Я чувствовал, что чем дальше мы отъезжаем, тем печальнее становится на моей душе, словно какая-то сказка исчезает из сердца. Будто та красная ниточка, что переплела все мои внутренности во время его игры, сейчас выплетается наружу, потому что концом была привязана к тому роялю. Слишком крепко, чтобы я смог оторвать ее и забрать с собой. Возле дома Женя обнял меня, и я даже был готов, что он меня поцелует, но ничего не произошло.

- Доброй ночи, малыш, - он помахал мне рукой и сел в машину.

- Доброй ночи, Евгений Геннадьевич, - улыбнувшись ответил я. Не знаю зачем я зову его так, но мне нравится, как он морщится от подобного обращения. Я зашел в подъезд, но не спешил подниматься домой. Из окна я смотрел на то, как загораются фары его машины, и как она медленно, словно большой тучный кот, пробирается по узким дорогам нашего двора. Большая черная кошка или кот. А внутри сидит Женя, наверняка напевая под нос себе очередную незатейливую песенку, что крутят по радио. И он едет к себе домой, обратно в ту сказку, где существует чудо. А я поднимаюсь к себе, где пьяная мама снова уснула на кухне, и скорее всего даже не вспомнила бы обо мне, если бы я сегодня не пришел.

Я прохожу на кухню и, поддавшись каким-то непонятным мне чувствам, вдруг прижимаюсь к ней. Сажусь на табуретку рядом и просто обнимаю ее, спящую и воняющую перегаром. Я плачу ей в плечо, как маленький. Как когда мне было пять, и папа учил меня кататься на велосипеде. Что-то пошло не так и я навернулся, разбивая в кровь колени. Я плачу, как на похоронах отца, когда мама еще была моей мамой, а не женщиной, что каждый день разносит нашу квартиру в хлам. Я плачу оттого, что мне больно.

- Тошик? – она поднимет голову, смотря на меня сонными глазами, а потом на миг улыбается, и в этой улыбки я узнаю свою мамочку, пока она снова не превращается в алкашку, которая тут же засыпает.

- Я люблю тебя, мама, - встаю со стула и плетусь к себе в комнату. Наверное, моя мама очень любила отца, раз его смерть так сильно отыгралась на ней. Но все это не так уж и важно. Важно лишь то, что моя постель уже разобрано, и усталое тело наконец-то может расслабиться. Важно лишь то, что я до сих пор слышу ту мелодию в своей голове, и Женин голос, шелком покрывающий мой разум. Важно лишь то, что сегодня я прожил день немного по-другому, не так, как всегда. И самое важные слова, наконец-то сказанные маме. Вот что на самом деле важно, черт возьми.

========== Часть 7 ==========

Я проснулся от надоедливого дверного звонка, кто-то очень хотел меня добудиться. Я вытащил из-под подушки телефон, и понял, что забыл его зарядить…дней уже так пять, как забыл, поэтому он и сел, что вообще-то невозможно. Кое-как поднявшись с кровати, я поплелся в коридор, открывать наконец-то эту сраную дверь. Я ожидал увидеть там Влада, или Маус, а может и их обоих, потому что был уверен в том, что я давно уже проспал школу. Но на пороге стоял милиционер.

- Здравствуйте, здесь проживает Ниженко Мария Витальевна? – я кивнул. Имя матери разнеслось в моей голове, как сотни снарядов. Я давно не слышал его. Снова кивок. – Кем вы ей приходитесь?

- Сын, - машинально выпалил я.

- Тогда вот, - он протянул мне листочек. – Вашу маму сбила машина, она в больнице по этому адресу. Пожалуйста возьмите ее документы и сменную одежду, - за его спиной я увидел Влада. Он удивленно смотрел на меня, но я уже ничего не соображал.

- Тош, что происходит? – Влад протиснулся в дверь между милиционером и косяком.

- Мама в больнице, - я на ходу напяливал штаны, всучил Владу бумажку с адресом и стал собирать документы.

- Мы поедем к ней? – я кивнул. Конечно Влад мог идти в школу, это его дело, но я знал, что он все равно увяжется следом. – Мы с милицией? – я пожал плечами.

- Вы можете проехать с нами или своим ходом, - вмешался мужчина. Он все еще ждал меня в дверях. Я делал все с такой скоростью, что даже не заметил, как оказался в салоне машины.

