Зашел в вагон. Там вместе с главным маршалом находилось десятка полтора офицеров — командный состав соединения, на базе которого проводились войсковые испытания. Воронов, как я понял, давал им последние указания, связанные с дальнейшей эксплуатацией нового комплекса оружия.

— Проходи, конструктор, смелее к столу, — заметив меня, произнес Николай Николаевич. — Товарищи офицеры хотят поближе с тобой познакомиться. С Дегтяревым и Симоновым они уже встречались, а ты для них пока неизвестная личность. — Воронов улыбнулся. — Расскажи о себе, кто ты есть, откуда родом. Давай все как на духу и по порядку.

Пришлось докладывать свою биографию. Потом посыпались вопросы. Так, по инициативе Николая Николаевича состоялась первая в моей жизни официальная встреча с людьми, своеобразная пресс-конференция. Оказывается, офицеры хотели как можно больше знать о создании оружия и его разработчике.

И вот встреча подошла к концу. Я собрался уходить, но Воронов остановил меня:

— Ты поедешь со мной. Я приказал твои вещи доставить в вагон. Так что устраивайся и ничему не удивляйся.

Я терялся в догадках, почему вдруг опять главный маршал оставил меня в служебном вагоне. С этой мыслью и уснул под мерный стук колес.

Утром новая встреча с Вороновым. Первый его вопрос:

— Как думаешь устраивать свою судьбу дальше?

Что было мне ответить? Я как-то вовсе и не думал об этом.

— Я человек военный, товарищ главный маршал, десять с лишним лет на срочной службе. Так что все в вашей власти... — сказал я, чуть-чуть помолчав.

И тут впервые увидел, как Воронов поморщился. Видимо, мой ответ не очень понравился ему.

— Ну а если я предложу тебе: остаться в кадрах армии с присвоением офицерского звания или, другой вариант, уволиться в запас и продолжить конструкторскую работу гражданским человеком — что ты выберешь?

Не знаю, какого ответа ждал от меня Николай Николаевич. Видимо, он думал, что предпочту дорогу, выбранную в свое время Дегтяревым, — и профессионального военного, и конструктора, как говорится, в одном лице. Но мне, признаться, давно хотелось снять военную форму. А если учесть, что я уже был женат и имел к тому времени двоих детей... К тому же передо мной был пример конструкторов Токарева и Симонова — людей сугубо гражданских, но почитаемых и среди военных, и среди тех, кто занимался вопросами разработки образцов вооружения.

— Хотел бы уволиться в запас, товарищ главный маршал, — выдохнул я.

— Что ж, воля твоя. Главное, чтобы ты не потерялся как конструктор. Приедем в Москву — буду ставить твой вопрос на практическую основу. — И совсем неожиданно для меня сказал: — Подари мне на память свою фотографию. Дегтярев и Симонов автографы на снимках уже оставили. А вот твоего нет.

Наверное, Воронов мог бы пригласить фотографа и сделать, как это обычно бывает, парадный снимок для истории: он и сержант-конструктор рядом с ним. Да Николаю Николаевичу, видно, порядком надоело групповое фотографирование, и он решил взять у каждого из нас фотографию на память.

— У меня только вот такой снимок есть, — вытащил я из кармана гимнастерки фотографию, на которой был запечатлен в военной форме, стоящим у кульмана.

— Вот и хорошо. Сразу видно, что конструктор в работе, — одобрил Воронов...

В Москве начальник отдела изобретательства полковник В. В. Глухов вручил мне командировочное предписание, подписанное главным маршалом. Я должен был выехать для налаживания массового производства автоматов на один из заводов на Урал. Владимир Васильевич проинформировал:

— Вся техническая документация с завода, где изготавливалась опытная партия оружия для войсковых испытаний, уже передана соседям. Будешь работать на предприятии, выпускавшем в годы войны различные образцы вооружения, способном быстрее других переналадить технологические линии на выпуск автоматов. У них богатый опыт подобного маневрирования.

