого-нибудь завода или в мастерские, где есть гальваника. Повезем стволы туда и будем хромировать посадочные места. Это единственный выход, чтобы быстро и без потерь устранить недостаток.
— Но нам же стволы не выдадут, — развел руками Крупин.
— Сейчас пойду к председателю комиссии и попрошу выдать на сутки стволы для доработки. Думаю, что возражений не встречу. А ты ищи завод, мастерские, базу, что угодно, где мы будем хромировать.
Председатель комиссии дал «добро» на приостановку испытаний еще на сутки, тем более что в эти сутки входил и выходной день. Мне выделили машину, и вместе с представителем комиссии инженер-подполковником А. А. Малимоном мы выехали на одну из военных баз, где Крупин нашел гальванический цех. Я вез с собой чемодан со стволами.
Прибыли туда под конец рабочего дня. Начальник базы, выслушав нашу просьбу, покачал головой: мол, ничего сейчас сделать невозможно, все рабочие уже расходятся по домам. Но мы уже знали, что вездесущий Крупин задержал нужного нам специалиста-гальваника. Требовалось только получить принципиальное согласие руководителя на производство работ, которые могли затянуться, по нашим расчетам, далеко за полночь.
Объяснив начальнику базы ситуацию, в которую мы попали, я сказал, что в цехе гальваники есть человек, согласившийся нам помочь и еще не ушедший домой.
— Раз не ушел и сам не против поработать, я не возражаю.
Действительно, работать нам пришлось до утра. Не было опыта хромирования именно посадочного места. То лишнее наплавляли, то мало оказывалось. Когда отхромировали наконец по требуемым размерам, можно было надеяться, что «пригорание» больше не повторится.
Положили стволы в чемодан, из которого, оказывается, Крупин вытряхнул в гостинице свои личные вещи, и отнесли его в машину. Гудел, словно встревоженный улей, восточный базар рядом с мечетью Биби-ханум, возведенной когда-то Тимуром в честь своей красавицы жены. Я тронул за плечо Малимона:
— Александр Андреевич, я думаю, не грех после ночных трудов и арбузом полакомиться, и знаменитой пахучей мирзачульской дыни попробовать. Не возражаешь?
— Предложение принимается, — весело сказал сидевший на переднем сиденье Малимон, тряхнув своей густой шевелюрой.
Мы пройтись вдоль аппетитных рядов, заполненных восточными дарами природы. Гранаты и алыча, персики и айва, круглые мячики сливы «кок-султан» и ароматные, тающие во рту груши, грецкие орехи и розовые, величиной с небольшой арбуз, «юсуповские» помидоры... Все это богатство предлагалось на выбор, громко нахваливалось. Но мы искали арбузы.
Впрочем, искали — это слишком сказано. Горы дынь и арбузов занимали всю территорию, свободную от прилавков. Мы взяли один, огромный, килограммов на десять, арбуз, пару увесистых дынь, положили их в машину и, лавируя между повозками и подъезжающими к базару на осликах дехкан, стали выбираться на дорогу, ведшую к обсерватории Улугбека и дальше, к бурной, с обжигающей ледяной водой реке Зеравшан. Ехали в предвкушении полакомиться сочной, сахаристой арбузной мякотью. Чемодан со стволами я держал на коленях.
Перед самым мостом через реку из-за поворота нам прямо под колеса по встречной полосе выскочил велосипедист. Водитель взял круто вправо, и машина пошла под откос. Кустарником с нее содрало тент, погнуло державшие его дуги, от ударов изуродовались крылья. Машина опрокинулась набок, и из нее посыпались на землю дыни и так тщательно вроде бы оберегаемый нами арбуз. Он стукнулся по пути о камень и раскололся на много алых кусков. Чемодан же со стволами я сумел удержать в руках.
Все обошлось более-менее благополучно, если не считать полученных нами синяков и шишек да изрядно побитой машины.
