- Стив! Стив-Стив-Стив, - Наташа откладывает в сторону бутерброд и гладит его по закаменевшим плечам, по заострившимся чертам лица, пытается расслабить сведенные судорогой мышцы. – Стив, что случилось? – она зарывается пальцами в его волосы, массирует кожу головы, пытается забить шум ругани и клаксонов своим голосом. – Стив, милый?

- Нат, сядь за руль, я не могу, - глухо, глотая окончания слов, говорит он и выходит из машины. Наташа перебирается на водительское сидение, когда он садится на пассажирское.

Наташа плавно двигается с места, перестраивается в другой ряд и паркуется возле кафе, еще не закрывшего летнюю террасу.

- Выходи, - резко говорит она. – Давай, выходи, займи нам столик ближе ко входу, - торопит она выпавшего из реальности мужчину.

Официант подносит странной паре меню, и Наташа, ослепительно холодно улыбаясь, просит принести стакан воды: “Моему мужу стало дурно, может, съел чего-то”. Стив крутит в руках стакан с пузырящейся жидкостью и смотрит в центр расцарапанной столешницы, доверяя Нат заказ. Потемневшую от времени эмблему известного газированного напитка разрушает появление тарелки с пирожным.

- Ешь, - приказывает женщина, протягивая ложку.

- Что..? – часто моргает он, но по глазам Наташи понятно, что так просто она не отступит.

- Ешь, - повторяет она, зачерпывая ложкой большой кусок бисквита и поднося к его губам.

Стив осторожно открывает рот и слизывает содержимое ложки. “Молодец, давай еще”, - теплее улыбается Наташа, отвлекая его этой незамысловатой лаской, ждет, когда он расслабится и сможет с ней говорить. А пока она любуется. Губы Стива – самое большое искушение в её жизни. Как можно отказаться от полных, чарующих, так и напрашивающихся на поцелуи губ? Ответ прост: никак. И Наташа не хочет думать, как развивались бы события, если бы она не смогла перебороть врожденную настороженность и какое-то даже неверие и позволила бы другой женщине целовать его. У него ведь поцелуи такие, будто он не губы или кожу целует, а душу целует, и поцелуями этими все раны залечивает.

- На что ты так смотришь? – смущенно спрашивает Стив. Его щеки наливаются румянцем, а в глазах не остается и следа шока и страха.

- На твои губы, - честно отвечает женщина, отставляя пустое блюдце в сторону и принимаясь за свой зеленый чай. - Я люблю твои губы, потому что они могут две самые прекрасные вещи на свете - целовать и улыбаться. Стив, что случилось?

- Я боюсь, что Г.И.Д.Р.А. вернет её такой же, как Баки. Я боюсь, что ей промоют мозги, и сделают такой же послушной куклой.

- Ал?

- Дело не в том, что я как-то выделяю её из команды. Пропади любой из нашей команды – я буду нервничать так же, но это ведь Алиса. Да мне до сих пор хочется положить в её тарелку двойную порцию. Я не хочу потерять еще кого-то из своих людей. И потерять таким образом, как Баки.

- Мы найдем её, слышишь. Ну вот, сначала ты успокаиваешь нас, теперь я – тебя, - тихо и мягко рассмеялась она.

- Однажды утром она войдет в Башню, мы встретим её, но это будет уже не наша Ал, - продолжил он. – Она будет смотреть на нас как на цели, как на миссии и вместо того, чтобы обнять, она будет прицеливаться, как бы лучше нас расстрелять. Как Баки. И мы не сможем её убить, потому что это машина, это пустота в оболочке нашего лучшего друга. И я буду пытаться его спасти, я найду его, а если все зря? Если от Баки уже ничего не осталась? Если Баки действительно не вернулся, остался в том ущелье?

Губы Наташи сжались в тонкую полоску.

- Я нашла кое-что для тебя, - со вздохом сказала Наташа. – Я хотела оставить это до лучшего времени, но, похоже, это глупо, и я опять стараюсь защитить тебя, и у меня опять не получается. Я потянула за кое-какие ниточки в Одессе, знаешь, старые связи. И нашла для тебя кое-что. Только… Не торопись распутывать этот клубок.

========== Глава 37. ==========

Аляска.