— Когда выезжать?

— Через несколько дней. О прибытии доложишь. А пока поброди по столице. Побывай в музеях, в театрах. — Владимир Васильевич пристально взглянул на меня. — Тебе что, не нравится мое предложение? Не вижу радости в глазах.

— Предложение-то нравится. Только мне пока не ясно, как будет решаться вопрос с моей дальнейшей конструкторской работой?

Я не случайно был озабочен этой проблемой. Проектирование и создание автомата показали: необходимо конструкторское бюро с включением в него опытных технологов, конструкторов, металлургов, инструментальщиков и других ведущих специалистов. В одиночку я уже потянуть не мог. И если в Коврове меня выручали временно выделенные в помощь инженеры и рабочие, то на новом месте требовалось формирование команды единомышленников, людей, объединенных одной творческой идеей, способных вместе со мной идти на штурм в решении технических сверхзадач. Своим беспокойством я и поделился с полковником Глуховым.

— Тревога твоя понятна. — Владимир Васильевич прошелся по кабинету. — Информирую: вопрос о создании нового конструкторского бюро в стадии решения. Полагаю, после того как будет отлажен выпуск автоматов и партии их станут поступать в войска, ты сможешь собрать и свою, как ты ее назвал, команду. А пока главная задача — освоение нового производства.

Город, куда я приехал, был когда-то заводским поселком и в город преобразован уже декретом Советской власти на втором году ее существования. Встретил он меня разнодымьем, которое источали множество больших и малых труб. После войны мне приходилось здесь бывать, и я знал, что это город машиностроителей и металлургов, что большинство активного населения занято здесь в сфере материального производства: в промышленности, строительстве и на транспорте.

Предприятие, с которым, как оказалось, будет связана вся моя дальнейшая конструкторская деятельность, было одним из старейших в оборонной отрасли. Возраст его составлял немногим менее полутораста лет. Многотысячный коллектив особенно отличился в годы Великой Отечественной войны, когда требовалось максимально повысить производительность труда, взять на себя дополнительно выпуск оружия различных систем.

Полковник В. В. Глухов не случайно говорил об умении заводчан оперативно маневрировать в ходе производства. Они это доказали на деле, самоотверженными усилиями. Вот, скажем, получив задание на изготовление противотанковых ружей в ноябре 1941 года, завод наладил выпуск ПТРД уже в конце месяца, а ружье ПТРС — во второй половине декабря того же года. Отмечу, налажено было совершенно новое для них производство в столь немыслимо, на первый взгляд, короткое время. Как свидетельствуют специалисты, в обычных условиях на решение подобной задачи потребовалось бы от одного до полутора лет, имея в виду необходимость строительства новых производственных зданий, приобретения и монтажа технологического оборудования, изготовления приспособлений, специального режущего и мерительного инструмента.

Большую сложность представляла организация выпуска пулеметов «максим». Их здесь никогда не изготовляли. Однако уже спустя 20 дней после начала освоения пулеметов в производстве начался их выпуск, достигший в первый месяц 300 единиц. А через пять месяцев он стал массовым, составив 3000 единиц в месяц.

Производство пистолетов ТТ было налажено уже через две недели после прибытия эшелонов с эвакуированным из Тулы оборудованием. В первые же дни войны заводчане сумели значительно увеличить выпуск полюбившегося авиаторам 12,7-мм авиационного крупнокалиберного пулемета конструкции М. Е. Березина. Позже они поставили на поток разработанную М. Е. Березиным 20-мм авиационную пушку Б-20, организовали производство 37-мм авиационных пушек Ш-37, а потом и НС-37...

Можно долго перечислять оружейные системы, которые осваивались заводом в короткий срок. Но меня, когда я ехал в этот город и стал там работать, прежде всего интересовало, за счет каких резервов совершалось столь умелое маневрирование, ускорялся процесс освоения технологии выпуска новых образцов, совершенствование тех, которые уже находились в производстве?