Вы не можете себе представить, чем кажется эта сумма после того, как всю жизнь работал за центы. Шесть тысяч были колоссальной суммой по тем временам. Зарплата учителя составляла около четырехсот рингитов в месяц, и вам станет понятно, какое это было состояние. Но я была не такой жадной, как моя свекровь-паучиха, и категорически отказалась копить их, как она. Так что я устроила Нэшу самую восхитительную вечеринку в честь дня его рождения, которая только может быть. О, это было незабываемо. Куантан еще не видел ничего подобного. Для начала я купила себе совершенно потрясающий черный с красным наряд с высоким воротником и открытыми рукавами. Потом раскошелилась на пару изумительных красных туфелек к этому наряду. Затем выбросила две тысячи рингитов на самое очаровательное ожерелье, о каком я только мечтала. Усыпанное настоящими бриллиантами и рубинами размером с ноготь, оно было действительно необыкновенным.
Потом была подготовка к празднику.
Холодильник, заказанный мной из Куала Лумпур, был доставлен, и тогда наконец-то настал день праздника. Я надела свои новые красные туфли, и мне с трудом верилось, что в зеркале я вижу себя. Парикмахеры славно потрудились. Это были самые дорогие парикмахеры в Куантане, но они точно были профессионалами в своем деле. Около пяти стали прибывать гости. Малыши были одеты в оборки, ленточки и миниатюрные галстуки.
В саду, как обычно, был торт, желе и лимонад, но настоящая вечеринка началась позже, намного позже, когда все дети разошлись и остались только светские люди, женщины с затянутыми талиями и широкими бедрами и мужчины с темными прищуренными глазами. Я наняла людей, которые занимались готовкой, и небольшой оркестр. Потом был фейерверк и превосходное шампанское. Мы сняли туфли и танцевали босиком на траве. Это было совершенно замечательно. Все были пьяны. Когда мы проснулись утром, то увидели, что некоторые спали на ступеньках у нашей входной двери. Я даже нашла в холодильнике чьи-то женские трусики. Люди по сей день вспоминают это. Но после той вечеринки дела снова ухудшились. Лакшмнан проиграл оставшиеся две тысячи, и мы снова остались без денег. Все, кто пришел на вечеринку и щедро слал открытки с благодарностью, теперь отказывались помочь. Одни даже не вышли из дома, когда я к ним пришла. Белле исполнилось пять, денег не было даже на пирог.
Чтобы купить детям еды, я заложила свое новое ожерелье, которое стоило две тысячи, за какие-то жалкие триста девятнадцать рингитов. Я помню, как загорелись глаза китайца за стальной решеткой, когда я подтолкнула к нему через заграждение свое ожерелье, как он сделал вид, что снисходительно рассматривает камни через треснувшее увеличительное стекло. Прошло полгода, но у меня так и не было денег, чтобы выкупить свое ожерелье. Лакшмнан отнес ломбардную расписку паучихе, чтоб узнать, хочет ли она выкупить его и хранить у себя до тех пор, пока мы сможем позволить себе выкупить его у нее, но это злобное существо сказало, что не хочет иметь ничего общего с нашими расточительными привычками, и мое ожерелье, таким образом, ушло китайцу с дьявольским блеском в глазах. Мы с Лакшмнаном стали не на шутку скандалить. Как мы ссорились! Мы могли дойти до драки из-за того, как были утром приготовлены яйца. Очень скоро мы узнали, какими бывают звуки, раздающиеся, когда один человек бьет другого. Я перестала готовить. Чаще всего это были просто бутерброды для меня и детей, и мне кажется, я слышала, как муж готовил для себя какую-то чечевицу с карри и несколько лепешек чапатти, когда возвращался вечером. Он ел один, внизу. К тому моменту, как он поднимался наверх, я была уже в постели. Чтобы досадить мне, он обычно приводил в качестве образцового примера свою мать, говоря, что та ни разу за всю свою жизнь не съела ни одного бутерброда. У меня оставалось все меньше и меньше денег. Еда стоила очень дорого, и не было уже никого, кто мог бы мне одолжить.
Когда Нэшу исполнилось девять лет, его отец неожиданно совершил еще одну сделку и пришел домой с девятью тысячами рингитов. Тем вечером мы снова стали разговаривать. И именно тогда я и сказала:
— Значит так. Настало для нас время переезжать в большой город. Надо попытать счастья в Куала Лумпуре.