Маленькая комната для гостей наверху, маленькая печь, в которой весело трещит огонь и которая занимает почти всё пространство. Две крепкие кровати, между которыми даже трети метра нет, можно вытянуть ноги и коснуться ступнями противоположного спального места, согнув колени. Мягкие толстые перины, горы подушек и думок. Вой ночного ветра за деревянными стенами. Дребезжащее мутное стекло окна во двор. В углах обрывки густой паутины с комьями пыли. Эту комнату используют редко, – в Фиору больше не приходят работники, – но держат относительно чистой и с работающей печью.

- Эй, порядок? – спрашивает Алиса. У неё странный голос, она прыгала с одного наречия на другое, переводя Бетти слова селян, окруживших их, стоило зайти в дом, где на первом этаже располагалась таверна, а на втором комнаты для постояльцев, где жил сам Макаров с семьей. Их быстро оставили в покое, стоило строгому Макарову приказать работникам приготовить комнату и отнести наверх горячую еду.

- Да, - глухо отозвалась Бетти, помешивая деревянной ложкой густой суп в деревянной миске. Они сидели на низкой скамейке перед печью и грелись. Их одежда, промокшая и холодная, была развешана по всей комнате на бечевках.

- Это вкусно. Если не ошибаюсь, то здесь картофель, два вида мяса, специи, горох… Я так и не выучила традиционный рецепт этого супа. Кажется, кладут ещё муку. Очень калорийно, но в подобном климате все калории идут по прямому назначению.

- Аляска – твоя территория?

- Да, моя территория. Даже больше, чем можно себе представить.

Алиса вытянула ноги ближе к огню. Едва за ними закрылась дверь, как она быстро стянула с себя спрятанный под одеждой комбинезон с почти истекшим запасом тепла и бросила его на печь. Как оказалась, измененная кожа ощущается как одежда и позволяет не чувствовать себя голой. Или это ударная смесь жутких химических веществ, меняющих сознание и поведенческие характеристики, сыграла свою роль. Странная вещь – человеческий мозг. Люди веками пытаются понять, как он работает, ставят эксперименты и несколькими точными ударами могут полностью поменять человека. Что еще изменилось? Ал предстояло решить много вопросов, но важнее всего выбраться и вернуться в своё собственное тело к, пусть и сумасшедшему, но своему мозгу, со своими безумными мыслями и принципами. Хотя, если быть честной до конца, пусть даже и с собой, то ей очень хотелось, чтобы эта ночь не заканчивалась как можно дольше. Вот так, малодушно. Сидеть здесь и греться у печи, огромной жаркой печи для тебя, маленькой и холодной.

Комната почти полностью утопает во мраке, единственный источник света – две свечи, которые следует потушить, когда они лягут, и огонь в печи, святящий по краям задвижки. Причудливые тени на стенах напоминали о множестве тихих вечеров, когда Френ укладывал её спать и рассказывал сказки. Бетти открыла клапан на ключице и ввела ей необходимые лекарства. Несколько ампул разбились за время их пути, их и без этого было мало, собираясь, никто из них не рассчитывал на то, что придется задержаться. Но так вышло, одна ночь в деревне, чтобы немного отдохнуть, а завтра Ал придумает, как поступить. Она пошевелила когтистыми лапами, всеми четырьмя, потом постучала по полу хвостом, изогнулась назад, ощущая, как хвост поддерживает её тело, а над лопатками шевелятся не сформировавшиеся крылья. Иногда, ей казалось, что если долго смотреть на уродливые вещи, то со временем можно найти в них что-то красивое. Только не в этом случае.

- Я урод, - наконец, вынесла она вердикт. – Даже не представляю, что скажет моя команда, когда увидят меня такой. Наверно, что мне самое место в цирке.

- Ты обвиняешь меня в этом? – спокойно сказал Бетти.

- Нет. Если бы не ты, меня бы оттащили к главному злодею в этой пьесе. Сейчас не важно, кто в чем виноват. Нужно подумать, что делать дальше, а с остальным мы разберемся позже.

- Анальгетиков нет совсем. И питания у тебя только на сутки. Ты умрешь от голода или сойдешь с ума от боли, если “Мстители” не найдут нас в скором времени.