— Вот и арбуз разрезать не надо, — грустно пошутил Александр Андреевич, протягивая мне кусок. — Весь не съедим, так хоть попробуем, каков он на вкус непосредственно в аварийной ситуации.
До части мы добрались своим ходом. Привели себя в порядок, доложили председателю комиссии о выполненной нами работе, о готовности продолжить испытание образцов. А командиру части, выделившему нам транспорт, я сообщил, что солдат-водитель в повреждении автомашины не виноват.
На следующий день на учебный центр, где испытывались пулеметы, с самого утра легла знойная духота, и даже обычно прохладный ветерок, дувший с гор, не приносил свежести. Стволы изделий после нескольких сотен выстрелов начинали краснеть, становились раскаленными. Шло испытание тем самым «горячим» патроном. Поступила команда снять стволы. Солдаты отвели в заднее положение раму с затвором, сдвинули до отказа влево замыкатель и свободно отсоединили стволы. «Пригорания» не было обнаружено ни у одного из испытывавшихся образцов.
А количество выстрелов росло до 20, 30 тысяч. Все наши пулеметы работали нормально. Впрочем, и у наших конкурентов ни один из образцов не дал сбоя, пока условия испытаний вновь не усложнили. Солдатам, стрелявшим из пулеметов, дали команду опустить оружия в арык, в воду, в которой, пожалуй, было больше ила, чем воды. В притопленном состоянии изделия поволокли. Потом последовала команда «На берег, огонь». И солдаты вновь начали стрельбу. Из наших образцов сразу открыли автоматический огонь, а у конкурентов пулеметы зачихали одиночными выстрелами.
Представитель из соперничающего с нами КБ начал заметно нервничать. Замочку в арычной воде повторили. И вновь чихание образцов у них и нормальная автоматическая стрельба у нас.
Вечером в номер принесли телеграмму. Не зная, в какой гостинице я живу и ее адрес, находчивый Коряковцев отправил депешу в Самарканд по номеру телефона, сообщенному мной ему сразу после приезда в город.
«Связь прервана. Дела идут хорошо. Отр. друзей выдержал только 7,5. Упражнение, скорость, эффект выиграли. Позднее попытаюсь связаться. Получением телеграфируйте. Всего хорошего, Ливадий».
Весть эта очень порадовала меня. До поездки в Самарканд я побывал в Прибалтике и убедился, что объективно наши образцы показывали там на испытаниях лучшие результаты. По условиям испытаний стрельба из пулеметов велась так: сначала следовали в 3 — 4 выстрела короткие очереди, потом несколько длинных — 10 — 12 выстрелов. И вот во время одной из длинных очередей у наших конкурентов произошла задержка — перехлест ленты. Потом еще такая же задержка. Правда, вскоре они прекратились, стрельба пошла нормально.
И вдруг через какое-то время на экстренное заседание собралась комиссия, проводившая испытания. Оказалось, представители конкурирующего с нами КБ пошли на хитрость: чтобы избежать перехлеста ленты, они предупредили всех, кто стрелял, — длинные очереди давать не более 10 выстрелов. Этот маневр заметил офицер, член комиссии, и привел все в соответствие с условиями испытаний. И тогда сразу у нескольких пулеметов случились задержки, связанные с перехлестом ленты.
Сам факт попытки представителей КБ облегчить установленные правила получил очень суровую оценку. А тут еще другое произошло. Из-за сильной отдачи одному из солдат ушибло скулу лица. Выяснилось, что отсечка газа, обеспечивавшая улучшенное воздействие на раму на большом пути ее перемещения при стрельбе, если солдат не зафиксировал оружие в определенном положении, имела и отрицательный фактор. Отдача на затвор шла с весьма большим давлением и передавалась на приклад, который бил в скулу. Если в спокойной обстановке стреляющий мог прижать приклад как ему удобнее и обуздать отдачу, то в бою выбирать такое положение будет некогда и неизбежно может последовать травма лица.