Алая кожа и желтые глаза. Это была женщина, если он правильно интерпретирует свои воспоминания, сильное, но изящное тело, длинные волосы и яркие глаза. Стернс не проводил подобных экспериментов, из-под его рук выходили только чешуйчатые уроды, на подобную красоту его гениальный разум был неспособен. Перед ним взрывается стена, камни скачут, как резиновые мячики, в густой пыли. Из пролома вываливается комок мышц, будто огромный шар. Существо едва владеет собственным телом, держится мощными руками за голову, качается на коротких толстых ногах, только стена удерживает его от падения. Алая кожа, вдруг видит Блонски, когда чуть оседает пыль. Алая кожа, но это явно не женщина. Это новый противник, и взгляд затуманивается предвкушением отличного боя. Существо с красной кожей меньше его ростом, но больше по массе, похоже размером и строением тела на Халка, оно мыкается, как слепой котенок. Где-то среди этого шума раздается безумный смех и проклятия, но слов не разобрать, как и не понять, откуда этот голос.

Блонскому нужна только драка, только кровь, всё, что он желает — это утвердить свою силу, излить свою ярость. Он отключает глубокие аналитические процессы в мозгу, какие еще остаются, и рвется вперед, бросается на существо, намереваясь сбить его с ног, но то неожиданно замечает его и перехватывает в движении.

— А вот и мистер Блонски! — произносит голосом Дэвида Беннера пыль и тьма в разломе. — Он и поможет вам узнать, на что вы способны в этом теле, генерал Росс.

В том существе от бравого вояки Росса, который заложил собственную дочь, чтобы получить покорную армию, только мелкие черты, складки возле губ, да жесткий взгляд. Он тоже желал силы и сетовал, что ушло то время, ушла из рук сила, а из глаз зоркость. Умелый манипулятор калечил других, но в этот момент сам получил то, чего желал. Он теперь тоже монстр, он теперь тоже урод. А Дэвид Беннер только смеется в тени:

— Вы хотели армию, сэр? Теперь вы сами — армия!

С новой силой Росс осваивается быстро, хотя и не может контролировать её в полной мере, но отвечает на удары, не позволяет захватить себя. Огромные сильные ладони обхватывают мощную шею Мерзости, сжимают, перекрывая доступ кислорода, перемещаются выше, грозясь раздавить череп, как переспелый орех. Когда жар огня касается спины, Блонский понимает, что проиграл. Он смотрит на безумного монстра, которым стал сам генерал Росс, на то проклятие, что обрушилось на него и улыбается. Лижущее его тело языки пламени, замкнутое тесное пространство печи и рев смерти странно успокаивают, и он почти не ощущает боли от сжигаемой плоти. Война ярко проявляет людскую суть: кто друг, кто враг, кто лишь притворяется товарищем, чтобы позже нанести удар в спину. Блонский не доверяет никому из этих безумцев, вытащивших его из вечной мерзлоты, но так распорядилась жизнь, что именно они помогли прервать его безнадежное существование. Он родился человеком, но стал чудовищем внутри и умирает настоящим чудовищем. Это славный для него конец.

Бетти отца узнает сразу, когда приходит вместе с Халком на шум драки. Она потрясена, но почему-то спокойна, она понимает, что к этому все шло. Не получив желаемого от других, однажды Громовержец Росс испытает на себе гамма-излучение. Они несколько секунд смотрят друг на друга — прощаются, осознают произошедшее: превращение, встречу, смерть Блонского, что делать дальше. Во взгляде почти копии Халка, только алого, цвета мелькает узнавание и осознание. От ужаса или следуя инстинктам, он сбегает из комнаты с печами, ныряет в разлом стены. Красный Халк ныряет в снег, в горячий, взрытый снег и бежит в неизвестность, трусливо оставляя за спиной все, что сотворил…

***

В лаборатории, где указала Бетти, никого нет. Клинт осматривает каждую комнату, прислушивается к каждому шороху. Странно, что именно в этих помещениях ничего не тронуто. Только в одной комнате поцарапан стол и лежат осколки стекла на полу.

— Сверху! — предупреждает Тор из коридора, замечая притаившуюся каниму. Сам он готовится отражать нападение еще нескольких спешащих к нему существ.

