— То, да не то! Новая система перекроет все эти данные за глаза и за уши.

— Сомневаюсь! Что перекроет — согласен. Но вот чтобы так!

И директор еще торопливее принялся что-то рисовать, схватив сразу несколько листов бумаги.

Журавлев постепенно багровел. И напрасно Франциска Федоровна и Лиза дергали его за пиджак, он ничего не замечал, сопротивляясь, упрямо тянулся вперед.

— Да нет, вы ничего не понимаете! — наконец досадливо воскликнул Журавлев, — Я сюда шел, думал, вы поняли.

— Товарищи, он ничего не понимает! — обернулся Журавлев к присутствующим. Сказал это с такой обидой, будто его обманули, зазвали, а на самом деле — вот! — Не-ет! Я лучше уволюсь! Он ничего не понимает!

И Журавлев уволился…

Через неделю после его увольнения стендовые испытания закончились. Принятую комиссией аппаратуру отгрузили но месту назначения.

После стендовых всегда наступает некоторое затишье. Браться сразу же за новую большую работу не хочется, требуется некоторая передышка. Чтобы чуть-чуть отвлечься, передохнуть. Обычно занимаются такой работой, что в любую минуту можно и отложить.

Воспользовавшись этой небольшой паузой, в душе все еще переживая уход Журавлева, Неделин решил прикинуть, какую программу следует задать дисплею, если бы довелось реализовать предложенный Журавлевым способ построения системы. Для этого понадобилось подробнее рассмотреть ее построение. Засесть за специальную литературу. И чем больше он думал об этой системе, тем все больше она начинала ему нравиться.

Целыми днями Неделин просиживал в читальном зале технической библиотеки.

Зал выходил окнами в затененный двор. Во дворе росли тополя, полностью заслонив здание, отгораживающее двор от шумной улицы. По улице катили многотонные самосвалы, а здесь их почти не было слышно. Только чуть подрагивали стены. На освещенных местах во дворе желтели одуванчики. Через открытое окно в читальный зал залетали шмели с испачканными цветочной пыльцой лапками, погудев над столом, улетали обратно. На подоконник садилась коричневая бабочка, замирала на несколько секунд, вспархивала и, покружив, садилась опять.

В летние месяцы в читальном зале всегда бывало малолюдно. Сидело несколько аспирантов, забегал кто-либо из инженеров, чтобы заглянуть в справочник.

Рядом с Неделиным, заняв бумагами сразу два стола, трудилась Франциска Федоровна. Она напоминала пианиста, играющего одновременно на двух роялях. Металась от одного стола к другому. То припадала, быстро что-то перебирая, то откидывалась, вытянув руки, словно взяв величавый аккорд.

Она пользовалась с Неделиным теми же справочниками, поэтому часто оборачивалась к нему, словно в молитве, приложив троеперстие ко лбу.

— У тебя справочники заняты?

Ожидала, когда нужный справочник освободится. Вот в одну из таких пауз она и заинтересовалась:

— Чем это ты все время занят?

Неделину пришлось признаться.

— Вот как!.. Можно взглянуть, что у тебя получается? Значит, полагаешь, что такую систему следует делать? Она будет эффективнее?

— Да, мне так кажется. У нее есть свои определенные преимущества.

Кажется, Франциска Федоровна хотела еще что-то сказать, но к ним подошел Смородин.

— Можно к вам? — спросил он Неделина. — Мне посоветовал обратиться к вам Журавлев.

— Кто, кто?

— Он работает сейчас у нас преподавателем, ведет радиокружок, в котором занимаюсь и я. Мы решили построить одно устройство, где понадобится дисплей с определенным видом развертки. Журавлев сказал, что вы знаете, как такой дисплей сделать.

— А что это за система? — полюбопытствовал Неделин.

Смородин начал пояснять, своим рассказом подтверждая предположение Неделина.

— Вам не кажется, что система все-таки довольно большая и силами радиокружка едва ли ее можно сделать?

— Нам сначала так показалось. Но Журавлев сказал: не надо бояться. Не боги горшки обжигают. Мы хотим опробовать только отдельные узлы.

