- Вы великолепны, госпожа Сорс. - Пролепетала одна из девушек.

- Да... - я посмотрелась в зеркало.

Госпожа Сорс в отражении была похожа на шахматную ладью с жестко затянутой талией. Серая башня с круглой венценосной крышей.

- Я скажу господину Илиану, что вы готовы.

Илиан вошел, приказал им уйти, и не повел меня в залу, а закрыл дверь. Оглядел.

- Раздевайся.

- Что?

- Быстро. Снимай все.

- Хочешь, чтобы я вошла к гостям голой?

- Нравится тебе или нет, но ты должна послушаться меня. От сегодняшнего вечера зависит твоя жизнь, и я не позволю Эльконну больше поднять на тебя руку. Я сделаю все, чтобы он даже и не подумал об этом.

- Да что ты можешь сделать? - Презрительно цыкнула я на помощника. - Ты раболепствуешь ему...

- Рыс, время дорого. - Он подошел. - Не разденешься сама, раздену я. Силой.

- Что!?

Илиан схватил меня за пояс, и выпустил из пряжки нехитрый узел.

- Хорошо!

Вернувшись за ширму, я стянула платье обратно, скинув с волос громоздкую круглую шляпу. Вышла к нему без стеснения в корсете и нижних юбках. Это еще не та нагота, от которой можно покраснеть.

- Как раз это тебе и не нужно. Платье ты оденешь на голое тело. Зачем ты обмоталась этими лентами?

- Закрыла шрамы. Однажды Бог Огня нежно взял меня за руки и поцеловал в шею. Это я не сниму.

- Хорошо, - смешался Илиан моего откровенного признания. - Оставь.

- Развяжи шнуровку... - делать было нечего, я повернулась к нему спиной. - Только развяжи, расплести я и сама сумею.

Одев одно лишь платье, как он и велел, я снова затянула пояс и провела по складкам юбки ладонями. Ткань приятно холодила кожу, примыкала прямо к ней и струилась волнами вдоль ног до самого пола. Я не чувствовала себя одетой, я чувствовала себя пристыженной, - было очень заметно, что на мне ничего, кроме него нет. Даже грудь читалась под тканью своим естественным рельефом, не прикрытая более суровым материалом или все той же корсетной пластиной.

- Я так не выйду...

И вздрогнула, когда Илиан заглянул за ширму, и вытащил меня обратно в комнату.

- О, гораздо лучше. Никаких украшений. - Они легли обратно в ларец. - Распусти волосы.

- Кого ты из меня делаешь?

- Делай, как я сказал.

Волосы легли на плечи, а пряди от виска, он движением ладони убрал назад:

- Лицо должно быть открытым.

Мне хотелось только одного, закрыть себя руками, и никому не показываться. Будучи облаченной, я чувствовала только свою наготу, потому что этот наглец довел мой облик почти до порочности. Илиан подвел меня к зеркалу, встал за спиной на полшага.

- А теперь смотри. Что скажешь?

- Я, - ничего. Но я знаю, что скажут другие. Господин Эльконн женится на развратной девке, ряженой в шелк.

- Ты знаешь, кто там собрался? Женщины, оттачивавшие свое мастерство обольщения годами. Там царство ароматов, золота, драгоценных камней, парчи и бархата, мужчины привыкли любоваться пудрой и румянами, уже давно забыв об истинной привлекательности женщины.

Мне хотелось сказать что-нибудь нехорошее на это, но не смогла. Потому что на это раз отражение мне понравилось. Я никогда себя такой не видела, и даже не подозревала, что могу выглядеть так, что морального осуждения мне все равно не избежать.

- Но привлекательность, это еще не соблазн, Рыс. - Тихо продолжил Илиан, разглядывая меня через зеркало. - Ее нужно сочетать с недоступностью... Ты не поверила мне, когда я едва не признался тебе в любви, и больше своих ошибок я повторять не намерен. Я только хочу, чтобы ты осмыслила мою истину, - твоя дерзость в поведении с Эльконном, твое бесстрашие перед его расправой, твоя гордость и уверенность, твоя сила духа и твоя страсть побуждают лишь к одному желанию, - покорить тебя. Эльконн глупец, ему нужны не женщины, а рабыни, он никогда не сможет оценить...

- Я поняла, Илиан. - Прервала я льстивую речь помощника, стараясь скрыть собственное смущение.