Бартон едва успевает поднять автомат и выстрелить. Канима падает камнем ему под ноги, но быстро встряхивается и смотрит на него. В выражении этих глаз, в ухмылке, в этом жесте, Клинт замечает что-то знакомое. Он мог встречать его, когда тот был человеком. Клинт напрягает память. Наглый загнанный взгляд, некрасивые черты, который угадываются даже под чешуей. И он вспоминает.

В парке, на одной из постановок летнего театра. До спектакля оставалось полчаса, и Клинт сидел с Ал под пышным деревом, наблюдая за расстановкой декораций. На жаре, после бессонной ночи (очень плохой ночи) им очень хотелось спать, и они бы уснули в шуме разговоров людей вокруг и музыки, если бы Алиса так не нервничала. Они давно привыкли к тому, что на них обращают внимание: взрослый мужчина с девушкой, значительно младше его, вели себя не как родственники или просто знакомые, хотя и старались не выносить свои чувства напоказ. Их осуждали пожилые люди, его ненавидели подростки, её — одинокие мамочки, которые хотели бы немного отвлечься от визжащих детей. Новый взгляд, полный похоти и грязи, Клинт замечает первым. Из толпы он вычисляет молодого человека в широкой рубашке, тот смотрит на них, и стоит Клинту пересечься с ним взглядами, как тот начинает плотоядно улыбаться. Алиса зарылась носом в ворот футболки своего мужчины, почти всхлипнула, пытаясь быть ближе. Клинт накрыл её собой, спрятал от взгляда того парня, но она забилась в дрожи, на пальцах осталось мерзкое ощущение прохлады. «Может, пойдём домой?» — спросил Клинт, проклиная чертову гиперчувствительность, из-за которой подобные взгляды растекались под кожей как гнойные волдыри. Тогда Клинт поцеловал её, и это был едва ли не первый раз, когда они целовались при таком скоплении незнакомых людей. Актёры уже начали произносить слова вступления к какой-то пьесе, а они спешили пересечь парк, чтобы добраться до Башни.

Это был он. Это безумное существо было тем парнем, кто следил за Алисой. Он был канимой, одним из мерзких экспериментов, но он не просто следил за его девочкой по чужой указке. В его глазах даже сейчас разливалась бездонная тьма. Безнадежный неудачник, у которого такая пустота внутри, что её ничем не заполнить. Клинт целится в эти бесстыжие глаза, вгоняет прицел прямо в расплывшийся зрачок и с удовольствием слушает, как раскрывается внутри черепа экспансивная пуля.

Когда Ал впервые увидела эти пули, то сказала, что в раскрытом виде они похожи на крохотные цветы. «Цветы смерти», — ответил ей Клинт, собирая «цветок» обратно в пулю. — «Попадая в тело, они сильно расширяются, образуя страшные каналы. Разрывают мягкие ткани, дробят кости. Страшная смерть в агонии в почти ста процентах случаев».

Она держала распустившиеся бутоны в руке, и это было безумно — посадить её на стол, на котором он занимался чисткой оружия, среди разложенных частей автомата и целовать до умопомрачения, ощущая, как запах полироли смешивается с их запахом. У Клинта сейчас с каждой деталью, с каждым его пистолетом или стрелой связано много приятных воспоминаний. Мозг генерирует хорошие воспоминания, чтобы предотвратить приток плохих, и у него огромный выбор.

Кости черепа выпирают из-под плотной кожи, голова похожа на сдувшийся мяч, глаза лопаются, из носа, ушей рта вытекает мозг.

Клинту нужно выбираться из этого затянувшегося безумия.

В конце коридора слышится рычание, затем почти человеческий крик боли, который через секунду резко обрывается. Клинт выбегает из лаборатории и следует за Тором.

Еще на подходе картина предстаёт ужасная. Тонкие ручьи крови торопливо бегут под ноги, с каждым шагом становясь шире. Первое тело брошено с разорванным горлом. Второе с огромными ранами на внутренних сторонах бедер. Удары четкие и точные, ни одного лишнего разреза, точно по горлу и по артериям, чтобы кровь брызнула фонтаном, унося с собой искалеченную жизнь. Алиса здесь, и они идут прямо к ней. Она милосердна, пусть и кажется это жестокостью. И милосердие её в легкой смерти, быстром конце, даже если она потеряла рассудок, что-то осталось в ней от неё прежней.