***

Я ненавидел больницы всеми фибрами своей души, и Влад это знал. Мы сидели на скамье, ожидая, когда к нам выйдет врач. Здесь, в белом холодном коридоре я снова окунался в тот ужас, который уже переживал когда-то. Снова меня заставляли вспоминать все то, что я так старательно хотел забыть.

Казалось, что это было очень давно, но в то же время, будто вчера. Серые стены палаты, пищащий аппарат, значение которому я не знал. Я знал о нем лишь то, что пока он пищит – мой папа живет. Я вспомнил отца, хотя уже думал, что даже забыл, как он выглядел. Я вспомнил его добрые глаза и большие шершавые ладони, вспомнил, как он сажал меня на плечи и носил по больничной палате, делая вид, будто с ним все хорошо, будто его ноги не гудят от боли, и ему не тяжело. Будто бы он не умирает. Он боролся за свою жизнь, но сгорал на глазах, а за ним угасала и мама.

Влад обнимал меня за плечи, и я вспоминал, как мы точно так же сидели у него дома. Я плакал. Его родители забрали меня к себе, потому что маме было не до этого. Папа умер и с ним умерла ее душа. Я жил у Влада, кажется, неделю. Его мама каждое утро пекла блины, а на ее столе стояла свечка в честь моего отца. Я не знаю для чего это было нужно, какие-то религиозные обычаи. Вечером к нам в комнату заглядывал его отец, он много шутил и читал нам сказки. Мы засыпали, размышляя с ним о самолетах и бабочках, а когда мы засыпали, то «папа» уходил. Кажется, тогда, то ли от шока, то ли от боли и не понимания, я стал называть дядю Руслана папой.

- Вы Антон? – из операционной вышел доктор. Он смерил нас с Владом серьезным взглядом, и точно направился ко мне. Да, меня было сложно перепутать, многие говорили, что я копия своей мамы. Если честно, то это ни сколечко не придавало мне гордости.

- Я, - мы с Владом подскочили на месте.

- Мы сделали все, что в наших силах. Ваша мама в очень тяжелом состоянии, нам пришлось ввести ее в медикаментозную кому. Сейчас я не могу сказать на сколько это затянется, но срок может растянуться от месяца до трех. Мы переведем ее в реанимацию, - мы кивали, как два болванчика, как собачки в машинах. Я даже и не заметил, что Влад держит меня за руку. – Скорее всего вам придется помогать ухаживать за ней, - я кивал, кивал, кивал.

- Мне страшно, - одними губами произнес я, и Влад крепче сжал мою руку, он понимал меня. Врач ушел, мы, кажется, вечность смотрели ему в след, пока он не исчез за поворотом.

- Поедешь домой? – я мотаю головой. – Я написал Диме, он уже стоит у больницы, его позвать?

- Поехали в школу, - Влад кивает и вызывает такси.

***

Женя.

Я сидел за столом и готовился к классному часу. Нужно было подготовить номер для осеннего конкурса, но я даже не знал с чего начать. Мой новый класс был безумным, и я уже даже не говорю о том, что творилось между мной и одним из моих учеников.

- Ну как, Женя, твой класс уже придумал номер? – отец зашел слишком неожиданно, я смерил его ненавидящим взглядом.

- Мой класс может взорвать эту школу к чертям, а ты мне тут про конкурс втираешь, - я вздохнул, откидываясь на стуле.

- Все так плохо? – хмуро спросил он. На самом деле папочка хорошо знал, какой хуевый класс мне подсунул, и даже сделал это специально, но после того, как на меня пришли жаловаться двое родительниц он сильно пожалел о своем решение. Благо я смог разрулить ситуацию. Еще бы, за словом в карман мне лезть не нужно. В итоге «обиженное чадо» получило еще больше.

- Нахрена ты меня сюда засунул? – в какой раз я задаю ему тот вопрос?

- Ты должен научится работать, как все люди! Твое это проворачивание денег ничем хорошим не закончится, - проворчал он.

- Папа, это бизнес! – воскликнул я. Господи, и почему до стариков так плохо доходит смысл этого слова? Он приписывает меня чуть ли не к мафии.

- Твой бизнес сделал из тебя гомика, - он морщится.

- Гомика из меня сделала природа! – я передразниваю его в том же тоне.

- Боже, тебе двадцать два, а ведешь себя, как младшеклассник! – он выходит из кабинета, громко хлопнув дверью. Постепенно класс заполняется учениками, пока не остается всего три пустующих стула.