Едет осень на пегой кобыле,

И за нею плетётся луна

В облаках, как в холодном мыле,

С непогоды худа и бледна.

Растеряв по лесам и полянам

Азиатских теней письмена,

Едет осень, одетая спьяну

В листопады, желта и красна.

Едет осень, ненастьями плача,

И под нею колышется грязь,

И под ветром качается кляча,

По-кобыльему матерясь.

11. Ноябрь

В окна вставлены зимние рамы,

А прохожие - в тусклый драп.

С нами осень крута на расправу:

Ветви наголо - скоро парад.

Его примет зима-старуха...

И отвесно падает снег

На её озимое брюхо

Сквозь зелёные ели прорех.

12. Декабрь

Зима приходит как старуха,

Последним месяцем в году,

И растирая снегом ухо,

Мы с нею не всегда в ладу.

Она худа и еле дышит

Ощипанным календарём,

Сопит, на окнах что-то пишет

Своим алмазным коготком.

Её письмо нам непонятно...

***

Холодное лето. Тринадцатый год.

Сидим по квартирам все дни напролёт.

Ну, был бы охотник - сезон не открыт,

Ружьё зависелось в сенях у корыт.

С грибов уж воротит, опять же - запор,

Чего не упомню с младенческих пор.

В лесу межсезонье у ягод - простой! -

Черника сошла - и хоть падай, хоть стой.

Брусника не зреет: тепла не видать,

А будет ли клюква - не хочется ждать.

Стрижи улетели, махая крылом.

И это - в июле! Ну, просто Содом.

А что будет в августе? Как в "Роковых"? -

Когда перемёрзла тьма гадов земных.

И сколько обид друг на дружку с тобой,

А злость в непогоду - приятель плохой.

И скучно, и грустно, и хочется выть,

И нет даже мысли собаку купить.

***

Утром глянул сегодня в окно:

Всё одно, всё одно, всё одно,

Гладкошёрстное серое небо,

Разродиться готовая небыль -

Ну, конечно, дождём, а не чем бы -

Будто вовсе на отдыхе не был...

Дождь

Дождик, дождик, барабанщик,

Для мембран моих ушей,

Желобов и бочек банщик

Для лягушек и ужей.

Он приходит в мягких лапках,

Гладит верхнюю листву,

И вдруг шлёпнется, как палка,

В огородную ботву.

А потом настроит звуки,

Пыль дороги решетя,

И со смачным перестуком

Припускает не шутя.

Мы на дне земли поникли,

И весь мир в воде дождя,

Тонем, мокрые до нитки,

Вёдра так и не дождясь.

Мелкой дробью что есть мочи

Бьёт в литавры крыш и луж -

Неужель до самой ночи

Этот шум для наших уш?

Утолив свои печали,

Дождик вдруг стал милостив:

В мягких лапках, как в начале,

Тихо так и мило стих.

***

Распогодило, поманило

На один погожий денёк,

Ветер северный подменило,

Повернув его на восток.

Но стрижи назад не вернулись,

И ненАдолго это тепло,

В городах, значит, небо улиц

Опустеет, лету назло.

Остаются вороны и галки,

Воробьи, и скворцы ещё здесь,

Но стрижиные догонялки

Не для них - хоть из перьев лезь!

Они жмутся к земле, к человеку,

Их кормильцу - возьми его бес!

Ну, а стриж - это стриж, спокон веку

Постоянный житель небес.

Рильке в 1916 году

Не пишется. Опустошённость

во мне и мире человечьих войн.

Мир обезлюдел. Зверем нелюдимым

он смотрит в нас и узнаётся в нас

и смертью насмерть опрокинут

и объяснён бессмысленностью бытия.

Не спится. В сотый раз

обшарены изнанки век.

Ошпарены зрачки

Немым провиденьем грядущих войн.

И в клетке ясного сознанья

Мысль безъязыкая и корчится и снится.

Где в этом веке наизнанку

Найдёшь земное притяженье чувств?

В бессильной красоте самоубийств?

Мне не о чем молчать

И не с кем поделиться,

Что в очагах чужих пристанищ

Мне чудится пожарищ дым.

Где родина? И где чужбина? Где - я?

О красота!

Беспала ты! Давно истлели

Твои творящие персты.

И я тебя спасти не в силах.

Реки Мандельштама

Сколько воды утекло после смерти твоей, Мандельштам!

Сколько новых русел проложено и засыпано старых!

Но где та вода, что струилась между твоими пальцами?

Где реки, которым ты дал свои имена,

Играя роль осведомлённого паяца -

Где твой труп, Осип Мандельштам?

Может быть, ты, как Индус, пеплом в реках

Вынесен мутной водой в океаны?

Может быть, удобрил чернозём частного огорода

Для поспевания помидор и огурцов

На радость худого кошелька возродившегося частника -

Где твой труп, Осип Мандельштам?

Я помню, ты кричал вслед уходящей толпе

Всей выстраданностью своих отточий:

- Я - ваш! Я - всё же современник! -

А друзья собирали твои отточия

И сплетали из них паутину доносов и клеветы -

Где твой труп, Осип Мандельштам?

Там, где трамваи чиркают по линованному небу,

Где пацаны собирали брошенные тобой окурки,

Где твоя безбытность слыла бродяжничеством

И где воронья шуба растопырилась перьями

На вешалке бывшего музыканта - неужели

Там твой труп, Осип Мандельштам?

Ты, единственный равный Данте Алигьери,

Но не успевший сложить своих терцин,

Оставивший томики стихов, изданных в разных Америках

С отточиями и вариантами отточий,

О которых нельзя говорить на родине - неужели

Это твой труп, Осип Мандельштам?

Но может быть, ты уже бесчисленное множество раз