- Выслушай. - Выдохнул он. - Пока не возненавидела. Я не видел прежде никогда ни одной женщины, в которой бы, как в тебе, настолько светилась жизнь, серое пламя, та самая крыса, зверь, над которым не бывает господина и приказчика. Люди, собравшиеся в зале, простят тебе все, если только ты превратишь этот скучный для них пир в непредсказуемую борьбу плененной свободы с закостенелостью этикета и правил двора.

- И как же я это сделаю?

- Просто. Я помогу тебе в этом...

Он вдруг обхватил меня за талию, и, прижав спиной к себе, поцеловал плечо.

- Ты что?! - Я дернулась и почти вырвалась.

Но оказалось, что Илиан, не отпуская, ловко развернул меня к себе лицом и приник поцелуем к губам, - молниеносно. Пытаясь отпихнуть его, я лишь заставляла его крепче себя удерживать. Как больно телу вспомнилась собственная беззащитность. Не та, когда тебя бьют или пинают, не та, когда связывают и жгут каленым железом, а иная. Когда мужчина силой утверждает власть над женщиной, без ее согласия и против ее воли. Я вырывалась неистово, я даже смогла ударить его прежде, чем Илиан скрутил мои руки за спиной и припер к стене.

- Так и смотри, - он не отводил от меня взгляда, - на всех, как на меня сейчас. Никто не смеет тебя коснуться, никто не имеет над тобой власти. Нет на земле такой силы, чтобы заставить тебя подчиняться...

- Ненавижу тебя!

- Правильно. Ненависть тоже страсть, и более сильная, чем любовь. Теперь ты можешь туда идти. - Он отступил. - Теперь ты увидишь не знатных и могущественных людей, а...

Пощечина, сначала одна, а потом и вторая, оборвали Илиана на полуслове. Я хотела расцарапать его красивое лицо, бить его еще сильнее за пережитый заново страх насилия. Но удержалась, и вылетела из комнаты в бешенстве.

Как было больно. Как жгло! Меня утопило в ненависти, и не только к Илиану, - ко всему вокруг. Горечь захлестнула память множеством воспоминаний о том, что вершилось надо мной в моей жизни, как были жестоки люди... десять лет. Десять долгих последних лет - это мучения, это война, это тюрьма, это пытки, это одиночество и слабость! Когда придет конец всему?

В залу сопроводил меня слуга. Это были другие палаты, не тронутые огнем. Там были не столь широкие окна и высокие своды, и людей, возможно, было не много, но казалось, - полная зала. Когда мой приход возвестили, и я вошла в двери, Эльконну дали дорогу, чтобы хозяин встретил свою невесту. Возникла тишина. Сам вассал немного оступился, подходя ко мне, но взял за руку и развернулся к гостям. Несколько мгновений я еще стояла у порога, давая ближнему кругу себя рассмотреть, и только потом под руку с избранником прошествовала в глубину, где приглашенные музыканты из города Лигго наигрывали веселую мелодию на лютнях. Вассал вел меня, держа мою вытянутую руку на своей, и перед некоторыми особо важными гостями склонял голову, произнося: моя невеста, госпожа Сорс... гости тоже учтиво кивали головами и говорили что-то в ответ. Я не слышала, что говорили. Я никому не кланялась. Я была глуха ко всем речам, я лишь впивалась в каждое лицо взглядом.

Прав оказался Илиан, успев сказать, что не увижу я нынче в этой зале знатных и могущественных людей. Кто они были? Кем они были? Никто и никем! Я никогда не видела этих лиц, и потому не знала, - какой властью они обладают, или какая высокая кровь течет в их жилах, или какими богатствами владеют те или иные персоны. И в то же время эти лица были мне знакомы, - так выглядели мои недруги, так выглядели мои палачи в рясах, мои судьи, мои преследователи, мои ненавистные властители судеб.

Прав оказался Илиан, когда заставил меня облачиться так, а не иначе. Я чувствовала, как дик мой наряд здесь, - волосы свободны, тело тоже, ни на шее, ни на руках нет золотых ошейников и кандалов, и даже пальцы неприлично голы, без камней и колец. Лоскуты обрезанной ткани лентами колышутся в такт моему шагу, как дымчатые украшения, - почти летят, почти невесомы. И господа, и их прекрасные дамы разглядывали меня с разным выражением: женщины презрительно поднимали брови, старухи замысловато и понимающе улыбались, мужчины, не смотря ни на какой возраст, лишь в последнюю очередь созерцания заглядывали в глаза с недоумением и недвусмысленным интересом.