- Где остальные? – дети переглядываются между собой. Дети…может я и правда больной? Может я и правда отбитый на голову? Может быть мне стоит сходить к врачу? Но что это мне даст? Я же ходил. К психологам, к психиатрам ходил. Каждый из них просто уверен, что это пройдет, что я сам себя накручиваю.

Урок шел до ужаса медленно, и я уже отчаялся ждать и надеется, что он придет. Классный час закончился, и все ушли на уроки, а я сидел и ждал чего-то, непонятно чего. Может я его напугал? Может он просто испугался приходить сегодня после нашего вчерашнего вечера? Да, я полный идиот, зачем-то притащил его к себе, наверняка он был в шоке от происходящего. Я уже не ждал английского у их группы, потому что знал: Тошика нет. Так же как не Зайченко и Дудки, и где бы не были эти троя, они точно вместе.

***

Прозвенел звонок, но я даже не поднял голову, чтобы привычно оглядеть класс. Его не было, а остальное меня не интересовало. Его, блять…

- Тошик? – это вырвалось само. Парень вошел в класс под сопровождение Влада и Димы. Его глаза были красными от слез, и одет он был…мягко говоря, как бомж. Старый, потрепанный временем белый свитер с горлом, синие джинсы с оттопыренными коленками, коричневая куртка, явно с отцовского плеча. Мда, таким я этого мальчика видел впервые. Быть может я просто привык приписывать ему один единственный образ, цепляясь за эти адски узкие штаны? Я просто не ожидал увидеть его таким…потерянным, растрепанным и заплаканным.

- Здравствуйте, - тихо произнес он и сел за парту. Мне хотелось кинуться к нему, обнять его, взять его лицо в ладони и начать расспрашивать о том, что у него произошло. Мне хотелось выгнать всех из класса и остаться с ним наедине, мне хотелось снова сидеть с ним в своей гостиной, играть ему на рояле и чувствовать взгляд его синих глаз на своей спине. Но я не мог. Сейчас я его учитель, а он мой ученик, и тут не имеет значение даже то, что у меня при его виде сводит живот.

- Где вы были? – Влад и Дима остаются возле моего стола.

- Простите, нам пришлось задержаться по семейным обстоятельствам, - пролепетал заученную фразу Влад.

- У всех троих? У вас что, одна семья? – Зайченко кивнул.

- Извините, если нужны будут записки, то мы их предоставим завтра. А сейчас можно нам сесть на места? – парни были расстроены, Влад был серее тучи, а Дима смотрел куда-то в пол, словно потерянный воробушек. Я хотел быть Владом, потому что он все знает. Я хотел бы быть Владом, чтобы быть ближе к Тошику. Я хотел бы быть Владом, потому что в его возрасте я бы мог не бояться любить.

А потом Тошик и вовсе пропал. Его не было на следующий день, и через день, и всю эту чертову неделю. Снова! Он снова пропал! Влад и Дима тоже стали приходить в школу через раз, я пытался узнать хоть что-то, но они совали мне записки от своих родителей и уходили, не сказав больше ни слова. Я не выдержал.

- Влад! – я сидел в машине возле подъезда Антона, когда увидел Зайченко. Он держал в руках знакомы свитер.

- Здравствуйте, - Влад нехотя остановился и подошел ко мне. Я вышел из машины.

- Здравствуй, ты к Тошику? – он помотал головой.

- Я тоже живу в этом подъезде, - о показал куда-то наверх, но мне было все равно.

- Покажи мне, где живет Антон, - я захлопнул дверь машины, и уже собирался ставить ее на сигналку.

- Его нет дома, - отрезал Влад. – Но если это вам чем-то поможет, то Тошик живет на третьем этаже, в двадцать четвертой квартире, - я кивнул, Влад пошел вперед, а я за ним.

- Его родители сейчас работают? – он остановился.

- Его отец мертв, а матери нет дома, - его голос звучал уставшим, и этот свитер…в этом свитере был Антон.

- Ты же знаешь где он, да? – и снова кивок. – И не скажешь? – еще один. – Но почему!? Это секрет!? Он просил не говорить!?

- Он просил всех оставить его в покое, и вас в том числе, если конечно вы пришли сюда не как учитель, если так, то завтра я принесу вам записку, - боже, от этих записок я уже сходил с ума. И каждый раз одна и та же строчка. Да какие это блять обстоятельства!? Я уже сходил с ума…

- Влад, я переживаю, ты понимаешь? Хотя бы скажи что с ним, - Влад покачал головой, но все-таки остановился.