Мне так надоело жить в этом маленьком городке в тихой заводи, где все обо всех все знали. Так или иначе, а у меня не осталось в Куантане друзей. Даже соседи были неприветливы со мной. Я была счастлива переехать. Единственный человек, которого я могла терпеть, был мой свекор. Он всегда был добр ко мне. Когда я действительно была в отчаянии, я могла прийти к нему на работу, зная, что он всегда бросит мне в карман несколько рингитов на еду для детей. Когда все наши вещи были погружены в машину, я оглянулась, чтоб еще раз взглянуть на наш дом. Боже, подумала я, как же я его ненавижу!
Лакшми А, вы хотите знать историю о летающей кожуре дуриана! Садитесь на кровать около меня, и мы с вами вместе унесемся назад, в темное прошлое. Это было в те жуткие времена, когда увлечение Лакшмнана азартными играми превратило нашу жизнь в ад на земле.
— Ама, — позвала меня Анна.
Я ничего не ответила. Я видела, что она принесла с собой колючие плоды дуриана. Я только что поссорилась с Айей, потому что видела, как он совал деньги Лакшмнану в руки, тем самым делая из меня монстра и создавая у нашего сына впечатление, что играть на деньги — это нормально. Я была сурова со своими детьми, потому что очень любила их и желала им только самого лучшего. Если бы я просто хотела облегчить свою жизнь, я бы тоже могла время от времени давать ему по несколько купюр в качестве искупительной жертвы, но я хотела, чтобы Лакшмнан изменился к лучшему. Я хотела, чтобы он избавился от этой привычки, и меня глубоко обижала неубедительная позиция его отца.
— Ама! — звали меня уже вместе Анна и Лалита. Я снова не ответила им и засопела. К моей кровати приближались шаги. Я отвернулась к стене и, не мигая, смотрела в окно на безлюдную округу. На улице было слишком жарко, поэтому все были в доме, обмахиваясь кто чем мог. Я почувствовала, как Анна оперлась на стойку кровати.
— Ама, я принесла тебе дурианы, — тихо прошептала она. В свои двадцать с небольшим Анна не была так восхитительно красива, как Мохини, но она была живым воплощением интригующего малайского выражения «тахан тенгкок»: чем больше вглядываешься, тем больше находишь ценности и удовольствия. В тот день я опять демонстрировала домашним свою несгибаемую волю. Я услышала в ее голосе легкий испуг, и это меня несколько успокоило. Кроме того, я слышала запах дуриана. Это мой любимый фрукт. Если бы она задержалась еще на секунду, я повернула бы голову и улыбнулась, но вместо этого я услышала, как она развернулась и вышла. Я была разочарована и расстроена тем, что она не настояла, не попыталась еще раз убедить меня. Вот когда они принесут его на тарелочке, именно тогда я приму то, что они предлагают, думала я про себя. Я слышала, как она направилась на веранду.
— Папа, — позвала она отца, и ее голос стал заметно счастливее и веселее.
Что бы я ни делала и на какие жертвы ни шла ради своих детей, они всегда относились к отцу с большим вниманием и любовью. Безусловно, именно я заслужила уважение за то, что они стали такими! Радость в ее голосе в тот день особенно раздражала меня. Анна и Айя перешли на кухню, смеющиеся и счастливые. Без меня. Я могу представить себе эту сцену: газеты по всему полу, и весь захватывающий ритуал вскрытия этих очень колючих плодов. Держат дуриан толстой тряпкой и ударяют по нему большим ножом. Небольшая трещина и предвкушение… Нежная ли мякоть? Сочный ли фрукт? Удачна ли покупка?
Это, должно быть, была удачная покупка, потому что я слышала тихое одобрительное бормотание. Кто-то рассмеялся. На кухне продолжалась непринужденная беседа. Я подождала немного, но никто не пришел, чтоб принести на тарелочке мою долю. Неужели они просто забыли, что я люблю этот фрукт, что я вообще существую? Когда я слушала их спокойную болтовню, новая, еще более беспощадная враждебность зашевелилась во мне. Я выпрыгнула из кровати. Моя грудь гневно вздымалась. Никогда не задумывалась, откуда появляется гнев, но когда он приходит, то заливает все черным.