Им не пришлось поговорить. В читальню прибежал спортивный активист Юра Матавеев.

— Я тебя ищу! — атаковал он Неделина. — Надо пробежать трехкилометровку, выступить за отдел. Соревнование на первенство института. У нас в команде не хватает одного человека. Пробежишь? Между прочим, за отдел управления бежит директор! Записываю твою фамилию.

— Вообще-то, не хотелось бы.

— Три километра для тебя — пустяк! Ты занимался раньше бегом. Если будут отказываться такие, как ты…

По опыту Владислав знал, что от Матавеева, как и от любого из других спортивных активистов, просто не избавишься.

— Когда выступать-то?

— Сегодня вечером. Стадион «Красногвардеец». Сбор после смены у проходной.

— Кроссовки есть?..

— Будут!

— Форма?..

— Найдем!

Матавеев умчался так же стремительно, как и появился. Был — и нет!

По окончании работы напротив проходной собрались те, кто участвовал в соревновании. Здесь же толпились их многочисленные «болельщики». Отдельной группой стояли сотрудницы бухгалтерии, все примерно одного возраста и комплекции тех женщин, которых любил изображать на своих полотнах Рубенс. Розовощекие, с «завязочками» на руках, как у годовалых младенцев. Они шли посмотреть, как побежит директор. Его не было среди участников соревнования, но Матавеев сказал, что директор приедет прямо на стадион.

Лиза находилась в отгуле за отработанный выходной день, и Владислав решил позвонить ей, чтобы она не волновалась, если он задержится. Побежал к ближайшей будке телефона-автомата, но тот оказался занят. Ожидая, когда телефон освободится, Владислав присел на скамейку. На ней сидели две пенсионерки. Одна из них читала книгу.

— Что это вы читаете? — спросила ее соседка. — И так увлеченно?

— Про жизнь протопопа Аввакума.

— Интересно?

— А вот послушайте: «Тоже ин начальник, во ино время, на мя разсвирепел, — прибежал ко мне в дом, бив мя, и у руки огрыз персты, яко пес, зубами».

— Боже мой, какие люди были!

— «Аз же, поблагодаря бога, завертав руку платком, пошел к вечерне».

Телефон освободился, и Владислав не дослушал их разговор.

Лизы не оказалось дома. Владислав решил, что позвонит позднее. И направился на стадион. Он успел переодеться, для разминки пробежать пару раз вокруг футбольного поля, когда пришли и остальные.

Болельщики уселись на трибунах, заняв все передние ряды. Отдельной группой, букетом, расположились сотрудницы бухгалтерии, начали прихорашиваться, поправлять прически, достали из пудрениц пуховки. Позади трибун, заложив руки за спину, прохаживался главный бухгалтер, человек уже немолодой. Нервно посматривал на ворота.

Обычно, когда к нему приходили в кабинет завизировать отчет по командировочным расходам, он, угрюмый и молчаливый, сидел за своим столом в темных сатиновых нарукавниках, которые все в институте почему-то называли «семейными трусиками».

Но вот на стадионе появился директор. Главный бухгалтер двинулся ему навстречу. Что-то возбужденно говорил. Директор, остановившись, слушал, кивал. Затем они пошли рядом. Опять остановились — недалеко от Неделина.

— Это недопустимо! — нервничал главный бухгалтер. — Вы можете себе представить, чтобы побежал Александр Александрович? Директор — и, извините… без порток!

— Спасибо! — сказал Кропотов. — Я, к сожалению, сегодня не могу бежать, подвернул ногу. Сегодня просто придется «поболеть». Откровенность за откровенность. Я, как и вы, предпочитаю говорить только то, что думаю. Мне кажется, нам будет не сработаться. В нашем пансионате в Усть-Каменке освобождается место главного бухгалтера. Подумайте…

В читалку пришел лаборант и сказал, что Неделина вызывает директор. Этот вызов явился для Неделина неожиданностью. И уж совсем было неожиданным то, что сказал Кропотов.

— Я хочу предложить вам возглавить лабораторию Журавлева.

— Мне?

— Да. Наслышан, что занимаетесь проработкой системы, предложенной Журавлевым. Систему надо попробовать делать.