Особенно сильно выступает отец Иоанн против увлечения театром. «Театр, — говорит он, — усыпляет христианскую жизнь, уничтожает ее, сообщая жизни христиан характер жизни языческой. Воздремашася вся и спаху[613]; между прочим, этот гибельный сон производит в людях и театр. А потом что? Науки, в духе языческом преподаваемые, заботы житейские, усиленные донельзя, любостяжание, честолюбие, сластолюбие. Театр — школа мира сего и князя мира сего — диавола; а он иногда преобразуется и в ангела светла[614], чтобы прельщать удобнее недальновидных, иногда ввернет по видимому и нравственную пьеску, чтобы твердили, трубили про театр, что он пренравоучительная вещь и стоит посещать его не меньше церкви, а то, пожалуй, и больше: потому-де, что в церкви одно и то же, а в театре разнообразие и пьес, и декораций, и костюмов, и действующих лиц»[615].

С великой скорбью указывает наш великий праведник и молитвенник на поразительное невежество современных ему русских людей во всем, что касается их святой Православной веры, и предпочтение театра храму Божию. «Занятые суетою и суетными удовольствиями, — говорит он, — вы не имеете ни времени, ни охоты вникнуть в дух христианской веры, христианского богослужения, и знать уставы церковные, цель праздников Православной Церкви, постов, и в частности, значение каждой Недели Великого поста или исторические воспоминания, соединенные с каждой Неделей. Вы знаете иногда наизусть, какую пьесу играли на театре, из скольких действий или явлений она состоит, какое содержание ее общее и в частностях, а сущности христианских Таинств не знаете, между тем как они достойно приемлющим их доставляют жизнь вечную и неизреченные блага вечной жизни; вы не знаете сущности богослужения Святой Православной Церкви, матери своей, питающей, греющей, очищающей, освящающей и укрепляющей вас в материнских святых недрах своих; вы не знаете содержания и значения ни вечернего, ни утреннего, ни обеденного богослужения и всегдашних песнопений, чтений и обрядов церковных. Оправдывают игру в театре и называют ее полезною и нравоучительною или безвредною, или по меньшей мере меньшим злом в сравнении с пьянством и распутством, и с этою целью стараются заводить повсюду театральные зрелища. Удивительное дело, что христиане не нашли лучшего средства для препровождения драгоценного времени, как театр, и по происхождению своему и по значению сохраняющий доселе характер языческий, идолопоклоннический, характер суетности, пустоты, вообще показывающий в себе полнейшее отражение всех страстей и безобразий мира сего, похоти похоти очей и гордости житейской[616], и лишь редко, редко доблестей сынов отечества, и то, конечно, сынов отечества земного, а не небесного.

Все небесное, святое, носящее печать христианства чуждо театру, если же когда входит на сцену, то как предмет насмешки: самое имя Божие, страшное для всей твари, произносится здесь лишь легкомысленно, иногда со смехом, кощунственно; звания священные, например, монашеское, — это ангельское звание — осмеивается; уважение к начальству, к родителям, к священным лицам подрывается, когда публично осмеиваются некоторые предосудительные действия этих лиц пред лицом всего общества, пред лицом легкомысленной молодежи, даже детей, для которых должны быть священны имена их родителей и начальников. Иногда довольно одного неуважительного или непристойного слова относительно старших, чтобы подорвать к ним должное уважение. Так ли стали христиане легкомысленны, что не находят лучшего средства к провождению драгоценного времени, кроме театра, и из-за него оставляют храм Божий, богослужение и драгоценное праздничное время, данное Богом для поучения в Слове Божием, в спасительных размышлениях и в делах добродетели, безумно расточается на пустые дела, на смехотворство и глупые рукоплескания в театрах. Нет, как хотите, а театр — богомерзкое учреждение. Только вникните в дух его, и вы согласитесь: это — училище безверия, глумления, дерзкой насмешки над всем и — разврат. Горе тому обществу, в котором много театров и которое любит посещать театры. Иногда, правда, театр бывает меньшим злом для любящих злое. Прислушайтесь к мнению народному, к мнению тех, которые посещали театр много раз: они не стесняясь говорят, что театр ведет к разврату. Только слепые, в них же бог века сего ослепи разумы неверных[617], говорят, что театр нравоучителен. Нет, христиане должны неотменно поучаться в законе Божием, читать чаще Евангелие, вникать в богослужение, исполнять заповеди и уставы церковные, читать писания святых отцов, духовные журналы, чтобы проникаться духом христианским и жить по-христиански. Вот — ваши зрелища!»[618].

Замечательно сильно и убедительно обличает отец Иоанн всю ложь так называемых «благотворительных» увеселений, которые в такой моде и теперь у нас за границей. «О нынешних благотворениях. — Ты полною мерою вкушаешь блага земные, подаешь нуждающимся, но себя ласкаешь больше, значит делаешь добрые дела без малейшего самоотвержения. Не велики дела твоих благотворений. А то, что еще есть? Какие благотворения мнимые? С благотворительной целью делают увеселения, то есть прежде всего, хотят намеренно послужить своей греховной плоти, диаволу, а потом уже — ближнему и Богу. Да это, господа, вовсе не благотворение! Одно только имя благотворения носит. Не сотворим злая, да приидут благая[619]. Горе вам, насыщеннии ныне, яко взалчете! Горе вам смеющимся ныне, яко возрыдаете и восплачете!»[620].

«Удивительная болезнь явилась нынче, — говорил отец Иоанн в своей беседе с сопастырями в городе Сарапуле в 1904 году, — это — страсть к развлечениям. Никогда не было такой потребности к развлечениям, как нынче. Это показатель того, что людям нечем стало жить, что они разучились жить серьезной жизнью — трудом на пользу нуждающихся и внутренней духовной жизнью. И начали скучать! И меняют глубину и содержание духовной жизни на развлечения! Какое безумие! Точно дети, лишенные разума! А между тем, развлечения — это уже общественный порок, общественная страсть!»[621]

Глубоко скорбит отец Иоанн и о том, что чтение пустых по содержанию светских книг вытеснило собою в русском обществе душеполезное чтение литературы духовной. «Многие не читают проповедей и духовных книг, — говорит он, — потому, что будто бы они все знают, что там все одно и то же, что они давно знают, между тем как светские книги, в коих именно всегда одна и та же пустейшая житейская суета, читают охотно и перечитывают. О, нечистые мухи, питающиеся мертвечиною!»[622].

Эта духовная пустота отразилась и на домашних разговорах, и на всем времяпрепровождении русских людей: «Как много теряют люди в домашней беседе, для оживления ее, чрез то, что не говорят о Боге! Как одушевился, плодился и разнообразился бы их разговор! У верующих тогда потекли бы реки от чрева их спасительных слов[623]. Сколько такие разговоры доставили бы назидания, успокоительности, истинной сладости! Между тем теперь, не говоря о Боге в домашних кружках, а говоря о суете мирской, скоро истощаются в разговоре, скучают и потом убивают драгоценное время в глупых играх или в танцах. Враг рода человеческого подметил эту слабость в людях заниматься суетными житейскими разговорами и вообще проводить время в суетных забавах; он извлек и извлекает для себя из этой слабости огромную выгоду: завел театры, цирки — истое осуществление суеты, истинное посмеяние над суетою людскою; и безумные между людьми, склонные к суете, к лености и бездействию, охотно посещают эти театры и цирки, не находя для себя лучшего занятия, которое бы доставляло спокойствие и приятность их духу. Суета суетствий — всяческая суета. Бога бойся и заповеди Его храни, яко сие всяк человек»[624].