Александр Тимофеичев

Жизнь поэта

Я - камень, улицей распятый

Под сотнями её знакомств,

Я - память под печатью пятой,

Я - перекрёсток, площадь, мост.

Я вымощен с чужого мненья

Под недовольную молву,

Я - горечь крайнего сомненья:

Откуда - жил, куда - живу...

***

Я молитву забыл, что мне мать на ушко

В раннем детстве шептала и пела,

Только помню одно: всё вокруг хорошо,

И парит над землёй невесомое тело.

Я молитву забыл, и не вспомнить теперь

Те слова в волшебстве материнском,

И закрыта давно позапрошлая дверь,

Что зовёт снисходительным писком:

- Эй, малыш, сделай шаг, ещё шаг, и ещё,

И увидишь весь мир на ладони,

И твой путь так далёк, и совсем не мощён,

И ты будешь идти, но один - не в колонне.

И как будет непрост в жизни твой марафон... -

И молчит в простоте деревянной.

Я молитву забыл, а в ушах перезвон -

Я иду, я пришёл, позади этот гон:

Я на шаг впереди от толпы окаянной.

Сны детства

На грани бдения и сна

Куда влечёт меня мечтанье,

В какие пропасти без дна,

В какие звёздные блужданья?

Всё было так логично - вдруг

Исчезли связи беспричинно,

Разомкнутый смыкая круг,

Навыворот плывут картины.

И я - всё тот же, но - другой,

Лечу над звёздным океаном,

И все планеты надо мной

Кружат бесплотным караваном.

И я давно не на Земле,

Вокруг меня - тенета судеб,

Какая ниточка во мгле

Мне путеводной зыбкой будет?

Потом - такая пустота,

И за пределами былого

Я - Бог, я - раб, я - красота,

И вечно возрождаюсь снова.

Какая музыка во мне

Поёт, пульсирует, трепещет -

И оглушает в тишине,

И праздной мукою клевещет...

...Какою силою святой

Я выброшен на берег плоский -

Всё - кончено. И голос мой

Хрипит над пухлою желёзкой.

***

Душа, пространствуя в астрале,

Когда всё в мире тихо спит,

Куда меня не увлекала

Под взмах, под вздох и под рапид.

Я, несмышлёныш, вслед за нею

Глядел в стрекозные глаза

И, от бесстрашия немея,

Не знал, вернусь ли я назад.

Вокруг - пульсирующий Космос,

Неумолим и утверждён,

Давно мелькнул совсем под носом

Любимый маленький Плутон.

Где окажусь я в миг бескрайний

Под раструбно влекущий глас,

Какой окутан буду тайной

Я в эту ночь за разом раз?

И где посмертная граница

Для жизни слабенькой моей,

Как долго буду маме сниться

Среди оставшихся детей?

...Глаза - открыты. Сон - напротив,

В обойных росписях стены.

И нехотя душа восходит

Со мной в мечтательные сны.

***

Размазывая по стене,

Из носа выкорив козюки,

Я не боялся, как бы мне

За это оторвали руки.

Жалели: всё равно помрёт,

Как ни наказывай мальчишку,

На свете не жилец, а брат -

Вот тот - хоть дО ста жить и выше.

Что выживу, лишь мать и я,

Мы верили одни лишь оба,

И мёрзлым яблоком меня

Выкармливала, не помер чтобы.

Я бесконечно умирал

И, просыпаясь, жил с начала:

Болезней беспрерывный вал,

И я на гребне. Мать кричала.

Какой молитвой был спасён,

Кто Ангела призвал на помощь,

Иль надо мной с рожденья он

Был рядом и держал за помочь?

Я слышал шелест тихих крыл

В шуршаньи трав и ветра гуле,

Когда он мне глаза открыл

И ко Пресветлой мы шагнули.

Я видел благодатный Свет

Добра, надежды и печали,

И понял: больше смерти нет,

Для Вечной Жизни нас создали.

...Я был один. Вокруг - пустыня

С названьем "школа", "комсомол",

Но теплились в душе отныне

Тот Взгляд, тот Свет и тот Престол.

Калининград

Когда отсчитывать придётся

Остаток дней под метроном,

В сознание нырнув до донца,

Я вспомню первый в жизни дом.

Кругом развалины в каштанах,

Сады, спалённые огнём,

И зеленеют как останки,

Вовсю поросшие быльём.

А перед домом - лавка-лавка,

И по верёвке, по струне

Два моряка меня неловко

Ходить учили по стране.

Над головой увидев "раму",

Бежим: эй, лётчик, прокати!

И в пыль сточив кирпич упрямо,

Мечтали в лётчики пойти.

А во дворе булыжник скользкий,

Везде с отметинами кур,

И за плетнём - лужок, где свойски

Освоился бык-самодур.

Скрипит восьмая половица

На лестнице под прусаком,

Который возле печки снится:

Ведь для себя он строил дом.

И звали город тот нерусский

По-нашему - Калининград,

А где-то в буреломах Куршской

Скрывался немец, нам не рад.

Репатриирован навечно

Отсюда аж за три реки:

Не только им теперь, конечно,

И Кант и Гофман земляки.

И город тот как призрак детский

Мне снится окружившим дом,

И от тоски куда мне деться

По окнам, где резной проём.

***

Ещё холодные, как лёд,

В квартире трубы отопленья,

В них что-то капает и льёт,

Но толку-то! - до омерзенья.

На улице теплей, поди,

Чем на софе под одеялом,

И чай горячий на груди

Хотя и греет, но так мало.

Как не люблю я холода!

Ведь не в Сибири я родился,

И мне ночами, как всегда,

Любимый город снова снился.

Там хорошо: зимой лишь пять

На градуснике ниже риски,