— Да, понимаете, в вашем оружии есть места, чистка и смазка которых затруднительна. Очень трудно, например, подобраться к деталям спускового механизма, поскольку он не разборный.

Командир отделения наглядно продемонстрировал, с какими сложностями связана чистка этих деталей.

— И совсем непонятно мне, для чего предназначено отверстие, высверленное в рукоятке затворной рамы. — Сержант недоуменно развел руками. — И чем его чистить — ума не приложу. Для этого необходимо специальное приспособление.

Я попытался было что-то сказать в оправдание, но остановил себя. В словах командира отделения виделось мне рациональное зерно. Тут к нам подошел один солдат из группы чистивших оружие и слушавших наш разговор.

— Обратите внимание на выбрасыватель, товарищ конструктор. Как только начинаешь его разбирать, пружина так далека в сторону выбрасывает вот эту небольшую деталь, что с большим трудом потом ее находишь. Приходится при разборке приглашать на помощь товарища. Я разбираю, а он шапку-ушанку наготове держит, чтобы деталь поймать.

Еще предложение, еще недостаток...

Вечером собрались в комнате у В. А. Дегтярева, стали анализировать высказанное людьми. С. Г. Симонов, увидев, как я листаю страницы блокнота, заполненные записями, заметил:

— Вижу, Михаил, ты хорошо поработал, полблокнота исписал. Много, видно, интересного наговорили.

— Признаюсь, Сергей Гаврилович, столько замечаний я не думал получить. Просто диву порой даешься, как можно было пропустить некоторые очевидные недоработки, а солдаты их сразу заметили. Вот, скажем, отверстие в рукоятке затворной рамы. Оно появилось у нас из соображений чисто технологических, никакой функциональной нагрузки не несло. А здесь на него обратили внимание как на лишнее. Так что буду решать как-то по-другому.

— Между нами, конструкторами, говоря, не знаю более полезного дела, чем общение с людьми, — вступил в разговор В. А. Дегтярев. — Никто лучше солдата не оценит достоинства и недостатки нашего оружия. Поэтому с таким вниманием относился и откошусь к отзывам из войск, бываю непосредственно в ротах. Кстати, совет тебе дам, Михаил Тимофеевич, — налаживай переписку с армейскими изобретателями и рационализаторами. Они многое могут подсказать в улучшении конструкции оружия. На собственном опыте убедился.

— А как ваш пулемет оценивают? — спрашиваю Василия Алексеевича.

— Немало претензий высказано. Предложения в основном интересные. Так что есть над чем подумать и поработать, когда возвращусь в Ковров.

Так и завязался у нас разговор. Слушать таких мастеров оружейного дела, как В. А. Дегтярев и С. Г. Симонов, когда бы еще довелось. А тут вот собрались вместе, в одной комнате, и нет беседе конца.

— Обязательно сделаю разборным спусковой механизм, внесу изменения в выбрасыватель, — делился я планами с известными конструкторами. — Доработаю рукоятку затворной рамы, придется, видимо, придать ей новую форму...

— Размышляй, и размышляй хорошенько, Михаил. После поездок в войска придется тебе десятки раз разбирать оружие по винтикам, выискивая возможность упростить отдельные детали, сделать их более надежными в работе и удобными в обращении. Это нужно и для облегчения массового производства автомата, и его удешевления, — поддержал меня Симонов. — Вот и мне с карабином еще придется повозиться. А ведь, казалось, учел при доработке образца все, что требовалось.

Будучи в зените конструкторской славы, В. А. Дегтярев и С. Г. Симонов никогда не допускали небрежности в работе, тщательно взвешивали каждое замечание по уже отработанным системам, не важно, от кого они исходили — от солдата или испытателя оружия, от генерала или ведущего специалиста. Такой подход стал законом их деятельности в области технического творчества. И тут у них было чему поучиться.

Не обошлось в тот вечер и без воспоминаний. С особым вниманием я слушал В. А. Дегтярева, с которым до этого еще не доводилось столь доверительно и откровенно разговаривать.