- С ним все хорошо, его жизни ничего не угрожает, - он снова пошел в перед. – До свидания, - Влад зашел в подъезд, хлопая дверью за собой, а мне захотелось выть. Сука! Больше всего в этой сраной жизни я ненавидел неизвестность! Хуже всего – это сидеть и ждать чего-то, хотя ты даже не знаешь, чего ждешь.

***

Тошик.

Маме становилось лучше, но мне казалось, что я торчу в этой больнице целую вечность. Если бы не Дима и Влад, то я точно бы сошел с ума. Они помогали мне, приносили еду и лекарства, я дал им свою карточку, на которой хранил деньги для учебы, но так понял, что они не сняли оттуда ни рубля.

- Вчера возле дома стоял Евгений Геннадьевич, - сообщил мне Влад, когда я помогал медсестре менять повязки.

- Я не хочу об этом, - Влад кивнул. Мне было не до этого, не до сраного Мильковского с его заскоками. Я прислушался к пиканью аппарата. – Сколько еще она пробудет в коме? – я обратился к медсестре. Девушка пожала плечами.

- У нее переломано большое количество костей, повреждены важные органы, - я обратил внимание на ее бейджик. «Семенова Анна Юрьевна». – На следующей неделе будет еще одна операция, - я знал это. Мне было страшно смотреть на маму. Она была похожа на тряпичную куклу. Все ее тело было в бинтах, отовсюду торчали трубочки, капельницы. Это было ужасно.

- Тош, я пойду лучше, не буду мешаться, - Влад поставил пакет на тумбочку и пошел к двери.

- Спасибо, Влад, - друг улыбнулся. Мне хотелось подойти к нему и обнять, но сейчас я держу на весу тело своей матери, чтобы худенькая и хрупкая Аня могла поменять повязку на груди. Когда я закрываю глаза, то вижу лицо Жени, не знаю почему. Может это от того, что Влад напомнил мне о нем, а может от того, что мне всю ночь снилось, как он играет на своем рояле на похоронах моей матери.

В больнице всегда много народа. Я до ужаса ненавижу больницы. А еще я ненавижу, когда в коридорах тушат свет, и медсестра прячется где-то в своей комнатушке, ненавижу оставаться один в палате, наедине с этими пищащими аппаратами и мамой, которая никак не реагирует на меня, на мое присутствие.

Я вспомнил, как она читала мне в детстве. В комнате было так же темно, за окном светила луна, а на тумбочке стоял ночник в виде слоника. Он смешно бегал глазами туда-сюда, туда-сюда. Мама читала мне книжку, а я смотрел на слоника. Потом ночник гас, мама закрывала книгу, целовала меня в лоб, щеки и уходила. Она желала мне добрых снов и обещала на утро приготовить что-нибудь вкусное, и я засыпал с мыслями об этом. Иногда она обещала, что с утра мы пойдем в зоопарк, цирк, а иногда просто погулять. Папа заходил обычно позже, когда я уже засыпал, но я всегда слышал его тихие шаги. Он поправлял мне одеяло и шептал, что больше всего в жизни он хотел бы мне счастья. Он говорил, что винит себя в своей болезни и виноват передо мной, что в скором времени ему придется меня оставить. Он думал, что я сплю, но я все слышал. Слезы покатились из глаз по щекам. Сейчас я мог себе позволить просто поплакать. Не из-за любви или оценок, не из-за ненормального преподавателя. Я плакал от того, что впервые в жизни так сильно нуждался в отце. Я плакал от того, что чувствовал себя брошенным и одиноким.

- Мама, пожалуйста, не уходи от меня, - я упал лицом в ее ладонь, целуя. Мне казалось, что она слишком холодная, будто не живая. Мне было страшно до ужаса, и я очень хотел оказаться подальше отсюда, но я был здесь, реальность давила мне на виски, напоминая, что я здесь и никуда отсюда не денусь. – Останься со мной, не бросай меня, - я сжал ее руку и положил голову на кровать. Я сидел на полу, на коленях, но мне было так удобно рядом с ней. Будто бы это не она на кровати, а я. Будто бы это не ее кости были раздроблены и не ее органы повреждены. Я представил какого это и боль волной пронеслась по моему телу. Такая тягучая и острая, будто кто-то медленно ведет по мне ножом.