— Наша конструкторская работа такова, что она не знает практически перерывов. -— Василий Алексеевич встал. Седой, в плотно облегавшем его генеральском мундире, он, на мой взгляд, больше походил не на военного человека, а на умудренного жизнью, много повидавшего на своем веку учителя. — Так вот, — продолжал Дегтярев. — Идешь иногда по городу, прогуливаешься, вроде к чему-то приглядываешься, с кем-то разговариваешь, а когда приходишь домой и жена спрашивает, что интересного видел на прогулке, с кем разговаривал, так и вспомнить ничего не можешь. Мысль-то работала в другом направлении: что сделать, к примеру, чтобы возвратно-боевая пружина в ручном пулемете не нагревалась при стрельбе?

— Наверное, вспомнили для примера время, когда работали над доводкой пулемета ДП? — включился в разговор Симонов.

— Да, опыт применения ДП на фронтах выявил настоятельную необходимость повышения надежности его автоматики и улучшения эксплуатационных качеств. Вот я и размышляй постоянно над решением этой проблемы. Выход, кстати, подсказали фронтовые пулеметчики, — Василий Алексеевич подошел ко мне. — Вот почему так важно знать, что думают о нашем оружии в войсках.

— И что же вы предприняли, учтя все замечания и претензии фронтовиков? — поинтересовался я у Дегтярева.

— Не зря, видно, на той пешеходной прогулке я ничего и никого не замечал, — усмехнулся Василий Алексеевич. — Решение нашел очень простое. Возвратно-боевую пружину из-под ствола перенес в ствольную коробку. Этим убил сразу двух зайцев; устранил нагрев пружины и ее осадку в ходе стрельбы. Задержки в работе пулемета исчезли.

— Но вы, знаю, не ограничились лишь этим усовершенствованием? — Симонов приглашал к продолжению разговора.

— Так оно и было. Попутно мы сделали более прочным спусковой механизм. Тем самым предотвратили непроизвольную стрельбу. Ввели пистолетную рукоятку и изменили форму приклада, улучшив условия ведения прицельного огня. Придали пулемету неотъемные сошки новой конструкции. Словом, внесли немало конструктивных изменений в короткий срок...

— Да что мы все об образцах своих говорим? — Дегтярев повернулся в мою сторону. — Вам, молодой человек, не набили оскомину наши беседы о том, что было?

— Что вы, Василий Алексеевич, — встал я с табуретки. — Слушать все это просто увлекательно и поучительно.

— В таком случае я вам расскажу, как мы организовывали у себя на заводе выставку трофейного стрелкового оружия. Ты-то, Сергей Гаврилович, наверное, слышал о ней? — спросил Дегтярев Симонова. — Открыли мы ее в октябре сорок третьего года, и существовала она довольно продолжительное время.

— Конечно же, слышал. Она тогда привлекла внимание рабочих, конструкторов, технологов, всех ваших заводчан, — откликнулся Сергей Гаврилович. — Помню, из командировки на ваш завод возвратился один из наших конструкторов и делился впечатлениями о выставке. Его особенно поразило то, что там читались интересные лекции ведущими конструкторами вашего КБ. На нескольких из них он сумел побывать.

— Да-да, были и лекции, и беседы, и собеседования, — живо продолжил Дегтярев. — Рассказ велся на конкретных сопоставлениях характеристик образцов, захваченный у противника, и наших изделий. Выходило очень наглядно. Нам ведь хотелось не просто сравнить, какое оружие имеет на вооружении враг и какими образцами располагаем мы, но и разобраться, в чем еще мы можем прибавить, какие наилучшие конструктивные решения найти.

Василий Алексеевич одернул китель, как бы сглаживая уже приметную сутулость плеч, пододвинул поближе к столу табуретку, сел.

— Выставка, можно сказать, стала местом и формой учебы. Число ее посетителей исчислялось несколькими тысячами. Это при том, что шла война и люди ценили каждую свободную минуту.

Наверное, Дегтярев мог бы в тот момент с гордостью сказать, что выставка продемонстрировала полное превосходство (да это показали и боевые действия на фронте) советского стрелкового оружия над оружием фашистской Германии и ее сателлитов. Замышлялась она, насколько мне стало потом известно, и с этой целью.